Мария Федоровна - Юлия Кудрина

Покушение на цесаревича Николая Александровича в 1891 году во время его пребывания в Японии явилось для императорской четы полной неожиданностью. В своих письмах к сыну они сочувствовали ему, приняли его спасение как Божью благодать. Позже, делясь с женой своими воспоминаниями, Александр III назвал спасение сына «великим чудом»: «Завтра знаменательный день в Оцу (город, где произошло покушение. — Ю. К.) год назад! Не знаешь, как благодарить достаточно Господа за Его великое чудо и милость к нам, молитвы наши, конечно, будут завтра общими с тобою, моя душка Минни, а теперь от всего сердца обнимаю и целую тебя…»

Дети относились к своим родителям с большим уважением и почтением и были к ним очень привязаны. В 1891 году с Желтого моря великий князь Николай Александрович писал родителям:

«Когда думаешь о своем доме и о том, что вы в эту минуту делаете, то сердце невольно сжимается при мысли о том громадном пространстве, которое разделяет нас еще. Несколько раз я впадал в безотчетную тоску и проклинал себя за то, что задумал идти в плавание и на такой долгий срок расстаться с вами. Понятно, что эта грусть проходила через некоторое время, но иногда случалось, в особенности вначале, она длилась дня три-четыре подряд…»

19 апреля в письме к отцу Николай восклицал:

«Сегодня вечером я исповедуюсь и хотя поздно это делаю, но прошу тебя, моя дорогой Папа́, простить меня во всем, в чем я перед тобой виноват!!! Благодарю за дорогое письмо». И далее: «Мой милый дорогой Папа́, не знаю, как мне тебя благодарить за твою ангельскую доброту писать ко мне с каждым фельдъегерем, когда я знаю, что у тебя и без того совсем свободной минуты нет. Они меня укрепили духом и заставили смотреть смело и с любовью на трудный путь, четверть которого я уже проехал. Сегодня ровно месяц, что я в нашей дорогой России. Тебе понятна, милый Пап£, та безграничная радость, которую я испытал 11 мая утром, когда „Память Азова“ бросил якорь во Владивостоке. Трудно передать то чувство».

28 октября 1891 года в Ливадии императорская чета торжественно отметила серебряный юбилей — 25-летие своей свадьбы. Из Дании прибыли родители Марии Федоровны, из Англии — сестра, королева Александра с дочерьми Викторией и Мод. «Радостный день, 25-летие свадьбы дорогих Папа́ и Мама́, — записал в своем дневнике цесаревич Николай Александрович, — дай Бог, чтобы они еще много раз праздновали подобный юбилей. Все были оживлены, да и погода поправилась. Утром они получили подарки от семейства: мы, пятеро, подарили Папа́ золотые ширмочки с нашими миниатюрами, а Мама́ — брошку с цифрою! Кроме подарков было поднесено много замечательно красивых образов; самый удачный по-моему — это складень от всех служивших в Аничкове до 1881 г. А. Н. Стюрлер обратился от имени всех с кратким приветствием. Главное, что было приятно в этом торжестве, то, что не было ничего официального, все были в сюртуках, вышло совершенно патриархально! После молебна был завтрак… гуляли у берега моря, день был хороший».

Спасение царской семьи во время крушения императорского поезда на Харьковско-Орловской дороге между станциями Тарановка и Борки 17 октября 1888 года было расценено как Божественный промысел. Погиб 21 человек, 35 были ранены. Среди погибших были командир казачьего конвоя и личный друг императора; императорский подлекарь Чекувер; сильно пострадали Владимир Шереметев и фрейлина Кутузова. Погибла и любимица Александра III — белая сибирская лайка по кличке Камчатка.

Катастрофа под Борками глубоко потрясла Марию Федоровну. По воспоминаниям очевидцев, находившихся с царской семьей во время крушения, крик императрицы «Что с детьми?!» нельзя было забыть.

6 ноября 1888 года Мария Федоровна писала своему брату, греческому королю Георгу I:

«Невозможно представить, что это был за ужасающий момент, когда мы вдруг почувствовали рядом с собой дыхание смерти, но и в тот же момент ощутили величие и силу Господа, когда Он простер над нами Свою благодатную руку…

Это было такое чудесное чувство, которое я никогда не забуду, как и то чувство блаженства, которое я испытала, увидав, наконец, моего любимого Сашу и всех детей целыми и невредимыми, появлявшимися из руин друг за другом.

Действительно, это было как воскрешение из мертвых. В тот момент, когда я поднималась, я никого из них не видела, и такое чувство страха и отчаяния овладело мною, что это трудно передать. Наш вагон был полностью разрушен. Ты, наверное, помнишь последний наш вагон-ресторан, подобный тому, в котором мы вместе ездили в Вильну?

Как раз в тот самый момент, когда мы завтракали, нас было 20 человек, мы почувствовали сильный толчок и сразу за ним второй, после которого все мы оказались на полу и все вокруг нас зашаталось и стало падать и рушиться. Все падало и трещало как в Судный день. В последнюю секунду я видела еще Сашу, который находился напротив меня за узким столом и который затем рухнул вниз вместе с обрушившимся столом. В этот момент я инстинктивно закрыла глаза, чтобы в них не попали осколки стекла и всего того, что сыпалось отовсюду.

Был еще третий толчок и много других прямо под нами, под колесами вагона, которые возникали в результате столкновения с другими вагонами, которые наталкивались на наш вагон и тащили еще дальше. Все грохотало и скрежетало, и потом вдруг воцарилась такая мертвая тишина, как будто в живых никого не осталось.

Все это я помню очень отчетливо. Единственное, чего я не помню, это то, как я поднялась, из какого положения. Я просто ощутила, что стою на ногах, без всякой крыши над головой и никого не вижу, так как крыша свисала вниз как перегородка и не давала никакой возможности ничего видеть вокруг: ни Сашу, ни тех, кто находился на противоположной стороне, так как самый большой вагон оказался вплотную с нашим.

Это был самый ужасный момент в моей жизни, когда, можешь себе представить, я поняла, что я жива, но что около меня нет никого из моих близких. Ах! Это было очень страшно! Единственно кого я увидела, были военный министр и бедный кондуктор, молящий о помощи!

Потом я вдруг увидела мою милую маленькую Ксению, появившуюся из-под крыши немножко поодаль с моей стороны. Затем появился Георгий, который уже с крыши кричал мне: „Миша тоже здесь!“ и, наконец, появился Саша, которого я заключила в мои объятья. Мы находились в таком месте вагона, где стоял стол, но ничего, что раньше стояло в вагоне, не уцелело, все было разрушено. За Сашей появился Ники, и кто-то крикнул мне, что baby целый и невредимый, так что я от всей души и от всего сердца могла поблагодарить Нашего Господа за Его щедрую милость и милосердие, за то, что он сохранил мне всех живыми, не потеряв с их голов ни единого волоса!