Вечная история - С. Г. Малиновски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коньяк был неблестящий. Вообще, в Харькове было сложно найти хорошее спиртное, кроме водки, конечно. Но сейчас, даже мерзкая одесская «Десна», показалась мне божественным нектаром. Все время хотелось дотронуться до учителя, чтобы удостовериться – все происходит на самом деле, он здесь и никуда не денется.
– Слушай, Ваня, – сказал Ермоленко, с подозрением понюхав рюмку, – может, дойдем все-таки до нашего ресторана? А то эту отраву, я даже на радостях, пить не могу.
Я восторженно согласился, и мы ушли…
…Мы с учителем стояли на Южном вокзале, перед московским поездом. До отправления оставалось пять минут. Неделя, которую мы провели вместе, промелькнула как один день. Слова на ум не шли, мы просто смотрели друг на друга. Молчание прервал голос проводницы:
– Отъезжающие, займите свои места! Провожающих, прошу покинуть поезд!
Хотя это было произнесено куда-то в воздух, и ни к кому конкретно не относилось, все прекрасно всё поняли. Народ зашевелился. Началась последняя прощальная суета. Нам было проще, СВ почти пуст, посему, ажиотажа у двери не наблюдалось. Мы крепко обнялись, Ермоленко заскочил в уже тронувшийся поезд, махнул рукой и крикнул:
– Не горюй! Скоро увидимся!
Поезд скрылся из вида, я пошел домой готовиться к защите…
…Симферополь встретил молодого специалиста, то есть меня, удушающей жарой и знаменитой пылью. Наступала пора применить свои знания на практике, но перед каждой тяжелой работой надо как следует отдохнуть, тем более в шею меня никто не гнал. Вечером этого же дня я, папа Саша и отец (Ермоленко) засели в нашем подвальчике на Гоголя.
Как вновь испеченному специалисту выставляться пришлось мне. Сперва я чувствовал себя неловко, поскольку, с момента теплой, дружеской встречи, они оба смотрели на меня с умилением родителей, хорошо выполнивших свой долг, но, когда Батя увидел на столе скудость моей фантазии, он подозвал официанта и начал вслух читать меню. Как по мановению волшебной палочки на столе появился «Камю», устрицы, пармезан, маринованные улитки, жульены нескольких видов, маслины и тому подобное. Любимой кухней папы Саши была - французская.
– Если с деньгами напряженка, я тебе одолжу, – проникновенно сообщил полковник.
– Спасибо, пока еще есть, – я скромно потупил глаза.
Надо сказать, мой счет за годы студенческой жизни прилично облегчился, но не настолько, чтобы занимать на оплату ужина в ресторане.
– А на этот раз, на что потратился? – поинтересовался Ермоленко.
– Да так, по мелочам, – отмахнулся я.
Ермоленко понимающе кивнул. Мы выпили по первой, за мой диплом и за столом потекла непринужденная беседа. Я, правда, в основном, молчал, а Батя с майором рассказывали байки из студенческой жизни. Если верить всему услышанному, Батя был студентом со стажем. Первое высшее образование он получил еще у Аристотеля, мимоходом учился в Сорбонне, в Берлине, не прошел мимо Оксфорда и Гарварда, был лично знаком с Ломоносовым, последним местом его учебы была московская академия Генерального штаба.
Послужной список Ермоленко был гораздо беднее. Его университеты начались с тульского Александровского дворянского училища, продолжились циклом лекций у Менделеева и кремлевскими курсами красных пулеметчиков, а завершились, на сегодняшний момент, рязанским высшим военным училищем ВДВ.
Я с недоумением смотрел на обоих родителей и, совершенно невпопад, спросил:
– А почему вы до сих пор не генералы или маршалы?
Они замолкли на полуслове, а потом рассмеялись. Сквозь смех папа Саша выдавил:
– Горлов, чему тебя только семь лет учили? Объясняю, как для дурака – генералов мало, маршалов еще меньше. А теперь представь себе, маршала, который на глазах у всей страны совершенно не старится…
Я смутился и покраснел.
– Батя, не обращай на него внимания, – утирая слезы, посоветовал Ермоленко, – Ванька у меня с самого начала такой, больной на всю голову.
От стыда я не знал куда деваться, поэтому начал смотреть куда угодно, только не на них. Совершенно случайно, мой взгляд упал на кампанию за соседним столиком. Среди беспечно веселящейся толпы сидела очень приятная девушка, которая с огромным интересом разглядывала меня. Увидев, что я смотрю на нее, она смущенно улыбнулась и отвернулась к друзьям. Я тоже постарался переключиться на беседу со старшими товарищами. Но нет, нет, да и посматривал в сторону этой девчонки. К моему сожалению, ее кампания скоро ушла.
Камю пьянил мягко, без неприятных последствий, но очень уверенно. Не дожидаясь рассвета, мы побрели на ночевку к папе Саше. Маршируя в обнимку по улицам мы, что есть мочи, горланили песни приличного и неприличного содержания. Сзади медленно ехал Батин «лимузин». Поздние недоброжелатели смирно уступали нам дорогу и прятались в подворотнях. Сегодня в недоброжелателях у нас был весь город, ну, еще бы, в три-то часа ночи. А на Батю напало вдохновение. Теперь он самозабвенно выводил какой-то торжественный гимн, судя по всему, на древнегреческом. Странный, непривычный нашему уху ритм, завораживал и заставлял, что-то внутри, трепетать от восторга. Как и у всех вампиров, у нас был абсолютный слух, но наличие слуха еще не означает наличие голоса, на зависть всем, у полковника было и то и другое. Я слушал, затаив дыхание.
– Ну, Батя, ты даешь! – удивился Ермоленко, когда тот замолк. – Ты уже лет сорок так не пел.
– Ты хоть что-нибудь понял? – поинтересовался в ответ Батя.
– Почти все! – ухмыльнулся учитель. – Зря ты, что ли в меня уже почти двести лет язык вколачиваешь. А как тебе, Ваня, понравилось?
– Да! Это было здорово! Только, извини, папа Саша, ничего не понял.
– Не понял! – протянул полковник, поднимаясь по ступенькам и открывая дверь. – Скажите, пожалуйста. Ладно, слушай.
Он торжественно поднял руку и нараспев произнес:
– …Грозная дочь грозных микенских царей,
Светлоокая мчится Афина Паллада.
Торопит бичом быстроногих коней
Золотой колесницы своей
К войскам, уходящим из светлой Эллады…
– Понял теперь? И это человек, окончивший университет! Тоже мне, образование! Чему вас там только
