Готские письма - Герман Умаралиевич Садулаев

«Возможно, дело и в этом тоже, – опять согласился отец. – Но не только в этом. И вот теперь ты создал свою партию. Ты стал политиком. Я переживаю за тебя. Ты больше не сможешь жить в пограничье. Тебе придётся выбрать сторону. Выбрать свой класс. И очень важно, чтобы ты сделал правильный выбор. Последствия могут быть… могут быть самыми… странными. И опасными».

«Что же ты посоветуешь мне, папа?» – спросил я.

Отец ответил: «Никто не может никому ничего посоветовать в такой ситуации. Ты должен послушать себя. Послушать своё сердце».

«Выбирай сердцем», – вспомнил я старый лозунг. Так вот он, оказывается, был о чём. И стал собираться в обратную дорогу.

31

Вернувшись, я поставил перед своим начальником штаба вопрос ребром. Я сказал: «Шимода, мы должны выбрать, кто мы. За кого мы. За белых или за красных. Но сначала расскажи мне, кто есть кто по понятиям этой звероводческой масти».

Шимода ответил: «Это просто. Белые – рептилии, красные – амфибии». «Постой-ка, – возразил я. – Но ведь красные сейчас совсем не у власти, правят ведь не коммунисты, а ты говорил, что правят жабы». «Жабы, – согласился Шимода. – Буржуазия. Она ведь и придумала красных и всех этих рассерженных горожан, чтобы сковырнуть феодалов, которые были рептилиями». «Ничего не понимаю, – удивился я. – А сейчас у нас разве не феодалы, лендлорды и фавориты у власти?» «Они самые, – сказал Шимода, – но они как раз жабы, а настоящие коммунисты сейчас – это рептилии». «А мы с тобой кто?» – окончательно запутался я. «А мы с тобой, – Иван Шимода глубоко вздохнул, – насекомые. Корм как для жаб, так и для ящериц».

32

В последнюю неделю мы расклеивали по городу листовки, на которых был изображён Мильдонов в виде жабы и Кобелёв в образе гадюки. Хотя, строго говоря, Мильдонов был рептилией, а Кобелёв земноводным, или оба были жабами, просто с разных болот. Сверху рисунка было написано: «Выбери меньшее зло?..» А внизу листовки: «Не выбирай зло! Выбирай добро! СПЕА!» И нарисована маленькая милая пчёлка.

33

В день голосования я набрал шесть процентов голосов и занял шестое место. Меня обошли все, включая Иванова, Петрова и Савлова. Победил Мильдонов, а Кобелёв всё равно прошёл, хотя и не в Думу, а только в городской парламент, и не в одномандатном округе, а по партийному списку.

Не то что мне было совсем всё равно. Я ведь не Иван Шимода. Я, конечно, пытался победить. Я попросил свести меня с ложей рептилий. Тот же Шимода и свёл. Рептилии пообещали помочь административным ресурсом, потому что такой у них метод. Но сначала надо было войти в клан рептилий через инициатический обряд. Посвящение состояло в том, что самая старая ящерица вступала с неофитом в телесный контакт, чтобы внести в него так называемое «семя аристократии», или «зерно рептильности», или «голубую кровь» (на самом деле она не вполне голубая, а несколько сероватая и вязкая; да вы знаете). Делалось это обычно через рот. Получив на электронную почту краткое описание обряда, я вежливо отказался.

Я обратился в коллегию жаб. Снова через Шимоду. Интересный деятель этот Иван Шимода. Все его знают. Жабы сказали, что очень рады, что давно за мной наблюдают и что я, несомненно, сделал правильный выбор. И пообещали помочь деньгами. Потому что такой у них метод. Но сначала надо пройти некоторые формальные процедуры. Подписать контракт с Правительством США. И принять в себя так называемый «дух демократии». Дух демократии содержался в клоаке самой старой жабы. И вводился в реципиента при телесном контакте. Делалось это обычно через жопу. Инструкции прислали мне по фейсбуку. Я прочитал и удалил свой аккаунт.

К утру, когда данные со всех избирательных участков были собраны, мы сидели в штабе и пили. На столе стояла водка, по нерасклеенным плакатам был рассыпан плохой купчинский кокаин. Я смотрел на то и на другое и сетовал: «Трудно выбирать! Даже нам! Каково же избирателю? Вот у меня и папа, и мама была… и я их люблю… а они, они все хотят тебя обязательно… инициировать. И кто в рот, кто в жопу». «В том то и дело! – сказал Шимода. – А ты не выбирай. И сразу станет легко. Нечего выбирать. Да и некому».

Он пил из гранёного стакана прозрачную жидкость с пузырьками, то ли «балтийский чай», то ли простую газированную воду.

«Вспомни. Пиво или водка. Пепси-кола или кока-кола. “Единая Россия” или “Справедливая”. Брюнетки или блондинки. Ты всегда выбираешь, выбираешь. Потому тебе и кажется, что ты – есть. И так тебе тяжело».

«Что же делать, Шимода? – спросил я. – На выборы не ходить? В политике не участвовать? Телевизор не смотреть? Разве же это выход?»

«Не выход, – согласился начальник штаба. – Бревно тоже не ходит на выборы. Однако это не делает его просветлённым». – И Шимода пнул ногой бревно, вернее то, что показалось ему бревном, хотя это было ведро, и оно покатилось по полу с глухим стуком.

«Что же будет? – спросил я. – Что нас ждёт? Всегдашнее совокупление между жабами и гадюками?» «Нет, – твёрдо ответил Шимода. – Настанет день – и миллионы рабочих пчёл поднимутся в воздух, оставив рептилий и земноводных, сплетённых между собой в причудливых позах из Камасутры, агонизировать внизу, и понесут пыльцу от тычинок к пестикам, и каждая пчела будет понимать, что нет никакой пчелы, а есть только цветы и любовь, любовь между цветами и то, что соединяет влюблённых, – это и есть мы, и наш труд, и нам нечего терять, кроме гравитации, а то, что нас ждёт, – это равенство, братство, небо и вечная жизнь».

В последний раз я видел Ивана Шимоду там же, где мы познакомились: на лётном поле у посёлка Сельцо Волосовского района. Шимода прыгал с парашютом, я стоял и смотрел внизу. В тот день стропы спутались, внезапно налетевший вихрь понёс моего начальника штаба на линии высоковольтных передач, что-то оголилось, замкнуло, и там, вдалеке, где-то, где мне не было видно, он сгорел, как мотылёк над керосиновой лампой. А пока я видел его в бело-голубом, цвета талого снега небе, он был похож на семя одуванчика, летящее над коротким летом.

Фрагмент четвёртый

Скифы

Теперь всё что угодно называется батальоном. А как было ещё назвать? Отряд? Можно было назвать отрядом. Даже вернее было назвать отрядом. Как пионерский отряд. Или дружина. Папа рассказывал, что в каждой школе была такая, пионерская, дружина. И комсомольские отряды тоже были.