Кто стоит за дверью - Тиана Веснина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анна присела на край кровати, не зная, что сказать: предложить погулять в парке, вряд ли стоит. Позавтракать!
— Зоя, давай вместе позавтракаем.
— Давай, — согласилась Свергина, но какая-то мелькнувшая мысль заставила ее сосредоточиться.
Анна постаралась переключить внимание приятельницы.
— Я журнал тебе принесла с моей статьей. Хочешь прочту?
— Да.
Анна собралась читать, но Зоя, схватив ее за руку, шепотом спросила:
— А Вита?.. Ее… ее нет?!
Рука Анны дрогнула.
— Нет, — тихо ответила она.
— Совсем? — сдвинув брови, словно плохо понимая или плохо расслышав, переспросила Зоя.
— Совсем, — опустив голову, подтвердила Анна.
— А… ну да, — проговорила Зоя. — Удалось выяснить, как это могло случиться?
— Удалось. Вы с Витой пошли в парк, — осторожно подбирая слова, начала Анна. — Так?
— Так.
— Гуляли… потом ты случайно пошла в другую сторону…
— Нет. Я на сосну подсвеченную засмотрелась…
— А?.. Да, точно. Вита оставалась некоторое время одна.
— Недолго.
— И, вероятно, решила удивить всех нас. Она с чего-то взяла, что… ну та собака, еще почти щенок, и захотела ее привести в гостиную… и даже поводок, который она брала с собой, нашли. Она ведь много шампанского выпила. А у нее от шампанского всегда фантазии. Вот, собственно…
— Ужас! — замотав головой, откинулась на подушку Свергина и повторила: — Ужас!..
— Зоя, постарайся не вспоминать об этом, — глядя ей прямо в глаза, проговорила Анна. — Я тебя очень прошу.
— Да-да, надо забыть. Все забыть. Аня, я бы хотела к родителям поехать. Давно не была.
— Конечно. Когда скажешь, я тебя отвезу.
— Завтра! С утра!
— Хорошо, не волнуйся. А сейчас давай позавтракаем, и я тебе прочту свою статью. Очень интересная статья получилась…
ГЛАВА 21
Гибель Виты Шуркиной наделала много шума в столице. Газеты и журналы пестрели ее фотографиями под громкими заголовками: «Проклятое наследство», «Случайность или преднамеренность?», «Кто следующий?», «Месть с того света»…
Зоя не была на похоронах Виты, она еще не настолько пришла в себя, но ее очень интересовало, появлялся ли опять на кладбище блондин, выдающий себя за журналиста Сидоренко?
Несколько дней спустя после похорон она позвонила Павлу.
— Не знаю, — мрачно ответил он. — Я не смотрел по сторонам. Меня больше волнует, почему собака набросилась на Виту, а не на тебя!
— Очень тактичный вопрос, — усмехнулась Зоя. — Но я отвечу. Я стояла, прислонившись к дереву, а Вита посреди аллеи. Собака, выскочив из-за кустов, налетела прямо на нее.
— Прости. Вообще, полагаю, собака не оправдала намерений Чегодаева. Он, несомненно, хотел одним махом избавиться от вас обеих.
— Ты думаешь, что это Чегодаев? — не могла скрыть своего удивления Зоя. — Но каким образом? На территорию дома невозможно проникнуть постороннему.
— Но возможно подкупить кого-нибудь из обслуги.
Зоя не нашлась, что ответить.
— Очередь за нами, — продолжал тем временем с наигранной веселостью Мельгунов. — «Кто следующий?» Ясное дело, либо Свергина, либо Мельгунов, третьего не дано.
— И что же нам делать?
— Хочешь совет? Убить Чегодаева прежде, чем он убьет нас.
— Совет хороший. Только как его исполнить?
— Тогда ложись на дно. Заройся в тину и не дыши до 18 января. Лично я так и собираюсь поступить.
— Да я, собственно, уже считай, что залегла, — натянуто рассмеялась Зоя.
— Ну, тогда до встречи у адвоката. Только не забывай, Чегодаев до последней минуты будет пытаться избавиться от нас.
— Ой! Ну и влипли мы. Короче, Павел, удачи нам с тобой!
— Если встретимся, значит, она будет с нами, если нет… — он не стал вдаваться в подробности.
* * *Павел виделся с Чегодаевым на похоронах Виты. Они молча взглянули друг на друга и предпочли не сходиться, чтобы избежать рукопожатия. Кладбище Павел покинул одним из первых. Заскочив домой, он взял дорожную сумку и, ни с кем не попрощавшись, уехал из Москвы.
Мельгунов очень грустил по Вите, хотя, положив руку на сердце, не мог с уверенностью сказать, не расправилась бы она с ним, останься они одни в живых из наследников.
Лора любила его, но тем не менее не только не сделала единственным наследником, но даже не допускала мысли о возможности брака с ним. Она делала Павлу дорогие подарки, но ее совершенно не волновало, каким образом ему удается хорошо одеваться, иметь деньги, необходимые для достойной жизни. Однажды Павел привел Лору в изумление, предложив ей стать его женой.
Она зажмурила глаза от такой невероятной наглости с его стороны. «Он что, полагает, будто я не знаю, каким образом он зарабатывает? Зарплата директора — это фиговый лист, под которым все знают, что находится. Он, по сути дела, самый обыкновенный бич-бой. Красивый, умный, образованный, может, и талантливый, но альфонс. Я не ставлю это ему в минус. Но делать мне, Лоре Ильховской, предложение — это наглость. Любовь любовью, но стать мадам Мельгуновой!.. Это, как говаривали в старину, моветон».
Лора, еще не желая расставаться с Павлом, по возможности постаралась замять его предложение. Но Павел не захотел выслушивать общие фразы.
— Хорошо, если тебе неловко выходить замуж за директора Дома-музея, помоги мне занять то положение, какое считаешь достойным твоего мужа. У тебя есть связи, деньги… Мне нужно совсем немного помочь. Дальше я пойду сам. Ты же прекрасно понимаешь, что без протекции ничего невозможно добиться.
Лора пообещала, но так, лишь бы он отвязался от нее. «Надо же, чего захотел! Чтобы я, как самая примитивная женщина, которая и стол накроет, и бутылку поставит, и ляжет, как ему удобно, стала бы лезть в глаза высокопоставленным людям с просьбами о протекции моему никчемному любовнику. Да я и мизинцем не пошевелю. Мне что, девяносто лет, чтобы я за мальчиков просила. Любишь меня и люби! Больше от тебя ничего не требуется».
С таким настроением они отправились отдыхать на Лазурный берег. Павел чувствовал, что от Лоры ничего не дождется, а быть альфонсом у дамочек, которые, соблюдая такт, якобы давали ему деньги на музей, становилось день ото дня противней.
Павел колесил по дорогам Подмосковья, дожидаясь сумерек. Когда совсем стемнело, он повернул в сторону одного городка. Машину оставил в гараже, который специально для этого снял, и пешком направился в Дом-музей. Музей был уже закрыт для посещений. Ремонт, которым Павел занимался все лето, так и не удалось окончить.
«Теперь мне все равно. Пусть новый директор голову ломает, где добывать средства, а я здесь только до 18 января. В управлении взял отпуск, если кто сунется, так я, мол, сам реставрирую, ремонтирую. Энтузиаст этакий… Ничего, поживу три месяца затворником в знаменитых стенах. Даже хорошо, о многом на досуге подумаю. Устрою себе “болдинскую осень”. Может, осенит меня. Сочиню что-нибудь…»