Сестрички с Севера - Шэн Кэи

– Сыцзян, когда выпишешься из больницы, тогда придумаем, как поступить. Получим компенсацию и объяснения, – тихо, но решительно сказал Очкарик и вроде как даже потряс кулаком.

Ли Сыцзян покивала, передавая Очкарику все бразды правления, словно он уже стал главой семьи.

Часть тринадцатая

ЗАСТИГНУТЫЕ ВРАСПЛОХ

Юй Юцин, эта бабенка, любила находиться в центре внимания. По случаю своего дня рождения она закатила масштабную вечеринку в зале для караоке, который примыкал к больничному конференц-залу, и пригласила врачей и своих друзей отпраздновать ее двадцатипятилетие и оторваться от души. Зал для караоке был очень большим, а посередине еще имелась приличных размеров танцплощадка. Врачихи постарше образцово-показательно сделали круг на танцполе, а потом заторопились домой заботиться о мужьях и воспитывать детей, а оставшаяся молодежь продолжила есть, пить и гудеть. В тот вечер Юй Юцин тщательно привела себя в порядок: вымыла голову, высушила волосы, выстригла длинные виски по последней моде и выглядела очаровательно.

Изначально Цянь Сяохун не собиралась идти на эту вечеринку, очень долго сомневалась, стоит ли, но Юй Юцин настойчиво звала, так что пришлось зайти поздравить. Когда она нерешительно вошла, Юй Юцин, одетая в белое платье, словно бабочка, горделиво порхала по танцполу. Цянь Сяохун села, очистила банан, выпила глоток чаю, вытащила из кармана губную помаду в подарочной упаковке, чтобы, когда Юй Юцин покончит с танцами, вручить ей. Юй Юцин обнимал и кружил Сяо Юань, они танцевали вальс-бостон: сначала Юй Юцин вращалась в сторону подмышки Сяо Юаня, а потом в другую, снова и снова, разматываясь, как скрученная веревка, а Сяо Юань осторожно перемещал ее тело, как будто нес в руках цыпленка. Заметив Цянь Сяохун, Юй Юцин бросила Сяо Юаня и поспешила к ней:

– А-Хун, ты почему так поздно?!

– Юцин, с днем рождения! Меня кое-какие дела задержали. Вот тебе маленький подарочек – губная помада, – с этими словами Цянь Сяохун вручила имениннице красивый сверток.

– Еще и на подарки потратилась! Вот, скушай яблочко! – Юй Юцин взяла подарок и вежливо поблагодарила. – Давай танцевать!

Юй Юцин обращалась к Цянь Сяохун, а сама махала рукой парням. Когда белый луч прожектора, освещавшего танцпол, скользнул по лицу Юй Юцин, Цянь Сяохун внезапно увидела две небольшие зеленые бусинки. Цвет в темноте определить было сложно, но размер и форма были точь-в-точь как у сережек Чжу Лие, и в памяти Цянь Сяохун тут же всплыло лицо Чжу Лие и те самые украшения.

– Ой, Юцин, какие красивые сережки. Мне так нравятся! – Она остановила Юй Юцин, чтобы рассмотреть ее уши, а заодно пощупать сережки.

Свет снова коснулся лица Юй Юцин, и Цянь Сяохун могла теперь почти с уверенностью утверждать, что сережки зеленые.

– Мне тоже нравятся! – Юй Юцин радостно рассмеялась.

– А где купила? Я себе тоже хочу такие! – беспечно произнесла Цянь Сяохун.

Юй Юцин сладко улыбнулась, и тут кто-то из мужчин увел ее на танцпол. Цянь Сяохун не спеша села. Сердце ухало в груди, девушку будоражила тайна, а еще сильнее переполнял ужас, словно внезапно на вечеринке появилась покойная Чжу Лие. Волоски на теле встали дыбом, кожа заледенела, как будто к ней прикоснулся покойник. Цянь Сяохун внезапно пробила дрожь, и коллега, который пригласил ее танцевать, участливо спросил:

– Тебе холодно?

Цянь Сяохун покачала головой, она была поглощена своими мыслями, а потом заметила, как Ся Цзифэн пробирается между столами и стульями на выход.

Цянь Сяохун проворочалась полчаса и в конце концов все-таки задремала. Внезапно девушке показалось, что кто-то медленно сжимает ее грудь, а потом облизывает раз за разом влажным языком. Только она разомлела, как язык превратился в пару мужских рук, которые яростно мяли грудь, пальцы были твердыми, как сухие ветки. Цянь Сяохун стало больно, она в гневе разразилась бранью и тут вдруг проснулась, услышав обрывок собственной фразы: «…да пошел ты!»

Цянь Сяохун встала с кровати, поленилась зажигать электричество и при свете из окна, шаркая ногами в шлепанцах, побрела в туалет пописать. Журчание смыло всю сонливость. Она встала, потерла глаза, зевнула и вернулась в постель, ощущая, что ночная рубашка стала ей мала и буквально трещит по швам. Оказалось, что ночная рубашка на бретельках жмет в груди, материал натянулся, как барабан. Цянь Сяохун сунула руку под одежду, стало немного больно, лучше уж голой. Грудь, вырвавшись на свободу, несколько раз подпрыгнула, словно мячики, ударившиеся об землю. Цянь Сяохун обеими руками медленно ощупала себя и поняла, что грудь сильно увеличилась в размерах. Она снова изучила свое тело, но никаких уплотнений не обнаружила, грудь была мягкой. Девушка решила, что, возможно, все дело в овуляции, не стала принимать случившееся всерьез и пошла спать дальше.

Когда на следующее утро Цянь Сяохун надевала бюстгальтер, то поняла, что грудь выросла и не помещается в лифчик, выпирая со всех сторон, словно кусок сала, и с ней никак не справиться. Цянь Сяохун разделась и тупо уставилась на свое богатство, которое столько лет было с ней, не понимая, почему в этот раз во время овуляции произошли такие сильные изменения. Она снова села и внимательно изучила обе груди. Кожа была белоснежной, виднелись тонкие голубые сосуды, которые вздулись сильнее обычного и напоминали дождевых червей, а соски казались краснее, чем были, и выпирали вперед, как при возбуждении. Грудь напоминала не до конца надутый воздушный шарик, ей было еще куда расти. Цянь Сяохун взвесила груди на ладони: вроде ничего странного, грудь как грудь.

Цянь Сяохун отшвырнула лифчик в сторону и выбрала одежду свободного покроя. Она и подумать не могла, что с этой минуты ее грудь могла существовать только без лифчика. Сегодня она шла медленнее, чтобы две «подружки» под одеждой не раскачивались слишком сильно. Цянь Сяохун ощущала себя, как недавно родившая женщина, у которой пришло молоко, но у нее не было ни детей, ни млечного сока, а грудь могла сдуться разве что под взглядами прохожих.

– Ого, ты теперь даже лифчик не носишь? Это модно! – Юй Юцин не с первого взгляда поняла, что сегодня Цянь Сяохун без бюстгальтера, но не преминула сообщить об этом.

В этот момент Цянь Сяохун передавала Юй Юцин две плошки с рисом, и ее грудь передвигалась вместе с телом, качнувшись круговыми движениями сначала в одну сторону, потом в другую, словно шарики в игровой рулетке. Цянь Сяохун усмехнулась, потом быстро положила себе порцию и присела за стол к Юй Юцин.

– Где ты купила сережки? Очень мне понравились! – Она рассмотрела, что сережки светло-зеленого цвета, и теперь уже не сомневалась, что это сережки Чжу Лие.

– Любовник подарил. Такие не купишь! – Снова ее заносчивость взяла верх.

– Какой из любовников? Я смогу догадаться? – натянуто улыбнулась Цянь Сяохун, отхлебывая суп.

– Нет, ни за что не угадаешь! – Юй Юцин задрала нос. После дня рождения она так и не поменяла прическу, наверное, и голову-то не помыла.

– Дай мне три попытки.

– Откуда ты знаешь, что у меня три любовника?

– Не, я не в том смысле. Я знаю только Сяо Юаня, правильно?

– Угадывай. Если не догадаешься, то съешь еще четыре ляна109 риса.

– Ся Цзифэн?

– С какого перепугу?! – Юй Юцин остолбенела, но тут же суровым голосом отвергла эту версию.

– Тогда Сяо Юань? – слабо улыбнулась Цянь Сяохун.

– И снова нет! Еще одна попытка.

– Значит, все-таки Ся Цзифэн?

Юй Юцин закашлялась, подавившись перцем, при этом залилась краской до корней волос, а из глаз полились слезы.

Когда закончилась кампания, руководство не стало отправлять Цянь Сяохун обратно в отдел пропаганды, больница вроде как забыла об этом деле. Цянь Сяохун выждала несколько дней, но вместо этого дождалась телеграммы от старшей сестры: «Папа погиб. Приезжай».

Цянь Сяохун ощутила, как перед глазами все поплыло. Она тут же взяла отгул на неделю, чтобы поехать на похороны. С вокзала позвонила Ляо Чжэнху и рассказала, что в больнице одна из сотрудниц носит точь-в-точь такие же сережки, как у Чжу Лие. Поскольку Чжу Лие сережки достались по наследству, таких точно не купишь, то, может быть, это зацепка. Ляо Чжэнху оживился, пообещал проверить, если окажется, что это и впрямь сережки Чжу Лие, то это очень важно.

– Я сейчас на вокзале в Гуанчжоу. Папа умер. Еду домой, – договорила Цянь Сяохун, тут же бросила трубку и закусила губу, сдерживая подступившие к горлу рыдания, после чего спокойно двинулась через толпу.

Сестра рассказала, что папу задавила насмерть какая-то штуковина, упавшая на стройплощадке, по дороге в больницу он перестал дышать. Сестра говорила, но ее покрасневшие от слез глаза буравили грудь Цянь Сяохун.

– Что это с ними?

Она тоже заметила, что грудь Сяохун выросла до необычных размеров.

– Я не знаю. Такое впечатление, что с каждым днем грудь становится все больше, но ничего не болит, вообще никаких ощущений.