Сталинград - Энтони Бивор

В начале одиннадцатого Паулюс получил от фюрера радиограмму: «6-я армия временно окружена русскими войсками. Я знаю 6-ю армию и ее командующего и не сомневаюсь, что в трудной ситуации мои верные солдаты проявят чудеса храбрости. Вы должны знать, что я сделаю все возможное, чтобы вызволить вас из беды. Ожидайте дальнейших указаний, которые поступят в свое время. Адольф Гитлер». Несмотря на столь категоричное послание, Паулюс и Шмидт посчитали, что фюрер скоро изменит свое решение, и на свой страх и риск начали подготовку прорыва в юго-западном направлении.

Примерно в это же время Гитлер вместе с Кейтелем выехал специальным поездом в Лейпциг. Оттуда он намеревался отправиться в Растенбург. Каждый час Гитлер останавливал поезд, чтобы связаться с Цейтцлером. Он опасался, что последний даст Паулюсу разрешение отступить. Во время одного из разговоров фюрер вдруг сказал:

«Мы нашли выход». Однако Гитлер умолчал о недавнем разговоре с генералом Гансом Йешоннеком, начальником штаба Люфтваффе, который, несмотря на предостережения Рихтгофена, заверил своего фюрера в том, что для снабжения 6-й армии можно будет установить воздушный мост, пусть хотя бы временный.

Узнав о решении Гитлера, Геринг немедленно вызвал к себе командиров транспортной авиации и сообщил им о необходимости переброски пятисот тонн грузов ежедневно. (Потребности 6-й армии составляли семьсот тонн на каждый день, но эта цифра была проигнорирована.) Авиаторы заявили, что могут перевозить только триста пятьдесят тонн грузов и то крайне короткое время. Тем не менее Геринг, в порыве преданности, по-мальчишески безответственно обещал Гитлеру, что 6-ю армию в ее нынешнем положении можно будет снабдить всем необходимым по воздуху. Хотя даже без учета плохих погодных условий, изношенности самолетов и противодействия авиации противника, это обещание совершенно невозможно было выполнить.

Рано утром 24 ноября в штаб Паулюса прибыл очередной приказ. В нем Гитлер со всей ясностью и категоричностью устанавливал границы того, что отныне стало именоваться «Сталинградской крепостью». Фронт по берегу Волги предписывалось удерживать во что бы то ни стало. Все генералы, так или иначе причастные к решению судьбы 6-й армии, были потрясены. Своевольная рука фюрера перечеркнула последние надежды на спасение армии.

Разговаривая с Гитлером накануне, Цейтцлер было решил, что фюрер наконец-то начал внимать голосу разума, однако его последний приказ доказал, что это далеко не так. Гитлер по-прежнему ни во что не ставил мнение своих генералов. Рихтгофен даже написал в своем дневнике, что генералы вермахта превратились в высокооплачиваемых сержантов.

Гитлером овладела навязчивая идея, что отступление 6-й армии от Сталинграда ознаменует собой окончательный уход немецких войск с берегов Волги. Он понимал, что в истории Третьего рейха настал кульминационный момент. Кроме того, на кон была поставлена его собственная гордость.

Роковое стечение обстоятельств отдавало уже горькой иронией. Как раз накануне выхода в свет приказа Гитлера стоять до конца, командующий 51-м армейским корпусом генерал фон Зейдлиц задумал в одиночку повлиять на события. Он посчитал полным безрассудством то, что армия, имеющая в своем составе 22 дивизии, заняла круговую оборону, лишив себя выгод свободного маневра. Зейдлиц не поленился составить для штаба 6-й армии пространный меморандум на эту тему. Решающее значение он придавал вопросу снабжения и рекомендовал забыть о фатальном приказе Гитлера перейти к обороне.

Вечером 23 ноября Зейдлиц приказал 60-й моторизованной пехотной дивизии и 94-й пехотной дивизии сжечь свои склады, взорвать укрепления, а затем покинуть позиции в северной части Сталинграда. Квартирмейстер 94-й пехотной дивизии писал: «В тысячи наспех разложенных костров мы швыряли шинели, униформу, ботинки, документы, карты, пишущие машинки и съестные припасы. Генерал сжег свое имущество сам». Части Красной Армии, привлеченные грохотом взрывов и огнем костров, напали на уже ослабленную дивизию в открытом поле, когда та вышла из Спартановки. Потери с немецкой стороны составили три тысячи человек. Огромный ущерб был причинен и соседней 389-й пехотной дивизии, занимавшей оборону на территории Сталинградского тракторного завода.

Гитлер, узнав об отступлении, пришел в ярость и обвинил во всем случившемся Паулюса. Чтобы пресечь неподчинение его приказам на корню, фюрер принял, на первый взгляд, странное решение: расколоть командование в «котле» на две части. Для этого Гитлер назначил генерала фон Зейдлица командующим северо-восточной частью «котла», включавшей в себя Сталинград. Приказ об этом пришел 25 ноября в шесть часов утра. Немного позже Паулюс в сопровождении капитана Бера уже шагал к штабу Зейдлица, который находился неподалеку от его собственного. Он протянул Зейдлицу телеграмму с приказом, едко при этом заметив: «Теперь, когда вы сам себе главнокомандующий, можете вырываться из окружения». Зейдлиц пришел в замешательство. К счастью, Манштейн, которого пугала перспектива разделения командования, ухитрился так переиначить абсурдный приказ Гитлера, что по сути в 6-й армии мало что изменилось.

Разговор Паулюса с Зейдлицем стал не единственным случаем столкновения самолюбии, вызванным сталинградским окружением. В бункере Гитлера маршалу Антонеску, самому преданному союзнику вермахта, пришлось выслушать гневную тираду фюрера, который считал, что именно румынские армии виноваты в катастрофе. К чести Антонеску следует заметить, что он ответил Гитлеру тем же. Накричавшись всласть, оба диктатора помирились. Однако их примирение никоим образом не отразилось на подчиненных им войсках.

Румынские офицеры негодовали по поводу того, что немцы пропустили все их призывы и предупреждения мимо ушей. Командование вермахта, в свою очередь, обвиняло румын в том, что те, показав противнику спину, навлекли на них беду. Неприглядные стычки и даже драки между отдельными группами случались повсеместно.

После перебранки с Антонеску даже Гитлер вынужден был признать необходимость восстановления хороших отношений с союзниками. Был издан очередной приказ, предписывающий «пресекать любые проявления критики действий румынских офицеров». Трения между союзниками, конечно же, не ускользнули от внимания советского командования. Русские тут же организовали выброску пропагандистских листовок над расположениями румынских войск.

За все неудачи немецких войск под Сталинградом Гитлер решил отыграться на командующем 48-м танковым корпусом генерале Гейме. Он освободил его от занимаемой должности, оставив за собой право решать, какие еще дисциплинарные меры следует применить в отношении опального генерала.

Многие высшие офицеры подозревали, что дело не только в желании Гитлера сделать Гейма козлом отпущения. Фюрер стремился прижать весь офицерский корпус. Вскоре после того как Гитлер по радио заявил о своей победе над кастой офицеров генерального штаба, протиравших по кабинетам свои штаны с широкими лампасами, Гросскурт сделал в своем дневнике язвительную запись о «благодарной армии, руководимой победоносной партией». Подобно другому противнику нацистского режима, Хеннингу фон Трескову, Гросскурт считал, что генеральный штаб недостоин называться таковым, поскольку от штабистов уже давно ничего не зависит. Все они пресмыкались перед Гитлером. И все же офицерский корпус был единственной силой, способной противостоять тоталитарному режиму.

Тресков считал, что первая же военная катастрофа может изменить существующее положение вещей, но только в том случае, если на одной из ключевых позиций в армии будет находиться всеми уважаемый генерал, имеющий собственное мнение и способный составить конкуренцию Гитлеру. Именно таким человеком и являлся фельдмаршал фон Манштейн. В вермахте он пользовался заслуженным авторитетом, а потому Тресков, воспользовавшись удобным случаем, пристроил к нему в адъютанты своего кузена Александра Штальберга. И как раз вовремя. Штальберг приступил к исполнению новых служебных обязанностей 18 ноября, а 21 Гитлер назначил Манштейна главнокомандующим новой группой армий «Дон».

Военный талант и ум Манштейна ни у кого не вызывали сомнения, но вот его политические пристрастия, несмотря на внешние проявления неуважения к режиму, были непредсказуемы. Манштейн презирал Геринга и питал отвращение к Гиммлеру. В кругу приятелей и доверенных лиц он не раз говорил, что в его жилах течет некоторая толика еврейской крови. Своими едкими замечаниями Манштейн не обходил и самого фюрера. В шутку он научил свою таксу поднимать лапу в нацистском приветствии по команде «Хайль Гитлер». Однако это не помещало Манштейну подписать приказ о «необходимости принятия жестких мер по отношению к евреям». Но что самое удивительное – его жена просто-таки боготворила Гитлера.