Богатырь - Александр Мазин

И вот он, Соловей-разбойник. Сидит в деревянной клетке. На руках – цепь, ноги замотаны окровавленными тряпками. Вместо глаза – кровавая рана. В ухе тоже кровь запеклась. Не скулит. Глядит угрюмо. Вчера ему пришлось любоваться зрелищем, которое Илья устроил для радимичских смердов: смертью татей, которых пленил Илья. Умирали люди Соловья непросто. Свен Неудача подошел к делу со всем утонченным нурманским искусством тянуть из людей жилы, так что умирали разбойники долго: с рассвета до заката. А окровавленные комки плоти, в которые превратились казнимые к вечерним сумеркам, даже о смерти молить уже были не в состоянии.

Духарев был рад, что не видел казни. Он так и не смог привыкнуть к подобному. Но понимал, зачем Илья устроил кровавое шоу.

Теперь в сердцах радимичских смердов поселится ужас, который превзойдет тот страх, который внушали им разбойники. И те, кто видел, расскажут другим, преумножая увиденное. Сын – молодец. Усвоил один из главных принципов власти. Слабые должны бояться.

А сильные – верить. Вот поэтому за ним идут и те, кто вместе с ним дрался против разбойников.

Илья остановился. Нашел среди присутствующих старшего брата.

Князь Артём стоял совсем рядом с сидящим на троне великим князем. За его спиной – сотники. Вальгар Барсучонок, Лузгай, Борх, Крутояр. Илья знал их всех и знал, что каждый из них встанет за него в любой беде. Как и он за них. Слава Богу, он теперь – может.

Артём поймал взгляд, подмигнул и улыбнулся: давай, братец!

– Здрав будь, княже! – неожиданно звонким голосом произнес Илья. – Позволь?

Владимир кивнул, разрешив Илье продолжить.

– Восемь дней назад я поклялся, что поймаю Соловья и привезу его сюда в клетке! Вот он, Соловей! Вот трофеи, что были взяты на нем и на его подручном ляхе! – Он кивнул дружинникам, чтоб те поставили доску на пол. – Вот голова этого ляха именем Зибор. Жаль, не удалось взять его живьем, наверняка мог бы много интересного рассказать, но их было много больше, чем нас, а стрелки у них хороши. Были хороши! – Илья засмеялся, но его не поддержали. Ждали, что скажет дальше.

– А лучший, вот он сидит! – Илья хлопнул по клетке. – Вот он, Соловей-разбойник! Я думаю, он многое расскажет, если его правильно спросить.

– Спросим, – кивнул великий князь. – Чего же ты хочешь за такой подарок, Илья, сын князь-воеводы Серегея?

– Ничего! – мотнул головой Илья. Они с батей заранее договорились, что он не станет напоминать великому князю о его обещании. – Моров – княжество отца моего под твоей рукой. Оборонять его от татей – долг княжий.

Палата загудела. Всем понравились и слова Ильи, и он сам, совсем молодой, но могучий, в сверкающей брони с отметинами от вражьих клинков, с высоким шлемом в руке, на котором золотом сиял крест…

Сергей Иванович видел взгляд Владимира, обращенный на Илью, и догадывался, что видит в его сыне государь великий князь киевский, хакан тмутороканский и ромейский кесарь по праву женитьбы. Он видит в нем собственную державу, молодую Русь, юную, сильную, сияющую светом Истинной Веры.

И тут сквозь общий гул пробился зычный, ненавистный Духареву голос:

– А кто сказал, что перед нами – тот самый Соловей?

Боярин Блуд. Нынешний наместник Новгорода. Заказчик убийства Ярополка, подлец, предатель…

И вновь верный подручный Владимира и Добрыни. Откуда он здесь?

Случайность? Однако путь от Новгорода до Киева – не близкий…

Одно можно сказать точно: если эта тварь здесь – жди подлости.

Многие оглянулись на голос. Многие, увидевшие Блуда, помрачнели. Не только у Духарева были счеты к моравскому боярину.

А Блуд стоял себе, чуть в стороне, прислонившись к резному опорному столбу. Один. Усмехался.

Илья вспыхнул. Хотел ответить резко, но Духарев положил ему руку на плечо.

– Соловей не оставлял свидетелей! – заявил он. – Убивал всех!

– Как удобно! – заметил Блуд. – Значит, все мертвы и видаков нет. Как же тогда узнать, Соловей ли это или обычный тать, коих на наших трактах попустительством князей и воевод развелось немало?

– Можно бы его самого спросить, – сказал Сергей Иванович. – Но ты ведь не поверишь, да?

– Не поверю! – осклабился Блуд, не обращая внимания на ропот недовольства, вызванный его словами.

– А был бы у меня свидетель, ты бы поверил?

Блуд ухмыльнулся еще шире:

– Все знают, как ты богат, Серегей. Что тебе купить свидетеля? Да хоть сотню!

– А если то будет свидетель, которого не купить? – Духарев тоже усмехнулся.

– Таких не бывает! – отрезал Блуд.

– По себе судишь, да? – И вдруг загремел: – Есть у меня такой свидетель!

Духарев кивнул дружинникам, и те вытолкнули вперед священника:

– Вот он! Мой сын успел его спасти. Жаль – только его. Двоих святых отцов разбойник успел сжечь! Принес в жертву своим бесам! – И еще громче, чтоб перекрыть гул голосов: – Довольно тебе такого свидетеля, Блуд?

Монах бросился через зал, подбежал к епископу, быстро заговорил по-ромейски…

Князь поднял руку. Гул стих.

– Что он говорит? – спросил Владимир. Он понимал ромейскую речь, но не настолько, чтобы разобрать невнятную скороговорку священника. – Это Соловей?

– Да! – подтвердил епископ. – Великие страдания…

– После! – оборвал его великий князь. – Мне довольно! Это Соловей!

– Позволь, княже, мне привести еще одно доказательство! – выкрикнул Илья.

– Давай, – разрешил великий князь, благожелательно кивнув.

Илья подошел к доске, на которой лежало оружие Соловья: сабля, шлем, бронь, лук, стрелы. Вытянул одну из тула…

В палате стало совсем тихо. Всем было интересно, что за доказательство представит Илья.

Илья оглядел стрелу внимательно, взял лук… И вдруг, с удивительной и для опытных воинов быстротой, даже не выпрямившись до конца, метнул стрелу.

Никто не успел среагировать. Только Габдулла, но тоже с опозданием, вскочил, заслоняя собой великого князя.

Конечно, Илья целил не в князя.

Пронзительный короткий свист, который заставил содрогнуться многих испытанных воинов. Кто-то закричал. В крике потерялся хруст ударившей в дерево стрелы. Духарев увидел, как розовая мясистая физиономия Блуда вмиг сравнялась цветом с хорошей бумагой. Глубоко вошедшая в опорный столб стрела дрожала в вершке от его уха.

«Он не забудет, – подумал Духарев. – И не простит! Но зато какая у него рожа!»

– А добрый выстрел! – прозвенел в наступившей тишине голосок старшего сына Владимира, юного князя Изяслава.

– И придумано недурно, – заметил Артём. – Знатно по ушам бьёт. В бою может пригодиться.

Палата снова загудела… И опять Владимир оборвал шум, подняв руку:

– Ты исполнил клятву, Илья Моровский, – произнес он, поднимаясь на ноги. – И вот мое слово: отныне и навсегда, княжич, место твое за моим столом среди старшей гриди!

– Любо! – рявкнул Добрыня.

– Любо!!! – подхватила гридь.

Илья стоял один, посреди ревущей толпы, улыбался, и слезы катились по его щекам…

Нет, не один. Батя был рядом.

Как всегда.

Послесловие от автора

В нашем фольклоре нет более значимой фигуры, чем Илья Муромец. Тем не менее в литературных источниках Древней Руси это имя не упоминается, хотя есть даже конкретный период, к которому традиционно относят этого богатыря: время правления великого князя Владимира. Кто-то, правда, склонен подразумевать под «Владимиром Красно Солнышко» Владимира Мономаха, но мы пока оставим этот вариант за кадром. Равно как и замечательную историю «старого казака Ильи Муромца», у которого как раз есть вполне конкретный прототип: действительно, казак и, действительно, Илейка Муромец, папа которого носил ничем не примечательную фамилию «Коровин», а сын прославился тем, что во главе объединенного казачьего войска недурно покуролесил в смутные времена. Проявив, надо полагать, недюжинные полководческие способности, поскольку Илейка Муромец не только объявил себя «царевичем Петром», но и взял несколько крупных городов, в том числе Путивль и Тулу. В Туле же он спустя некоторое время был осажден лично царем Шуйским (Лжедмитрия к этому времени уже прикончили), где Илейка весьма неплохо оборонялся до тех пор, пока Шуйский не запрудил реку и не затопил Тулу. Казачьего атамана взяли в плен, отправили в Москву, пытали и казнили. Но «старый казак Илья Муромец» тем не менее прочно вошел в фольклор да там и остался.

Однако вернемся к нашему герою.

Сказать, что о нем так уж никто и нигде не упоминал, было бы неверно. Например, некий Илья Русский упоминается в средневековой немецкой поэме «Ортнит» и в «Тилдрет-саге», которая, правда, является лишь перепевом «Ортнита».

Есть более поздние, косвенные упоминания, например записи немецкого путешественника Эриха Ласотты (это, правда, уже конец шестнадцатого века), интересные тем, что в них говорится не о Муромце, а о знаменитом богатыре, воеводе князя Владимира Илье Моровлине. Хотя Ласотта пишет о нем не как об исторической фигуре, а именно как о былинном персонаже, герое народных баек. Однако важно само прозвище «Моровлин». Что позволяет сделать вывод о том, что «Муромцем» наш герой стал позднее. Разумеется, в самом Муроме с этим выводом не согласны и охотно покажут всё, включая печь, на которой богатырь провел тридцать три года. Кстати, есть некоторые исследователи, которые возводят прозвище богатыря именно к печи, точнее, к «муравлёным», то бишь к популярной травяной расцветки печным изразцам.