Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея - Михаил Богословский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
16 декабря. Пятница. Над русскою землею нависла какая-то темнота. Утром до 10 часов так темно, что ничего делать нельзя. На фронте – вялое затишье, скорее с неудачами для нас, чем с успехами. Внутри гниль, уныние, дряблость и революционная лихорадка, гнилостная революционная лихорадка. Когда натиск на министерство в Думе не удался, выдвинуты были московские съезды, назначенные на 9 и 10 декабря, якобы по «продовольственному вопросу», но на самом деле для провозглашения тех же самых резолюций в еще более резкой форме. Когда съезды не удались, были запрещены, в Думе кадеты начали фокусничать, чтобы так или иначе огласить по поводу запросов революционные резолюции съездов. Министерство потребовало закрытых дверей; оглашение не удалось. Тогда Милюков, совершенно как фокусник, предложил поставить на повестку обсуждение какого-то еще в июле предложенного «вопроса» об отношении правительства к земскому и городскому союзам, чтобы по этому поводу заговорить о «московских событиях», как стали называть запрещение съездов (подумаешь!). Министры ответили отказом обсуждать теперь «вопрос»376. Обсуждение его назначено было на 15, но заседание в этот день ушло на исключение поляка Лемницкого [41] , передавшегося Германии и действующего теперь в Варшаве против России. С гнусными речами в его защиту выступили наши левые, показавшие, что понятие «отечество» им чуждо. Речи совершенно революционного характера о «народе», который будет когда-то судить членов думского блока!377 Скверно.
Был в Румянцевском музее у Ю. В. Готье за книгами. Вечер дома за книгой Верховского.
17 декабря. Суббота. Утро занят был работой над биографией – переводил документы о приеме Петра и посольства в Бранденбурге, и это продолжалось до 2 час. Обедал у Д. Н. Егорова с приехавшей из Петрограда ученой дамой И. И. Любименко, очень живой и интересной особой. Мы беседовали между прочим о предмете ее занятий: отношениях Англии с Россией в XVI и XVII вв. Вечером сегодня заседание Исторического общества для продолжения прений по докладу Веселовского, но я не пошел туда, т. к. дело Веселовского мне крайне надоело.
18 декабря. Воскресенье. Сенсационнейшее известие об убийстве Распутина, который почему-то на эзоповском языке газет все время называется «лицом». Из намеков газет видно, что в «убийстве лица» принимали участие великосветские молодые люди и между прочим князь Юсупов, женатый на великой княжне378. Версии самые сбивчивые и пока неясные. Вечером я был у Богоявленских, где разговор о происшествии с «лицом».
19 декабря. Понедельник. Утро за работой, прерванной появлением полотеров. Чтобы уйти от этого разгрома, мы с Миней отправились покупать альбом для марок, что должно составлять для него подарок к Рождеству. Только что вернулись, пришел Д. Н. Егоров с корректурой ответа Веселовскому. Он мне помог сделать перевод нескольких трудных мест из немецких документов, приложенных к книге Поссельта379. Я заходил к нему около 6 час. возвратить корректуру. Вечер дома за книгой Герье.
20 декабря. Вторник. Газеты полны подробностей об убийстве Распутина, заслоняющих все остальное. Незамеченной прошла отставка Жоффра во Франции и переход там верховного командования в руки особого «малого кабинета», состоящего в большинстве из штатских лиц380. Я все еще чувствую себя слабым. Сегодня прошел до Кузнецкого моста и обратно, чтобы застраховать выигрышный билет, и устал так, что после завтрака принужден был лечь отдохнуть. Вечером – заседание Общества истории и древностей с докладом Готье об одном из проектов графа П. И. Шувалова. Членов было, вероятно из-за сильного мороза, всего 9 человек. В 10 час. вечера я был уже дома и читал до 12 книгу Верховского.
21 декабря. Среда. Утро за работой над Петром. Заходил ко мне оставленный при Университете Рыбаков по своему делу и между прочим сообщил мне происходившее в заседании Исторического общества, на котором я не был. Оказывается, Яковлев в числе недостатков книги Веселовского указывал на то, что автор не сравнивал русского кадастра с кадастрами Диоклетиана и Карла Великого! Подобной глупости от А. И. [Яковлева], несомненно, умного человека, я никак не мог ожидать.
Весь день дома за чтением. Стоят довольно сильные морозы, хотя и не трещат. Трещит зато министерство по всем швам. Сегодня известие о выходе в отставку министра юстиции Макарова381.
22 декабря. Четверг. В деле Распутина грязь состояла не в самом Распутине, а в том, что были пресмыкающиеся, обращавшиеся к нему с разного рода просьбами, и были подлецы, которые по его запискам и рекомендациям спешили эти просьбы исполнять. Если бы этого не было, он был бы безвреден. Какое кому дело до верований, до того, что находились великосветские дамы, считавшие его воплощением Бога-Саваофа?
Умер проф. Снегирев, о котором по его бодрому виду красивого старика никак нельзя было думать, что близок к смерти. Вот два старые светила медицинского факультета, ушедшие от нас один за другим: Поспелов и Снегирев. Утро за Петром. Вечером чтение Верховского.
23 декабря. Пятница. Годовщина смерти бабушки382. Мы с Миней вспоминали о ней утром.
Все утро до третьего часа за работой. Заходил затем к казначею университета занести ему мою брошюрку «Конституционное движение 1730 г.»383, которая нужна его дочеригимназистке для сочинения. Он очень благодарил. Вечер провел у Богоявленских, где были Егоровы и Холь. С. К. [Богоявленский] достал пива, и мы с удовольствием выпили напитка, которого давно не приходилось пробовать. Разговоры, разумеется, о текущих событиях. Весьма печальная сторона в деле Распутина та, что его как «простеца» и святого человека выдвинул православный епископ, ректор Петербургской духовной академии Феофан. Другие епископы выдвигали других «простецов»: у епископа Гермогена был какой-то «блаженный Митя». Разве католический священник или епископ, заметив страдающую христианскую душу, ищущую опоры, подставит ей какого-нибудь «простеца»? Ясно, что он сам постарается сделаться ей опорой и возьмет ее в свои сильные направляющие руки. Не оттого ли наши епископы отказываются брать заблудшее овча на рамена свои, что они в сущности чиновники, подписывающие бумаги и чуждые горячего религиозного порыва?
24 декабря. Суббота. Читал Дройзена «Geschichte der Preussischen Politik», т. IV384, о курфюрсте Фридрихе III, свидание с которым Петра я описываю. Затем в 4 ч. дня был у Егорова, где было собрание по случаю приезда из Петрограда проф. А. А. Васильева, византиниста. Были Любавский, Савин, Готье, Пичета, Богоявленский и я, беседовали за чаем. В 6 часов у Мини была елка. Вечер по обычаю я провел у Холей.
25 декабря. Воскресенье. Миня получил подарок, о котором мечтал: альбом для коллекции марок. Я положил его на стуле у его кровати ночью. Весь день дома за книгой Дройзена. Звонил по телефону Д. Н. Егоров с известием, что ему предлагают профессуру в Томском университете, где образуется филологический факультет. Вечером у нас обедал Вл. А. Михайловский. Он прочел мне свое письмо в редакцию «Русских ведомостей» с протестом против произведений Андрея Белого385.
26 декабря. Понедельник. Все утро и весь день до шестого часа читал книгу Дройзена. В шестом часу пришли ко мне племянники Миша, Шурик и Котик, пили чай и беседовали. Лиза с Миней были у Карповичей. Вечером стал звонить по телефону Д. Н. Егоров, чтобы я приходил к нему. Я сделал ему предложение прийти к нам с Марг. Мих. [Егоровой] и с барышнями. Это ему было очень по душе, но он все-таки нашел, что молодые люди должны первые прийти к девицам, и мы, признав этот резон основательным, отправились к нему вчетвером. Вечер провели весело: было много смеха и шуток. Отдыхаем второй день без газет. Сильнейшая вьюга, так что двигались по улице с трудом.
У меня была девица Шацких, работающая в архивах над бумагами Сперанского. Она рассказывала мне о своих занятиях и знакомствах в Петрограде.
27 декабря. Вторник. Все утро за чтением Дройзена. Кчаю пришла Маргарита, а к обеду Холи. Мальчики вступили в ту полосу умственного развития, когда спорят о том, наука ли история, и говорят о преимуществах естествознания перед словесными науками.
28 декабря. Среда. Всю рабочую часть дня, т. е. с утра до 51/2 вечера, провел дома за книгой Дройзена. Вечером обедал у Г. К. Рахманова, в обществе Н. И. Романова, Кизеветтера, Давыдова, супругов Новгородцевых, Лейста и М. К. Любавского. Обсуждались события сегодняшнего дня: отставка Трепова и назначение на его место Н. Д. Голицына и отставка Игнатьева с назначением на его место Кульчицкого386. Кабинет опять трещит и валится, вызывая тревоги и опасения. Кизеветтер сообщал рассказы Маклакова о подробностях убийства Распутина. Все-таки много говорилось и лжи. Теперь каждый, кто приходит или кого встретишь, непременно сообщит две-три лжи. Игнатьев – добрый, благодушный, отзывчивый человек, и в этом его привлекательные, но в то же время и слабые стороны. Он, надо сказать, порядочно пораспустил школу, и если бы так пошло дальше, может быть, она бы и совсем расшаталась. Каждый студент, провалившийся на экзамене, мог к нему поехать, он его принимал и выслушивал, а затем в университете получалась бумага из Петрограда. Он без всякой меры давал евреям всяческие разрешения. Он шел на поводу у думского кружка, считающего себя компетентным в деле народного образования и придумавшего сумбурную реформу средней школы. Он внес в Думу проект университетского устава с весьма странным параграфом о трехлетнем курсе387. Но он провел отмену гонорара, и за это профессора-филологи помянут его с благодарностью. Это – доброе сердце, а в Министерстве народного просвещения давно уже не было сердечной теплоты, которая чувствовалась при нем, а может быть, и никогда до него ее не было.