Отдел убийств: год на смертельных улицах - Дэвид Саймон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рич Гарви – ходячий анахронизм, продукт воспитания Среднего Запада, где про «Маленький паровозик, который смог» не шутят. Именно Гарви легко забудет о приличиях и дипломатии, чтобы вправить мозги прокурору, когда второй степени и двадцатки откровенно мало, и заявит помощнику прокурора штата, что любой юрист, который ловит мух, не удовольствуется чем-то меньше первой степени и пятидесяти. Именно Гарви является на работу с диким гриппом, а потом вкалывает по делу об убийстве тупым предметом в Пигтауне, потому что – ну, раз уж приехал, можно и вызов принять. И именно Гарви распечатал цитату Вернона Геберта, комиссара нью-йоркской полиции и эксперта по расследованию убийств, «Помните, мы работаем на Бога», чтобы приклеить у себя над столом и раздать всему офису. Наделенный острым чувством юмора, Гарви и сам понимает, что на фоне прочих девизов гебертовский – напыщенный и мелодраматичный. Понимает, но ничего поделать с собой не может; даже наоборот, любит его из-за этого еще больше.
Он родился в Чикаго, в ирландском районе рабочего класса, единственный сын продажника из ретейлера, работавшего с каталогом «Шпигеля». Его отец процветал – как минимум пока компания не сочла эту должность лишней, – и семье хватило средств сбежать в пригород, когда в конце 1950-х их старый район начал приходить в упадок. Старший Гарви перенес свои амбиции на сына и любил представлять его будущим начальником отдела продаж – может, и в «Шпигеле»; Гарви был не согласен.
Пару лет он учился в маленьком колледже Айовы, потом закончил курс криминологии в Кентском университете. В 1970-м, когда Национальная гвардия дала в кампусе в Огайо смертельный залп по толпе протестующих из-за войны во Вьетнаме, Гарви держался от волнений подальше. Как и многие студенты, он смотрел на войну с сомнением, но в тот день, если бы кампус не закрыли из-за стрельбы, сидел бы в первом ряду и вел конспект. Этот молодой человек, не шедший в ногу со временем, мечтал о карьере полицейского в эпоху, когда правоохранение не то чтобы будоражило воображение американской молодежи. У Гарви был свой взгляд на вещи. Он считал, что в полиции интересно будет всегда. И даже в самый страшный экономический кризис для копа найдется работа.
Но после выпуска последний логический довод отказывался подтверждаться. В середине семидесятых найти вакансии было непросто – из-за инфляционной экономики многие департаменты полиции проводили сокращения. Женившись на одногруппнице, Гарви устроился охранником в компанию «Монтгомери Уорд». Только почти год спустя, в 1975-м, он услышал, что в Балтиморе набирают патрульных, предлагая прибавки и льготы для выпускников вузов. Они с женой переехали на юг, в Мэриленд, и осмотрели город и прилегающие округа. Во время тура по ласковым живописным долинам и просторным коннозаводческим фермам на севере округа Балтимор они влюбились в Чесапикский регион. Вот здесь, сказали они, можно растить детей. Затем Гарви уже в одиночку устроил тур по городским трущобам – восточная сторона, западная, юг Парк-Хайтс, – присматриваясь к местам, где будет зарабатывать на хлеб.
Из академии он попал в Центральный район, где стоял на посту на пересечении Брукфилд и Уайтлок. Дел хватало: Резервуар-Хилл в конце семидесятых был таким же захудалым районом, как и десять лет спустя, когда там в переулке нашли Латонию Уоллес. Макларни помнит Гарви из времен, когда оба служили в Центральном; помнит и то, что Гарви, вне всяких сомнений, был лучшим в его группе. «Он ездил на вызовы и был готов драться», – говорил Макларни, отмечая два поистине важных качества для патрульного.
Голодный до работы, Гарви бойко поднимался по карьерной лестнице: шесть лет в Центральном, еще четыре – самым надежным детективом по ограблениям в отделе преступлений против собственности, потом перевод в убойный. Прибыв в июне 1985-го, вскоре он стал жемчужиной группы Роджера Нолана. Кинкейд – ветеран, Эджертон – стильный одиночка, но львиную долю вызовов разгребал Гарви, с готовностью объединяясь с Макаллистером, Кинкейдом, Боуменом и вообще любым теплым телом, приезжавшим на свежее убийство. Должно что-то говорить уже то, что, когда остальные детективы в группе принялись жаловаться на загрузку Эджертона, Гарви часто отвечал всем без следа сарказма, что лично он не в претензии.
– Гарри все равно будет делать по-своему. Ничего, мне же больше достанется, – говорил он так, будто в Балтиморе убийство каким-то образом стало дефицитным товаром.
Он искренне любил расследовать убийства. Любил места преступлений, любил ощущение погони, ловил подростковый кайф от щелчка наручников. Даже само слово любил, что было заметно всякий раз, когда он возвращался с очередного места преступления.
– Что там у тебя? – спрашивал Нолан.
– Убийство, господа.
Подкидывайте ему свеженькое каждые три недели – и он доволен. Подкидывайте еще больше – и он как сыр в масле катается. В один период полуночного дежурства летом 1987-го Гарви и Дональд Уорден приняли пять убийств за пять дней, причем три из них – за одну ночь. Та самая полуночная смена, когда детектив уже путает, какие свидетели по какому делу приехали. («Так, теперь поднимите правую руку те, кто здесь с Эттинг-стрит».) И все же четыре из пяти раскрыли, и Гарви со Здоровяком еще долго вспоминали эту неделю с удовольствием.
Но спроси любого другого детектива, кто лучший на месте преступления, и он назовет Терри Макларни, Эдди Брауна, Кевина Дэвиса из стэнтоновской смены и напарника Гарви – Боба Макаллистера. Спроси, кто лучше ведет допрос, – и в список войдут Дональд Кинкейд, Кевин Дэвис, Джей Лэндсман и, может, Гарри Эджертон, если сослуживцы будут в настроении включить в голосование известных бунтарей. Лучшие при выступлении на открытом судебном слушании? Обычные номинанты – Лэндсман, Уорден, Макаллистер и Эджертон. Лучший на улице? Уорден, тут и говорить нечего, и с небольшим отрывом – Эджертон.
А как же Гарви?
– Вот черт, точно, – скажут коллеги, словно только что вспомнив. – Отличный детектив.
Почему?
– Он их не бросает.
Для детектива убойного не бросать дело – уже полпобеды, и сегодня, с приездом в отдел убийств Роберта Фрейзера, полиция близится к победе в сражении за Лину Лукас и Пернелла Букера.
Фрейзер – высокий и худой, темнокожий, с глубоко посаженными карими глазами под высоким покатым лбом, над которым начинают образовываться залысины. Двигается он как тот, кто годами выживал на уличных углах: скользит по коридору шестого этажа к допросным привычной
