100 великих загадок природы - Николай Непомнящий

Жители Меланезии или Полинезии в науках не очень сведущи, но им и так ясно, что если не будет рифов — не будет и жизни им самим. Кораллы кормят их издавна. Слыша об опасности, угрожающей рифам, власти громадной Австралии тревожатся. Ежегодно туристы, приезжающие посмотреть на красоты Большого Барьерного рифа, приносят в казну этой страны около полутора миллиардов долларов. Конечно, любители солнца, воздуха и пальм по-прежнему будут съезжаться на Антигуа или Багамы, не замечая, что коралловых рифов давно уже нет, — как не замечают туристы, что Европа, прежде изобиловавшая лесами, постепенно превращается в один огромный мегаполис, где главным видом почвы становится асфальт. Зато аквалангисты и поклонники подводной фотографии, увозящие домой снимки коралловых лесов, уже не захотят отдыхать там, где прибрежный мир поблек и осиротел, лишившись этих фантастических зарослей — нерукотворных садов Гесперид.

Коралловые рифы так же хрупки, как стеклянные витрины. По беспечности или равнодушию люди оставляют в них бреши: там в море сброшены ядовитые сточные воды, там, добывая известняк, вынули целую стену кораллов, там, тараня все на пути, случайно промчался корабль… По оценке ученых, пройдет примерно полвека, прежде чем края оставленных ран сойдутся, природа залатает эти дыры.

Процесс этот можно ускорить, считает д-р Эндрю Хейвард. Многие виды кораллов размножаются лишь раз в год, весной, в полнолуние. В течение нескольких дней море возле рифа бывает покрыто обильной слизистой массой. Затем крохотные личинки опускаются на дно, образуя новую колонию или же срастаясь с родительской общиной.

Если их перенести туда, где их молодая жизнь особенно требуется, — туда, где заживляются раны, нанесенные рифу, — то процесс восстановления рифа пойдет быстрее.

Чтобы собрать молодняк, достаточно взять ведро и бросить его в воду. Труднее оказалось вырастить личинки, ведь они резко реагируют на любые изменения. Все же Хейвард добился того, что в его питомнике вызревают пять-десять процентов добытых им коралловых эмбрионов.

Теперь их можно «высевать» в любом месте.

Чаще всего Хейвард переселял их через неделю после оплодотворения. Он выстроил искусственный риф из кирпичей и с помощью шланга перекачивал туда воду, в которой плавали личинки полипов. Вода омывала пористые кирпичи, сброшенные в кучу. Их горка изобиловала полостями, пустотами и напоминала естественный подводный рельеф. Чтобы течение не смыло хлипкие личинки, ученый огородил свой риф сеткой с очень мелкими ячеями.

Вскоре он убедился, что полипы, собранные (или согнанные) им в кучу, селились в десятки, а то и сотни раз плотнее, чем на соседних рифах, откуда он перевез их. Первый эксперимент, проведенный им в 1997 году, принес успех. Год спустя он повторил его — с тем же результатом.

Повторять это можно сколько угодно — в любой части Океана, где крохотным полипам грозит опасность, где надо восстановить их порушенную колонию. Кораллы вернутся, если им помочь.

Впрочем, профессор Гарвардского университета Том Горо сомневается в том, что, следуя опыту Хейварда, можно спасти кораллы от новой глобальной угрозы, убивающей их в любых морях, у любых берегов, — от «тепловой смерти». Эти дыры не залатаешь ничем.

Кроме того, в своих опытах Хейвард отступал от «грязной действительности». Его планулы приживались к вычищенным до блеска кирпичам. Каково-то им будет, когда они попадут на известковый каркас, залепленный водорослями и илом? Эта грязь, наверное, будет их отторгать.

Сам Горо больше надеется на другой метод, который придумал немецкий архитектор — профессор Вольф Хильберц, — метод, уже с успехом опробованный во многих тропических морях. Вместо того, чтобы посыпать планулами старые, изъеденные временем рифы, надо выстраивать новые подводные остовы, приращивая к ним жизнь.

Планируя свои искусственные коралловые леса, профессор Хильберц учел электрохимические свойства морской воды и характер растворенных в ней минералов. Итак, на буйках крепятся солярные элементы. Они вырабатывают постоянный ток. Теперь присоединяем к ним металлическую проволоку и опускаем ее моток в море. Скоро металл покрывается коркой: на нем оседают бруцит и карбонат кальция — вещества, содержащие магний и кальций. Эта корка служит пристанищем не только кораллам, но также моллюскам и мшанкам. Со временем так возникает риф, напоминающий натуральный. Образ проволочной петли — пирамида, конус, цилиндр — задает форму новому рифу. Этим искусственным рифом можно не только залатать брешь, но и окружить целый пляж — как волноломом. По поручению правительства Саудовской Аравии профессор Вольф Хильберц пробует сейчас этот метод в окрестностях Мекки — в городе Джидда на побережье Красного моря.

Том Горо намерен таким же способом выращивать рифы в Карибском море и Индийском океане. Он уже заметил, что кораллы, поселившиеся на проволоке, меньше страдают от перегрева моря, чем их собратья, следующие путем естества. Он сообщил, что «проволочные колонии» в основном уцелели, в то время как поселения их соседей стали гибнуть.

Возможно, причина в том, говорит Горо, что близ проволоки, по которой протекает электричество, величина водородного показателя благотворна для кораллов. Если же какая-то часть их отмирает, их быстро заменяют новой популяцией.

Этот метод только-только развивается. В борьбе с «тепловой смертью» не лишним окажется и опыт Эндрю Хейварда. Коралл — не ровня кораллу. Морские биологи, представляющие Институт тропических исследований в Бальбоа (Панама), сообщили недавно, что некоторые кораллы свыкаются с перегревом моря, выживают даже в таких стрессовых условиях. Выжившие кораллы вступают в симбиоз с теплолюбивыми водорослями.

Раз уж природа принялась помогать этим животным, то, рассуждают ученые, почему бы не «высевать» эмбрионы кораллов вместе с этими водорослями, дающими им шанс выжить? Быть может, рифы все же удастся восстановить!

СКРИПКА ЛАНГУСТА

Некоторые морские раки и малолетние скрипачи одинаково умело производят отвратительные звуки, что удивительно, и ракообразные и люди при этом пользуются одним и тем же механизмом.

Эти лишенные клешней морские безпозвоночные встречаются по всему свету и часто фигурируют в меню как «горный омар» или «новозеландский хвостатый омар». Вместо двух клешней этот вид может похвастаться парой длинных усиков. Основание каждого усика (там, где он присоединяется к голове) — толстое и шипастое, чем и объясняется американское прозвище лангуста — «шипастый омар».

Многие безпозвоночные, такие как сверчки и цикады, производят звуки, «прочесывая» ряд колючек или гребень (обычно на лапах или крыльях) — точно так же, как человек, который водит большим пальцем по расческе или по струнам гитары. Но Шейла Патек из университета Дюка (штат Северная Каролина) обнаружила, что лангусты производят звук совершенно иначе: они водят смычком по вибрирующей поверхности. В данном случае смычок, называемый «плектром», — это плоский выступ (а на самом деле ряд гребней) у самого основания каждого усика. Аналог скрипичных струн у лангуста — это «пилочка», продолговатая шишка или подушка на каждой стороне головы. Когда лангуст шевелит усиком, плектр трется о пилочку, в результате получается удивительно громкий, скрипучий звук.

Музыканты смягчают трение между смычком и струнами своих скрипок с помощью канифоли. Лангустам смягчать свои музыкальные инструменты ни к чему: они не гонятся за благозвучностью.

Патек полагает, что лангустам нужны эти скрипучие звуки, чтобы отпугивать хищников. Однако музыкальные инструменты служат им не только для того, чтобы жуткими звуками шокировать врагов. «Шипастые омары» могут и нанести им ощутимый ущерб своими крепкими усиками. А в неволе они так сноровисто действуют этими колючими палицами, что порой ловят себе на обед случайно проплывающих рыбок, резко сдвигая усики.

Многие животные производят звуки для того, чтобы общаться со своими сородичами — чтобы предупреждать их о чем-то, приглашать в гости или заявлять о своем присутствии. «Шипастые омары» развили эту систему коммуникации исключительно для общения с другими видами животных. Их враги очень хорошо слышат звуки, которые производят плектр и пилочка, а вот сами лангусты, насколько нам известно, к своей музыке абсолютно равнодушны, глухи.

ЦВЕТОВОЙ ЯЗЫК КАРАКАТИЦ

Способность потрясающе быстро изменять цвет и даже структуру своей кожи делает каракатиц подлинными мастерами маскировки.

Целая флотилия крошечных существ степенно проплывает вдоль бассейна в Морской биологической лаборатории в Вудс-Хоул, штат Массачусетс, проходя сначала над желтым песком, потом над коричневым, затем над разнообразной галькой и наконец — над дном, покрытым белыми раковинами. Эти недавно появившиеся на свет существа, каждое не больше ногтя, постоянно подвергаются волшебным трансформациям: во время путешествия цвет их кожи меняется от желтого до сочного хаки, а пятнистый, черно-белый, переходит к ровному нежному белому цвету. Маэстро маскировки, хамелеоны моря, эти молодые существа — каракатицы.