Капрал Серов: год 1757 - Иван Юрьевич Ланков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, когда солдаты десятой роты выходили из Либавы в сторону лагеря – в самой Либаве спешно собирали генералов на военный совет.
А дальше – генерал Салтыков-второй прямо с совета пошел раздавать приказы своим полковникам, а генерал фон Мантейфель решил, что утро вечера мудренее, и пошел спать. Чтобы, так сказать, поутру, с новыми силами да на свежую голову…
Теперь мы уже который день тащимся по песчаному бездорожью. Складывалось впечатление, что те четыре полка, что шли перед нами, поставили себе задачу загадить каждый ручей, превратив чистую ключевую воду в мутную взбаламученную жижицу, выбрать весь валежник из леса себе на костры и максимально испортить нам жизнь. Хреново идти вторыми.
– Поменялись! – зычно крикнул артиллерийский майор.
– Смена, братцы! – устало командую своим солдатам.
Со стороны леса по песку к берегу спускаются люди двух капральств ундер-офицера Годарева, на ходу снимая камзолы и оставаясь в одних нательных рубахах. Мы передаем им лопаты и устало движемся вверх по склону, в лесок.
Поднявшись от дороги наверх, сажусь у сосны и вытягиваю ноги. Несколько минут посижу, а потом пойдем всем капральством рыскать по сосняку в поисках подходящих жердей и прутьев.
С невысокого холмика можно разглядеть бесконечную красно-белую войсковую колонну, зигзагом ползущую вдоль берега. Белые нательные рубахи солдат на бледно-желтой песчаной дороге, красные камзолы отдыхающих смен чуть глубже в лесу, отдельные всадники-офицеры, разъезжающие по своим делам вдоль колонны. А в мутном сером море у самого горизонта виднеются паруса кораблей Балтийского флота, неспешно плывущие на юг.
Рядом тяжело присел Ефим, утирая со лба пот.
– Ну вот, крестничек. Вот это я понимаю – гимнастика! А не эта твоя беготня по утрам!
Я устало вздохнул и ткнул пальцем в сторону парусов на горизонте:
– Злыдни морячки, конечно. Им что, трудно было у Мемеля разгрузиться, что ли? Плыть-то всяко легче, чем идти!
– Скажи спасибо, что хотя бы семьдесят верст провезли! А то ведь могли бы и в Либаве выгрузиться! – усмехнулся Ефим. – Вилим Вилимович, говорят, изначально так и хотел. Наше счастье, что приказ выступать привезли до того, как наши приступили к разгрузке.
– Да уж. Мы б тогда до зимы эти медные горшки по пескам тащили!
– Эк ты, Жора, завернул! Горшки!
– А что? Горшки и есть! Вот пушки – это я понимаю! Орудие! Артиллерия! А мортиры – это что такое? Обычный горшок, только тяжелый. Зачем такое недоразумение с собой тащить?
Ефим покровительственно похлопал меня по плечу:
– Обожди. Увидишь их в деле – все вопросы сами отпадут.
– Угу. Если пупок раньше не развяжется.
Крестный достал трубку и начал неспешно набивать ее табаком, изредка бросая на ползущий обоз косые взгляды.
– Скромный у нас какой-то обоз, Жора. Не находишь?
– Ничего себе скромный! – возмутился я и посмотрел на свою замотанную бинтом левую руку, на которой вчера лопнули мозоли.
– Скромный, Жора, скромный. Провианта с собой взяли шиш да маленько. За то время, что идем – уже половину опустошили. Я так думаю, завтра-послезавтра прибудем на место, постоим деньков эдак пять – и все, провизия закончится. Деревень в округе мало, даже если их все подчистую выпотрошить – еле-еле провизии на роту наберешь.
– Странно. Вроде в Либаве с провиантом все хорошо. Вон, парни из десятой роты говорили – с утра до вечера с галер мешки таскали, и конца-края этому нет.
– Ну да. Там, в Либаве – все хорошо. А видел, сколько в Поланген привезли? Даже в магазины ничего сгружать не стали, все мешки сразу в полковой обоз ушли, ничего в запас не осталось.
– Вроде ж так и должно быть, нет? Склады – в Либаве, а в Поланген будут подвозить по мере необходимости. Кораблю-то эти семьдесят верст морем идти всяко быстрее, чем по суше да на телеге.
– Быстрее – это если шторма нет. Я так думаю, что генерал Фермор специально так сделал. Уж очень он не хотел в этот поход выступать. Так что помяни мое слово. Придем на место, генерал проведет рекогносцировку и скажет, что штурм крепости такими силами невозможен. Мы перейдем к осаде, постоим немножко, а потом или казаки вернутся с новостями – мол, на нас движется армия этого твоего Левита…
– Левальда, – машинально поправляю я.
– Ну да. Или просто скажет: все, баста, провизия закончилась, айда обратно.
– Ну, может быть и так. Судя по тому, как полки неохотно шли на переправу у Митавы, – воевать здесь никто не хочет, – подумав, ответил я. – Такое впечатление, что наши генералы боятся пруссаков.
– Может, и боятся. А чего бы им не бояться-то? У нас половина армии в дальних отлучках, другая половина болеет. Кем воевать-то?
Да уж. Болезни лютуют. За ту неделю, что мы шли по загаженной солдатами первой бригады дороге, у нас прямо целая эпидемия кишечных болячек случилась. Пьют грязную воду, а потом дрищут кровавым поносом. И ладно бы один-два, а то ведь счет уже на сотни пошел.
А мои на меня волком смотрят, когда я им по пальцам капральской тростью бью. Мол, зачем такие сложности – костер разводить, воду кипятить? А то, что по здешним ручьям да ключам вчера четыре полка солдат нужду справляли – всем плевать, да?
Ну да пес с ними, пусть обижаются, главное, чтобы не дристали.
– Кстати, Ефим! А чего Фомин уже третий день вокруг Архипа вьется? Они ж вроде раньше не в ладах были!
– Ну так это же Фомин! – усмехнулся Ефим. – Александру нашему Степановичу всегда все и про всех знать надо. Вот и выпытывает подробности, как, с чем и зачем они с господином капитаном в Якобштадт ходили.
– А мне? Я тоже хочу подробностей. Ты же в курсе, крестный? Как у них все прошло-то?
Ефим нахмурился.
– Как-то оно странно прошло, Жора. Непонятно.
– В смысле?
– Тут ведь как… – Ефим бросил треуголку на колени и, задумавшись, по-простецки запустил пятерню в волосы. – Капитан наш, когда придумал на переправе встать и в свою пользу отбирать сверхштатные повозки у проходящих полков, я подумал, что это… Ну, сам знаешь, как оно бывает. Когда, пользуясь чином, репутацией и положением немножечко, так сказать, это самое. Опять же, если что вдруг ценного в повозках находилось – еда всякая, варенье или сахар, – все это без малейших сомнений раздавалось в артели. Будто не чужое, а уже свое. Еще и несколько
