Сгоравшие заживо. Хроники дальних бомбардировщиков. - Иван Черных

Александр пожал плечами, а сердце наполнилось тревогой — что-то с Ириной. Не зря Петровский и в прошлый раз дотошно расспрашивал обо всем. Александр скрыл только одно — о зеленой и красной ракетах Ирины, предназначенных только для него, которые невольно наводили на мысль о их давнем знакомстве. А открыть это — равносильно назвать свою подлинную фамилию.

— Что же вы молчите? — Петровский не сводил глаз.

— Я написал обо всем, — ответил равнодушно Александр.

— Вы помните тот полет?

— Разумеется. Наш предпоследний полет.

— Во сколько вы тогда вернулись с задания?

— В пять сорок две.

— Во сколько вышли на цель?

Тогда он задавал эти же вопросы и в той же последовательности. Александр помнил и свои ответы.

— В час тридцать, как и было задано.

— Опознавательные знаки цели?

— Костры буквой «Т».

— Что еще наблюдали?

— Ничего. Ночь была темная и тихая.

— Во сколько произвели выбрасывание?

— В час тридцать четыре.

— Отошли от цели?

— Сразу. Сделали небольшой кружок — Александру и в этот раз не хотелось говорить о красной и зеленой ракетах, а Петровский еще сильнее напряг глаза, даже прищурился.

— Стрельбу, взрывы не заметили?

В вопросе чувствуется подвох. Значит, кое-что ему известно. Но что?

— Нет, — ответил Александр. — Все было в порядке. Девушка даже квитанцию нам передала.

— Что еще за квитанция? — подался вперед капитан.

— Красная и зеленая ракеты.

— Почему об этом в прошлый раз не сообщили?

— Ну… это сугубо личное. Мы перед полетом договорились.

— Вы разговаривали с девушкой?

— Немного. Во время налета.

— О чем?

— Собственно, ни о чем. Покурили, пошутили.

— Конкретнее?

— Девушка приглашала прилетать к ней в гости.

— Вы знакомы с ней?

— Мне было поручено проводить с девушками занятия. — Александр выдержал пристальный взгляд оперуполномоченного.

Капитан неудовлетворенно хмыкнул, откинулся на спинку стула. Взял и протянул несколько листов чистой бумаги:

— Идите на улицу, найдите укромное местечко и опишите все подробно.

— Я уже писал, — недовольно поднялся Александр.

— Еще раз, — твердо подчеркнул капитан. — Более подробно. И про личную квитанцию не забудьте. А теперь попросите сержанта.

Агеев, чувствовалось, истомился весь от неизвестности и обеспокоенности. Спросил полушепотом:

— Чего ему?

— Иди, он объяснит, — кивнул Александр на дверь. Вокруг штаба — ни души. Скорее это уже не штаб, а заброшенная хатенка: все документы и мебель вывезены, командиры с начальниками уехали. Вот только капитан Петровский никак не закончит свои дела…

Александр отыскал чурбак, сел на него и, положив листы на планшет, задумался. Что случилось с Ириной? Неужели она попала в лапы фашистов? Петровского, судя по разговору, волнуют эти сигналы. А что, если после них на партизан напали немцы и Петровский заподозрил измену? «Вы разговаривали с девушкой?» Будто наш разговор имеет какое-то отношение к случившемуся…

Его раздумья прервал сигнал остановившейся невдалеке грузовой машины, в кузове которой находились девушки-солдаты и шестеро бойцов с карабинами и ШКАСом на самодельной подставке для отражения налетов вражеских самолетов. Из кузова выпрыгнула Рита и бросилась к Александру. На глазах ее блестели слезы. Поцеловала его троекратно в губы и, обдавая горячим дыханием, шепнула:

— Петровский ночью вернулся из Краснодара. Звонил начальнику, я дежурила на коммутаторе. Сказал, что побывал и в школе и что все оказалось, как он и предполагал. Думаю, это о тебе. — Слезы полились у нее из глаз.

— Успокойся. — Он прижал ладони к ее щекам. — Это еще ни о чем не говорит. Ты же знаешь, я ни в чем не виноват, поэтому ты зря волнуешься. Поезжай.

— Береги себя. — Она еще раз поцеловала его и, вытирая на ходу глаза, побежала к машине.

«Так вот почему Петровский потребовал новое объяснение, — мелькнула у него догадка. — Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Жаль, очень жаль…»

Агеев вышел от Петровского с красным и мокрым от пота лицом, будто в парной побывал, выдохнул из груди воздух и сказал облегченно:

— Капитан велел на самолет идти. Сказал, что сейчас подойдет туда.

Александр ничего не понимал.

— А объяснительную?

Агеев пожал плечами.

— Он про твою знакомую пытал: о чем вы говорили, часто ли встречались. Будто на курорте тут… Я ему так и сказал. Еще о Серебряном спрашивал, почему мы в госпиталь его отправили. — Сержант внезапно замолчал: с аэродрома донесся рев моторов. — Никак наш?

— Похоже. Идем.

Агеев повеселел.

— Какой-то чокнутый наш опер. Что мы — враги штурману… или той девушке? — Сержант достал из кармана комбинезона кусок хлеба с салом, разделил пополам и протянул лейтенанту. Аппетитно стал жевать. — Никогда не едал такого вкусного хлеба и сала.

А у Александра, несмотря на то что в ужин он почти ничего не ел и не завтракал, кусок не лез в горло. Почему Петровский послал их на самолет, не стал ждать объяснительной? Что он задумал?

Откуда-то сверху донесся гул самолета. Александр и Агеев подняли головы — над аэродромом снова кружил «фокке-вульф». И ни одного выстрела зениток — все снялись со своих мест.

— Наш самолет, наверное, увидел, — высказал предположение сержант.

— Возможно, — согласился Александр.

— Как бы на взлете он нас не шандарахнул!

— Если взлетим, не шандарахнет.

Моторы на их бомбардировщике действительно работали. Впереди стоял техник и махал рукой: быстрее, быстрее!

Летчик и воздушный стрелок прибавили шагу.

Бомбардировщик стоял уже не на козлах, а на толстенных березовых протезах, подрагивающих от рокота моторов. Сбоку расхаживал заместитель командира полка по политической части майор Казаринов в летном обмундировании с планшетом через плечо.

— Где вы застряли? — недовольно спросил майор у Александра, стараясь перекричать шум моторов. — Минут десять уже молотят, — кивнул он на винты. — Быстро в кабину и по газам. Я колодки уберу.

Техник с механиком начали быстро сворачивать инструмент.

Александр поднялся на крыло, заглянул в пилотскую кабину и ахнул: приборная доска зияла пустыми глазницами — ни указателя скорости, ни высотомера, ни вариометра, ни авиагоризонта. Даже лобовое стекло снято. Те, кто улетал рано утром, посчитали, что судьба этого бомбардировщика предрешена, и раскурочили его до основания. Оставили только «пионер» — указатель поворота и скольжения, компас да термопару — прибор температуры головок цилиндров. На последнем взгляд задержался, и у Александра, кажется, зашевелились на голове волосы: стрелки термопар обоих моторов отклонились вправо до упора; значит, температура головок цилиндров выше 300°, а положено не более 140. Значит, моторы вот-вот заклинит. Взлетать нельзя ни в коем случае. Надо немедленно их выключить, дать им остыть, а уж потом готовиться к взлету.