Обитатели холмов - Ричард Адамс

Орех подождал, пока Одуванчик, а за ним Соломка заберутся в укрытие, и тоже выскочил на лужайку. За спиной он слышал возню людей возле „храдады“ и уже добежал до кустов, когда темноту рассек луч фонаря и ярко осветил его белый хвостик.

— Гляди-ка, дикий!

— А! Наши-то небось далеко не ушли. Дай фонарь. Надо тут еще посмотреть.

В канаве, под кустом куманики, Орех увидел Одуванчика и Соломку.

— Бегите быстрей, — сказал он» — Люди вот-вот будут здесь.

— По канаве не пройти, Орех, — сказал Одуванчик. — Она засыпана.

Орех принюхался. Дальше, за куманикой, канаву перегородила груда мусора, сорняков и земли. Придется вылезать. А люди уже стоят совсем рядом, и луч фонаря выхватывает из темноты куманичные плети почти над самыми головами. Когда до них оставалось всего несколько ярдов, и от шагов посыпалась со стенок земля, Орех обернулся к Одуванчику.

— Слушай, — сказал он, — я сейчас выскочу и побегу через поле к следующей канаве, так чтобы они меня заметили. Они направят луч на меня. А вы тем временем бегите по лугу к сараю с брюквой. Там спрячетесь и дождетесь меня. Ну, готовы?

Времени на споры не было. И мгновение спустя Орех выскочил прямо под ноги людям и опрометью бросился в поле.

— Вот он!

— Не потеряй! Да держи ты фонарь!

Одуванчик с Соломкой выбрались наверх и побежали по лугу. Орех, освещенный лучом фонаря, уже почти добежал до второй канавы, как вдруг его что-то сильно ударило в заднюю ногу и весь бок обожгло страшной болью. Через секунду до слуха долетел звук выстрела. Кувыркаясь, рухнул он в заросшую крапивой канаву, и на память пришел запах фасолевого поля и вечернее небо. Это был промах — он не заметил, что люди взяли ружье.

Орех полз в крапиве, волоча заднюю ногу. Через несколько минут он попадет в луч фонаря и его поймают. Орех ковылял вдоль стенки канавы и чувствовал, как из раны льет кровь. Неожиданно нос уловил движение воздуха, запах сырости, гнили, и Орех услышал гулкий, отдающийся в пустоте эхом звук. Он оказался рядом с просевшим после дождей пластом земли. Это был ровный холодный тоннель, поуже кроличьего хода, но все же достаточно широкий, чтобы туда пролез кролик. Прижав уши, втянув живот, Орех забрался внутрь влажного коридора, пропахав носом полоску в грязи, и замер, услышав, как сверху затопали башмаки.

— Да не видать, Джон, тут он или нег.

— Должен быть. Вот она, кровь-то, гляди.

— Ну и что. Он, может, уже удрал. Потерял ты его.

— В крапиве он.

— Ну и гляди в крапиве.

— Да нет, нету.

— Не гоняться же за этим паршивцем всю ночь. Надо было своих ловить. И стрелял ты зря. Распугал небось, а теперь иди, поймай. Этого утром подберешь, если не сбежал.

Голоса стихли, но Орех лежал неподвижно в шелестящей прохладе тоннеля. Ему стало все безразлично, и он погрузился в сонное, тупое оцепенение, в котором оставалась лишь судорожная боль. Через некоторое время струйка крови вытекла из тоннеля и закапала по твердой стенке глухой канавы.

В сарае на соломе Шишак прижался к боку Чернички и, услышав в двухстах ярдах звук выстрела, подпрыгнул на месте. С трудом удержавшись, чтобы не кинуться куда глаза глядят, он обернулся к остальным.

— Стоять! — тотчас крикнул он. — И куда это вы собрались, хотел бы я знать? Здесь нор нет.

— Подальше от выстрелов, — откликнулся Черничка, с побелевшими от ужаса глазами.

— Ждать! — приказал, прислушиваясь, Шишак. — Они бегут вниз. Вы что, не слышите?

— Я слышу только двоих, — после короткого молчания отозвался Черничка. — И один из них, кажется, очень устал.

Кролики переглянулись и затаились. Вскоре Шишак вновь поднялся.

— Всем оставаться здесь, — прошипел он. — А я за ними.

Неподалеку от сарая он нашел Одуванчика, который подталкивал выбившуюся из сил и хромавшую Соломку.

— Быстро в сарай, — сказал Шишак — И ради Фрита, где Орех?

— Его убил человек, — ответил Одуванчик.

В соломе их ждали. Одуванчик опередил все расспросы.

— Ореха убили, — сказал он. — Сначала они поймали Лаврика и сунули в клетку. Потом пошли к нам. Мы сидели втроем в перекрытой канаве. И Орех сам выскочил им навстречу, чтобы отвлечь внимание и дать нам время удрать. А мы не заметили у них ружья.

— Ты уверен, что его убили? — спросил Плющик.

— Этого я не видел, но они были почти совсем рядом.

— Надо подождать, — сказал Шишак.

Они ждали долго. Потом Шишак и Черничка осторожно выбрались из сарая. Они отыскали канаву, где были следы башмаков и крови, и вернулись назад.

Ведя трех усталых ручных кроликов, назад они добирались два долгих часа. Все были подавлены и измотаны. Добравшись, наконец, до подножия холма, Шишак приказал Черничке, Дубку и Плющику бежать вперед. Они добрались до леса с первыми лучами солнца и увидели, как кто-то тропится им навстречу. Это был Пятик. Черничка остановился, подождал Плющика и Дубка.

— Пятик, — сказал он. — Плохо дело. Орех…

— Я знаю, — ответил Пятик. — Я уже знаю.

— Откуда тебе знать? — поразился Черничка.

— Я видел, как вы выскочили из травы, — тихо отозвался Пятик. — Позади вас было только четверо — они в крови и хромают. Я подбежал поближе, но там никого больше нет.

Он замолчал, посмотрел вниз, словно все искал глазами окровавленного кролика, исчезнувшего в предрассветных сумерках. Черничка молчал, и Пятик наконец спросил:

— Ты знаешь, как это случилось?

Черничка рассказал, что знал, и Пятик отвернулся и ушел в опустевшую нору. Через некоторое время Шишак привел новичков и велел всем собраться в «Улье». Пятик не вышел.

Новичков приняли мрачно. Даже Колокольчик не нашел ни единого ободряющего словечка. Безутешный Одуванчик думал только о том, что мог бы остановить Ореха, не позволить ему выскочить из канавы. Встреча закончилась в мертвенной тишине, и все с тяжелым сердцем отправились в «силфли».

Тем же утром, позднее, вернулся Падуб. Из трех его спутников целым и невредимым пришел только Серебряный. У Алтейки была ранена мордочка, а Земляничка дрожал и, кажется, заболел от переутомления. Никого они не привели.

26

СОН ПЯТИКА

Это было страшное путешествие. Вслед за шаманом он брел по темным лесам, по высоким отрогам гор… и достиг, наконец, входа под землю. Теперь начиналась самая трудная часть пути. Перед ним разверзлись подземные бездны.

Весь день Пятик пролежал в норе. Снаружи ярко и горячо пылал полдень, Солнце быстро высушило легкий туман и росу на траве, и зяблики замолчали еще рано утром. Воздух дрожал над зелеными далями. На дорожке, которая шла мимо нор, яркие лучи света — бледного, будто ненастоящего — дробились на искорки в невысокой ровной траве. Издалека под слепящим солнцем буковые деревья на обрыве казались огромной, густой, непроницаемой тенью. Из всех звуков сюда доносился лишь треск кузнечиков, а из запахов — аромат чабреца.