Черненко - Виктор Прибытков

Взаимосвязь деятельности этих двух лидеров налицо, и искусственно отделять политическую платформу одного от политики другого было бы неверно. Оба генсека пусть в разной, — хотя, откровенно скажем, в обоих случаях и незначительной, — степени, но успели только провести ряд подготовительных мер, давших толчок к неминуемому процессу перемен. Оба они сталкивались по существу с одинаковыми проблемами: у них было ограниченное временное пространство для серьезного экономического маневрирования и социальных экспериментов.

Можно сказать, что в решении принципиальных вопросов экономики и политики схожесть ситуации определяла схожесть шагов Андропова и Черненко на высшем посту в КПСС. Не трудно выделить и главные направления деятельности двух политиков, объединявшие их. Это прежде всего курс на всестороннее совершенствование построенного в стране социализма, сохранение его завоеваний. И одному, и другому свойственны: понимание необходимости осуществления мер по укреплению дисциплины, законности и порядка; попытки нацелить производство, в том числе и тяжелую промышленность, на повышение благосостояния народа; стремление преодолеть увеличивавшийся разрыв между научно-техническими достижениями и реальным производством. В правильности постановки таких стратегических задач трудно усомниться.

Но были между ними и существенные различия — это касалось главным образом рычагов, которые, по их мнению, должны были сдвинуть с места решение наболевших вопросов. Андропов с первых своих шагов явно опирался на службы госбезопасности, которые были ему близки и конечно же управляемы им. Черненко опирался на партийные органы, в первую очередь аппарат ЦК КПСС.

Определяя приоритеты в политике партии — развитие экономики, укрепление обороноспособности, совершенствование планирования, — Черненко, так же как и Андропов, искал поддержки и популярности в массах. Надо думать, не случайными были его неоднократные заявления, что постоянной заботой партии, ее целью будет «подъем благосостояния трудящихся», что она будет «последовательно укреплять связь с массами», «улучшать не только хозяйственную работу, но и воспитательную». Эти принципиальные позиции генсека публиковались в партийной печати под рубрикой «В Политбюро ЦК КПСС». Рубрика эта, введенная по инициативе Черненко, виделась ему как средство улучшения информирования масс о том, что делается на «верху», и развития партийной демократии; она как бы сопровождала весь период его пребывания на посту генерального секретаря.

В феврале 1984 года, очертив контуры стоящих перед страной проблем на заседании Политбюро, Черненко буквально через несколько дней развернул свои мысли на представительной встрече с работниками аппарата ЦК партии. Он, во-первых, предупредил участников совещания в ЦК, что не стоит рассчитывать на возвращение к старым временам, которые отличались благодушием, спокойствием и инертностью. Во-вторых, Константин Устинович высказал свое намерение проводить в жизнь самостоятельный политический курс, улучшать стиль и методы управления, совершенствовать организацию производства, развивать экономику. Обращаясь к работникам ЦК, он призвал их «работать так, чтобы обеспечить не только выполнение, но и перевыполнение заданий, установленных на 1984 год». При этом Черненко заметил, что намеченные им действия — не его личная инициатива, а «решение, выработанное коллективно».

В конце апреля 1984 года состоялась встреча Черненко с представителями трудового коллектива Московского металлургического завода «Серп и Молот». Здесь он, прямо скажем, пошел по пути Андропова, который в свое время встречался с рабочими Московского станкостроительного завода имени С. Орджоникидзе. Напомним, что тогда такая встреча получила определенный положительный резонанс в обществе и послужила росту популярности генсека. Но прошел год, и выдвинутые Андроповым на встрече с коллективом завода конкретные предложения по совершенствованию производства, усилению стимулирования труда, поощрению технического прогресса сначала «зависли в воздухе», а потом и вовсе забылись.

Надо сказать, что и для нового генсека встреча с рабочими была организована фактически по тому же сценарию. Была лишь некоторая (но не принципиальная) разница между отдельными идеями и предложениями, высказанными на ней Черненко, и теми, которые «озвучивал» раньше Андропов. Так, в ходе этой встречи Константин Устинович говорил о необходимости интенсивного развития экономики: «Запасы у нас действительно немалые. Но они, как известно, природой не возобновляются». Он также высказался за бригадную организацию труда. «Эта форма стимулирования труда, — как отметил генсек, — получила путевку в жизнь».

Во время встречи с металлургами Черненко выдвинул идею перехода на прогрессивную оплату труда и подчеркнул, что не следует ждать итогов эксперимента, который проводил тогда Государственный комитет по труду и социальным вопросам, а насаждать и внедрять его в жизнь «там, где имеются условия».

Говорил Черненко и о трудностях в развитии производства, о сложностях, с которыми сталкивалась советская экономика на переломе семидесятых-восьмидесятых, выразил возмущение нерадивостью и беспечностью руководителей. Призывал он также «выйти на новые рубежи» путем высокопроизводительного труда и увеличения хозяйственной заинтересованности, соблюдения справедливости в системе вознаграждения за труд.

Несмотря, казалось бы, на актуальность выдвинутых задач, эта речь Черненко тоже довольно быстро забылась и многие высказанные в ней предложения не получили в дальнейшем воплощения в конкретные дела.

А вот его задумки и шаги по реорганизации системы народного образования имели довольно далекоидущие последствия, которые положительно сказались на постановке всего школьного дела.

Это была давнишняя мечта Черненко, его проект. Он вынашивал его долгие годы, еще при Брежневе, а затем и при Андропове, когда возглавил комиссию Политбюро по подготовке предложений по проведению школьной реформы.

Такое внимание Черненко к этим вопросам, на мой взгляд, имеет свое объяснение. Трепетное отношение к проблемам народного образования исходило из глубины души Константина Устиновича, в которой не гасло чувство благодарности советской власти, открывшей ему, простому деревенскому пареньку, широкую дорогу в жизнь. Не раз вспоминал он добрым словом школу крестьянской молодежи, которую окончил в двадцатые годы. Она стала для него стартовой площадкой, дала ему возможность продолжить образование в дальнейшем.

Не случайно в одной из своих публикаций он писал, что гордится одним из завоеваний нашей революции — тем, что советский народ стал самым образованным народом в мире. Приводил цифры: в царской России почти три четверти населения в возрасте 9—49 лет не умели ни читать, ни писать. Это была катастрофически низкая степень неграмотности, и другой такой страны к тому времени в Европе не было. Партия сразу же после революции выдвинула задачу — как можно быстрее ликвидировать неграмотность.