Вкус «лимона» - Леонид Головня

– Высидит он ее. Вот как женщин берут, учись! Год просидит и возьмет.

– Год! Год не вытерплю.

– Если так забрало, давай думать. – Коля улыбнулся. – Ее хорошо бы испугать чем-то, потом «спасти». Что у вас тут рискованного есть?

– Голливудские деятели страшилки разные понастроили.

– Для детей? На первый случай годится. – Коле самому стало интересно.

– Ты видел?

– Нет. Рассказывали.

Вошел клиент. Кимбл занялся с ним.

Со всех сторон к сидящим в зале бежали динозавры на громадных куриных ногах и откусывали людям головы. Клавдия в первые минуты держалась стойко. Потом тихо ойкала, взвизгивала, хваталась то за Колю, то за Уоррена, но глаз не закрывала и ничуть не боялась. Зрелище было для ее нервной системы вполне приемлемое.

– Нравится? – спросил Коля, шарахаясь от голографического крокодила.

– Наворотили! – восхитилась Клава.

К концу сеанса из темного подвала со скелетами зал вырвался на простор горной местности. Посетители неслись с головокружительной скоростью в вагонетке по рельсам среди бурой травы и камней. Впереди обозначился обрыв. Он приближался неотвратимо, с безумной скоростью. Зал вылетел с рельсов над Большим Каньоном. Некоторое время по инерции планировал. Полет замедлился, и все стали падать вниз в долину, быстрее, быстрее, стремительно…

Кимбл закрыл глаза. Коля схватился за подлокотники. Дно каменной пропасти приблизилось и ушло в полную темноту. Раздались истерические, «предсмертные» вопли людей и удар железа о камни.

Загорелись лампы, освещая улыбающегося Колю, открывающего глаза бледного Кимбла и вцепившуюся в него, оглядывающуюся по сторонам Клавдию. Люди поднимались с мест. Кто улыбался, кто вытирал бумажкой пот, кто осматривал соседа.

– Рехнуться можно! – прошептала Клавдия.

– Вот и напугали, считай, – засмеялся Коля. Пользуясь незнанием спутницей языка, «инструктировал» шефа: – Вцепилась в тебя, значит, доверие оказала. Теперь делай с ней, что задумал.

Все поднялись, Кимбл остался сидеть. Сидел молча. На бледном лице выступил пот.

– Что с тобой? – спросил Коля.

– Я высоты не переношу, – сказал он, выплевывая слюну в платок. – С детства на балкон выше третьего этажа боялся выходить. Повязку на глаза взял, не успел надеть.

– Еще и тебя перепугали в результате!

– Не напугался я. Фобия.

– Идем! Идем. Сейчас отдышишься.

– Не могу я. Ноги ватные, как будто отсидел.

– Что случилось? – спросила Клавдия.

– С ногой у него что-то.

Кимбл виновато озирался.

Подбежал администратор:

– Вызвать врача?

– Не надо. Он больную ногу отсидел, – сказал Коля. Обернулся к шефу, подставил спину. – Хватайся!

Кимбл уцепился за его шею. Коля перехватил руки и потащил Уоррена из павильона, как рюкзак, на загривке.

На улице дул ветер. После душного помещения холодил. Они запахнулись в куртки и шли между шелестящих листвой пальм к автостоянке. Клавдия держала Колю под руку и шла рядом.

– Ворончик, все будет о’кей, – обернулась она к Кимблу, который все еще сидел на Колином загривке.

На стоянке Уоррен пришел в себя, влез на заднее сиденье «Шевроле» самостоятельно.

– Отошел? – спросил Коля.

– Отошел, спасибо! Спешить некуда. Проводим мисс, заедем в мой любимый подвальчик, я сухим вином отопьюсь. Помогает мне.

– Что он говорит? – спросила Клавдия.

– Говорит, что если бы ты за него не ухватилась так крепко, он бы с кресла сполз и мог нос разбить. Руки у тебя красивые.

– Да-а! – Клавдия посмотрела на руки и бросила взгляд на Кимбла. – Были красивые, детские пеленки все унесли. Ему ногу надо дома растереть мазью.

– Что она говорит? – спросил Кимбл.

– Клава говорит, что ты мужественный мужчина, не стонал, не охал, как ребенок, – «перевел» Коля.

Клавдия повернулась с заднего сиденья и кивала в подтверждение Колиных слов.

– Ногу предлагает растереть мазью, – добавил Мавроди.

– Не надо, скажи, – заволновался Кимбл. – Меня белое вино на ноги поставит.

– Ну и дурак! – сказал Коля и перевел Клавдии: – Он говорит, что напиться с горя хочет, так он перед тобой опозорился.

Клавдия заволновалась.

– Совсем не опозорился! С каждым может случиться. – Она достала рукой до головы Кимбла, подтянула к себе и чмокнула в висок. – Не переживай!

– Что она сказала? – нетерпеливо спросил Кимбл.

– Сразу не переведешь, – сказал Коля, подавляя улыбку. – Нежно слово звучит, интимный женский фольклор. Смысл такой, что ты – «лапушка», «душка», «сердечко». Как хочешь фантазируй.

Кимбл разволновался, искал в кармане очки, нашел. Надевать не стал. Смотрел на Клавдию блаженными глазами.

– Клава, – произнес тихо.

Подвальчик, куда привел Кимбл, представлял собой узкую щель от входа до винтовой лестницы. Вдоль стены – стойка бара. В проходе – столик на двоих. Они сели.

– Здесь опрокинуть рюмку и идти, – сказал Коля. – Смешной бизнес!

– Китайские дела, – кивнул Кимбл в строну бармена. – Все не здесь, наверху делается. Главное, вина тут – свежайшие, сейчас оценишь.

Китаец принес кувшин с белым вином, бокалы, ломтики сыра, тарелку ракушек, рыбные палочки и скрученные тосты. Разлил вино по бокалам.

Кимбл поднял бокал и, кивнув Коле, выпил до дна.

– Уф! Еле дождался. Под сердцем комок стоит и стоит. Сейчас отпустит.

Коля сделал несколько глотков. Кислое вино он не любил и оценивать не стал.

– Клавдия старше тебя лет на десять, – сказал между прочим.

Кимбл налил второй бокал, поднял глаза и посмотрел на Колю странным, виноватым взглядом.

– Нет, я ничего не имел в виду, – покачал головой Коля.

Кимбл выпил.

– Отпустило! – Он погладил себя по животу. Глаза у него заблестели, губы растянулись «до ушей». С рыжим ежиком и покрасневшими ушами Кимбл стал похож на чертика, каких рисуют в детских книжках. – Очень хорошо, что старше, – сказал он уверенно, покачиваясь на стуле.

– Почему? – заинтересовался Коля.

– Я женщин старше себя предпочитаю. Оценил раз и навсегда.

– Вот те раз! У тебя комплекс?

Кимбл замотал головой.

– Опыт, – сказал, высасывая ракушку. – Когда жизнь с ноля начинаешь, женщина с опытом уверенность вселяет. Она перебесилась, сама набила шишки и ценит отношения, не отвлекает глупостью. Женщинки с татуировкой и колечками в пупке, они что, для жизни годятся?

– Так ты не бери совсем молодняк. Постарше смотри.

– Постарше они хищными становятся. Мир так устроен. Почему ты не женат?

– Я пытался. Не получилось, – неохотно ответил Коля.

– Измотала, небось, тебя ревностью или ерундой какой. Ни йоту в тебя не вложила. Ни к чему не прислушалась. Как тут к цели дойти? Не хочу я никого воспитывать, нет смысла. Мир жестоко устроен. Я до своих ровесниц не дожил еще. – Кимбл засмеялся и налил третий бокал. – Оставим, у каждого свое. Почему ты не пьешь?

– Не идет белое.

– Давай красное возьми. Мясо закажи. Я оплачу от фирмы как представительские.

– Я за рулем, прости. Сухим не столько напьешься, сколько пахнуть будешь.

Кимбл выпил полбокала, заел рыбкой и оживился.

– На ровеснице я в юности опозорился, – пустился он в откровения. – Да так опозорился, что решил: я – больной. Ночами плакал. Чуть пипиську не оторвал. А мужчиной меня соседка сделала. Волшебная женщина! Джиной звали. Старше меня лет на двадцать. Да, ей тридцать пять, тридцать шесть было. Эта любовь до сих пор мне снится. Она коз держала. Я из Вайоминга сам. Пришла как-то, я один сижу, за пипиську в штанах держусь. Посмотрела на меня. «Что с тобой?» – спрашивает. «Заболел», – говорю. «Чего у тебя, ну-ка?! – Бесцеремонно меня осмотрела. – Почему красный весь?» Я признался. «Зачем ты его тянешь?! Попортишь себя. Он у тебя, как банан, не по возрасту. Пойдем я козьим жиром смажу». Пока мазала… – Кимбл беззвучно прыснул. – Я, Ник, три года к ней бегал. Отец на работу, я – к ней. В зрелой женщине есть что-то такое… Не определишь словами. От них стабильностью чувств веет. Молодежь для меня – как козы. Кожа и тело.

– Ты что-то недопонял в жизни, – сказал Коля и принялся есть, почувствовав голод.

…Коля оторвал глаза от папки с полисами. Клиентов не было. Кимбл сидел над бумагами мрачный.

– Ворончик! – использовал Коля словечко Клавдии, стараясь вывести Кимбла из «мрака». – Благодари судьбу за фобию. Ваши шансы возрастают, сэр!

Уоррен не понял.

– Что имеешь в виду? – серьезно спросил он.

– Тебя пожалели. Ворончик – ласкательное имя. Женщина тебя пожалела. Жалость – начало уважения и любви. Теперь, чтобы загладить свой неверный заход, ты должен выкинуть что-нибудь «для удивления».

– Что «выкинуть»?

– Жизнь, например, свою погубить. Сжечь себя. Не до конца, конечно, – издевался Коля.

– Почему ты все время ерничаешь? – спросил Кимбл с раздражением.

– Ты меня ерундой занял! – Коля неожиданно вскипел. – Время теряем. Когда дело начнем делать?