Русская война 1854. Книга вторая - Антон Дмитриевич Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первой была Анна Алексеевна. Сначала на нее надели красную ленту с серебряной каймой, потом сам крест с бантом. На этот раз я сам сумел разглядеть латинские буквы и даже расшифровал их без посторонней помощи. D. S. F. R. Domine, Salve Fae Regnum. Кажется, это было начало какого-то псалма: Господь, радуйся своему царству. И тут же на ордене шла расшифровка скрытого в этой фразе смысла. За любовь и Отечество.
Хорошие слова.
Тем временем очередь продолжала двигаться. Липранди досталось новое звание генерал-майора. Митьку все-таки награди за потопленный «Родней» и тоже повысили: пусть только до хорунжего, но все же. Тут ведь главное начать, а потом доберется до 8 чина — и все, уже потомственное дворянство.
— Григорий Дмитриевич Щербачев, — адъютант Николая Николаевича назвал мое имя, и теперь уже я сам поспешил выйти вперед.
А я ведь волнуюсь. Вроде бы не за деньги, не за звания и награды сражаюсь, а все равно. Хочется, чтобы оценили, чтобы признали, чтобы все заметили и все увидели. Чтобы все было не зря. Как воплощение высшей справедливости.
Глава 22
Краснею. Думал, что разучился еще в будущем, но нет — видимо, с новым телом достались какие-то неповрежденные и крайне важные для этого дела железы.
— За храбрость и личный пример в сражении при Альме награждается Анной 4-й степени, — ко мне подошел Михаил Николаевич и лично с улыбкой надел на плечо красную ленту с желтой каймой.
Я уже видел, как награждали этим орденом. Первому классу лента на плечо, второму на шею, третьему и выше — тоже на плечо, но поуже. Могли и без всего вручить, просто крест, но в случае награждения детьми Николая, кажется, решили не экономить. Так вот этот крест, как у князя Вяземского или теперь у меня, полагалось крепить на рукоять сабли или шпаги в виде почти незаметного со стороны красного помпона-клюквы. Память о том времени, когда Павел, еще не став царем, тайно выдавал этот орден тем, кто отличился лично перед ним.
— Чтобы вам, Григорий Дмитриевич, не пришлось думать, как самому крепить Анну на шпагу, позвольте продолжить, — Михаил улыбнулся. — За проявленные дополнительные усилия при выполнении задачи по штурму укреплений в Карантинной бухте, за проявленные особые умения и познания при обороне Севастополя во время штурма 5 октября 1854 года капитан Щербачев награждается орденом святого Георгия 4-й степени и золотой шпагой с надписью «За храбрость».
На меня надели еще одну ленту, настоящий орден, а потом я с волнением принял протянутое мне оружие. Без бриллиантов, которые были бы положены на моем месте генералу или адмиралу, но рукоять из настоящего золота. Не деньги-компенсация, как будет при Александре II, и не позолота, как в веке двадцатом. Откуда-то из глубин памяти всплыли цифры. 241 награжденный таким оружием за войну 1812 года, и теперь я тоже стою в ряду этих героев.
— Служите, капитан, — великий князь нагнулся, чтобы его слышал только я. — Ваш подвиг у Балаклавы будет учтен, и я… так уж получилось, знаю о вашем уговоре с Александром Сергеевичем. Надеюсь, уже скоро я смогу наградить вас еще одним Георгием.
А ведь третий Георгий капитанам уже не положен. Значит, Михаил с Николаем полностью поддерживают нашу сделку. Вот и хорошо! С такой мохнатой лапой я точно смогу многого добиться.
* * *
После всех награждений и разговоров я все-таки смог собрать свой штаб, и мы взялись за подготовку будущей операции. В одной из землянок у четвертого бастиона как раз для подобных случаев был подготовлен круглый стол и собраны все зарисованные во время полетов карты.
— Штурмовики гоняют друг друга на полигоне через день, — первым взял слово получивший повышение до прапорщика Игнатьев. — В другие дни они на передовой, но тоже гоняют… Уже француза. Так что, ваше благородие, вы нам только дайте добраться до позиций противника, и уж мы не подведем.
— А дирижабль? Не успеем сделать? — с надеждой спросил Степан. Ему повышение не дали, зато под казачьей буркой теперь красовался эмалированный белый крест. — Там же совсем немного осталось! Если поднажать…
Я только покачал головой. Отправлять в бой непроверенную летающую махину, когда любая мелочь может угробить целый месяц затраченных на нее усилий — нет уж. Ее время еще придет.
— Жалко, что рельсы до врага не проложить, — вздохнул Руднев, который страстно мечтал опробовать свою новую орудийную платформу в деле.
— Подождите, кажется, мы спешим, — придержал всех Ильинский. — Григорий Дмитриевич, может, сначала вы нам расскажете общий план, нашу там роль, отведенную генералами? И уже в ее рамках подумаем, как можно сделать хоть немного больше.
Все-таки не зря Дмитрий Васильевич получил в свое время капитана, сразу подумал об остальных. Ну, а я воспользовался моментом и довел до народа диспозицию. Частично опираясь на то, что мне на самом деле успели рассказать Соймонов и Меншиков, а частично на свои собственные воспоминания из будущего.
— Для начала — география. Мы атакуем на узком участке между Килен-балкой и Черной речкой. Ширина плато в месте атаки — метров семьсот, не больше.
— Триста пятьдесят саженей, — перевел меня Ильинский.
Я благодарно кивнул и продолжил:
— С других сторон английские позиции окружают обрывы — подвести нормально крупные силы очень непросто, и это сложность для нас. С другой стороны, враг верит, что мы не ударим в таком месте. А если и ударим, то не сможем подвести достаточно сил, чтобы проломить его оборону.
— Так зачем мы туда лезем? — выдохнул Лесовский.
— Потому что это возможно. Просто нужно подводить войска постепенно. Тогда все части успеют пройти через бутылочное горлышко, развернуться, и уже врагу придется атаковать нас снизу вверх.
— А еще в случае успеха за нами будет полностью вся Воронцовская дорога, — задумался Ильинский. — Это и нам поможет упростить поставки, и англичан с французами прижмет к морю.
— Именно, — кивнул я и продолжил. —
