Благородный воин - Джулия Гарвуд

– Вот почему я никогда не слышала, чтобы ты благодарил или хвалил своих людей… или меня, – нахмурилась Элизабет и, не удержавшись, добавила:

– Ты хвастаешься своей рассудительностью, но в том, что ты только что сказал, я не вижу ни малейшего смысла. Если человек проявляет благодарность и говорит спасибо, это не является доказательством его слабости, – мягко увещевала девушка. – Ведь именно слабые унаследуют землю, – процитировала она по памяти, стараясь подкрепить свои суждения мыслями из Писания.

– Ты перепутала, миледи, – землю унаследуют кроткие, – вскричал барон. – Но я не кроткий и не слабый и не хочу наследовать землю.

– Я не тебя имела в виду, – спохватилась Элизабет. – Просто хотела сказать…

– Ну довольно! Перестань учить тому, о чем сама не имеешь ни малейшего представления. Морочишь мне голову с первого же дня знакомства. Пойми, вся моя жизнь подчинена дисциплине. Дисциплине! Это слово чуждо твоему характеру! Но клянусь, скоро я положу этому конец. Странные поступки, непредсказуемые действия… такие вещи просто опасны. Не окажись я сегодня поблизости, теперь ты скорее всего была бы в лапах у Руперта. Ты это-то хоть понимаешь?

Но прежде чем Элизабет сообразила, что ответить, Джеффри задал новый вопрос:

– И где бы ты была, если бы убили воина, который держал веревку за другой конец?

– Ты хочешь, чтобы я признала, что вела себя глупо? – едва слышно спросила девушка.

– Мне вовсе ни к чему слушать то, что я знаю и так, – оборвал ее барон. – Вот что я скажу тебе, миледи. С Роджером… ты проявила отвагу. А в другом случае, когда поступила предательски… – он покачал головой, – твое поведение непростительно.

В голосе Джеффри не ощущалось ни малейших эмоций, и Элизабет почувствовала себя так, словно ей вынесли приговор. Мысли совершенно затуманилась. Если Джеффри считает ее поведение непростительным, какая же сложится с ним жизнь?

– Я же призналась, что ехала к Руперту, но потом передумала, потому что сочла это предательством по отношению к тебе, – начала она. – Ты это называешь непростительным?

– Да, – кивнул барон. – Ты предала меня тогда, когда покинула Монтрайт.

– Быть может, ты прав, – согласилась девушка. – Но сама я этого не понимала, пока не уехала из дома. А потом повернула обратно и столкнулась с тобой.

– Для меня не имеет значения, когда ты осознала вину. – Голос мужа опять посуровел.

– И в твоем сердце нет места прощению?

Элизабет стало стыдно из-за того, что она причинила любимому человеку боль. Она чувствовала, что Джеффри страдает, хотя никогда бы в этом не признался. Но вместе с тем откуда-то из глубины поднималась злость – неужели мужа нельзя ни в чем убедить?

– Не знаю, – отозвался Джеффри. – Раньше мне не приходилось сталкиваться с таким. Немногие решались меня предавать, и я убил всех, кто оказался мне неверен.

– Что же в таком случае будет с нами? – спросила Элизабет.

Она изо всех сил старалась говорить тем же бесстрастным тоном, что и муж.

– Прошлого не воротишь, – покачал головой барон. – Заруби на носу свои обязанности жены, но больше не спрашивай у меня совета. Твой первый долг… и единственный – родить мне сыновей.

– А тебе не приходило в голову, что я могла бы солгать, когда рассказывала, почему поехала к Руперту, – вконец разозлилась Элизабет. – Обмануть, сказать, что отправилась, только чтобы утешить беднягу.

– Я понял бы ложь, – нахмурился Джеффри.

– Если уж быть совершенно откровенной, я похоронила наш брак. Согласен? – Она вопросительно смотрела на мужа.

– Не знаю. Нужно подумать. Я не действую с такой поспешностью, как ты.

– А пока раздумываешь, – взорвалась Элизабет, – учти еще одну вещь. Ты сказал, что не в состоянии меня простить. А теперь я говорю, что не могу простить тебя. Я отдала тебе всю свою любовь, хотя не надеялась на ответное чувство. Старалась тебя понять, не встречая ни малейшего понимания в ответ. Я призналась, что нарушила клятву верности, но только ради того, чтобы исполнить другую – пусть жестокую и глупую, но данную раньше. Я отдала тебе тело, будущее, сердце и честь, а ты рассуждаешь о долге и дисциплине. Ты отвергаешь все, что во мне есть, и требуешь невозможного. Отныне я запечатаю любовь в сердце и не стану делиться с тобой той радостью, которую она приносит. Не знаю, удастся ли мне перестать тебя любить, но, Бог свидетель, я постараюсь изо всех сил. Ты не заслуживаешь любви, Джеффри, и я буду ежедневно твердить себе об этом в молитве. Если ты все же решишь меня простить, – ее голос сделался насмешливым, – тогда, ради всего того, что ты от меня получил, быть может, прощу тебя и я.

– Будь по-твоему. – Джеффри разозлился не меньше жены. – Дай мне только то, о чем я тебя прошу, и мы будем нормально сосуществовать друг с другом. Во всем, кроме любви и привязанности к детям. Этого мне от тебя не надо.

Небо оказалось милосердным к Элизабет, потому что Джеффри исчез из шатра прежде, чем она успела расплакаться. Ей было бы больно, если бы он видел, как она задета, сломлена. Слезы продемонстрировали бы мужу еще одну ее слабость, недостаток твердости характера. До встречи с Джеффри Элизабет не приходило в голову, насколько много в ней изъянов. Ее учили искать в человеке лучшее и прощать пороки. А мужа, судя по всему, воспитывали совсем по-другому. Найти слабину и напасть – не таков ли его настрой? – спрашивала себя девушка. Но окончательно решить ничего не смогла: слишком была измотана и душевно, и физически. Она стащила с себя промокшую одежду и развесила на веревке у купола шатра. Потом, стараясь избавиться от черных мыслей, завернулась в плащ, скрючилась на соломенном тюфяке и плакала, пока не заснула.

Глава 11

Лагерь был приведен в боевую готовность. Атаку на имение Руперта назначили с первыми лучами солнца. Элизабет решили поместить под надежную охрану из двадцати человек: отправлять ее в Монтрайт до сражения с предателями не оставалось времени.

Каким-то образом бунтари пронюхали о намерениях Джеффри – это доказывало их нападение у озера, – и теперь следовало торопиться. Руперт дураком не был. Дай ему время – и он соберет из недовольных приличное войско и встретит грудью барона.

Взошла луна. Воспользовавшись ее светом, Джеффри, заложив руки за спину, прохаживался вокруг озера и продумывал план атаки. Мелькнула мысль, что о надвигающейся опасности Руперта мог предупредить его собственный сюзерен – человек, равный по могуществу самому Джеффри. Но, не поверив в такую возможность, барон только мотнул головой. Он знал Оуэна из Дэвиса хоть и не близко, но достаточно, чтобы понять, что тот его не предаст. Джеффри посылал к нему гонца, поведал о планах, раскрыл их причины. Оуэн немедленно ответил, что не одобряет действий мятежного вассала, и предлагал людей в помощь Джеффри. Нет, Оуэн предать не мог. Верность ему также дорога, и, не реши барон разобраться с Рупертом, Оуэн пошел бы на него сам.