Пятнадцать жизней Гарри Огаста - Норт Клэр

Я занимался в основном тем, что рассказывал молодым китайским технократам все то, что знал о тогдашней российской промышленности, рисуя придуманные из головы графики и таблицы. В конце каждой лекции мне задавали вопросы, среди которых были, например, такие: «Скажите, профессор, не является ли материальное поощрение руководителей предприятий за увеличение выпуска продукции проявлением идеологической незрелости? Разве между руководителем и подчиненными не должно сохраняться полное равенство во всем?»

На это я отвечал так: «Руководитель – слуга рабочих, потому что они производят материальные блага, а он – нет. Тем не менее в каждой организации должен быть свой лидер – в противном случае невозможно собрать точную информацию о проделанной работе, о достигнутых организацией успехах или допущенных ею ошибках. Кроме того, руководители предприятий являются проводниками политики руководства страны на местах. Что касается премирования главы предприятия, мы считаем, что если не использовать этот рычаг, то это снижает мотивацию как у самого директора, так и у рабочих, и потому они могут снизить интенсивность и самоотверженность своей борьбы за достижение поставленных целей».

«Но послушайте, товарищ! – пытались возражать мои слушатели. – Разве такая постановка вопроса не противоречит коммунистическим принципам?»

В ответ я улыбался и плел какую-то чушь.

Я специально договорился о том, что проведу в Пекине не больше трех месяцев. Мне казалось, что я не смогу притворяться в течение более долгого времени. Поэтому я потребовал, чтобы для меня заранее подготовили надежные пути отхода на случай разоблачения. Кроме того, я установил контакты с триадами в Гонконге. По моей просьбе, которая вызвала немалый переполох среди их представителей, они отправили на север пять человек, которые должны были в любой момент прийти мне на помощь, если бы таковая потребовалась. Ни они сами, ни их руководители не ожидали, что я, находясь в Пекине, воспользуюсь их услугами лично: и те и другие полагали, что я, как обычно, буду действовать через посредников. Во время первой встречи с моими помощниками я был неприятно поражен тем, насколько плохо они вписывались в окружающую обстановку. Их выдавал гонконгский лоск. Все члены группы пришли на встречу в добротной начищенной обуви и чистых брюках, а от одного даже пахло дорогим лосьоном после бритья. У всей пятерки была гладкая, не обожженная солнцем кожа. Я отругал их на смеси русского и китайского, но несколько успокоился, когда убедился, что все они говорили на безукоризненном мандаринском диалекте – правда, с заметным акцентом, характерным для провинции Хунань. Пока я занимался поисками следов клуба «Хронос», они делали то же самое по своей линии, наводя справки в криминальном сообществе Пекина. Действовать им приходилось с предельной осторожностью, поскольку с пойманными преступниками власти не церемонились.

Я с самого начала не был уверен в успехе своей миссии. Дело в том, что у Пекинского отделения клуба «Хронос» была весьма специфическая, двойственная репутация. В течение долгого времени это был весьма стабильный и быстро растущий филиал. Многие другие отделения не шли с ним ни в какое сравнение по влиянию и роскоши внешних атрибутов. Так было до конца XIX века. Однако с начала XX столетия члены клуба стали подвергаться гонениям, и в 50-е годы Пекинское отделение фактически превратилось в подпольную организацию, похожую на ту, что существовала примерно в это же время в Ленинграде. К 60-м годам XX века Пекинский филиал полностью перешел на нелегальное положение, но даже при этом несколько раз, несмотря на все предосторожности, его члены подвергались репрессиям, весьма характерным для периода культурной революции.

В XX веке у Пекинского отделения были и другие проблемы, зачастую носившие идеологический характер. Его члены гордились своей страной и ее достижениями. Многие из них по крайней мере в нескольких своих жизнях сражались на полях гражданской войны. Однако в конце концов наиболее прагматичные из них поняли, что никак не могут повлиять на ход событий. Часть из них разочаровалась в своей родине и уехала за границу. Оставшееся большинство тоже испытывало серьезное разочарование в отличие от большинства простых смертных, понимая, что страна идет в тупиковом направлении, но при этом не имея возможности что-либо противопоставить мощному напору коммунистической идеологии. Именно по этой причине Пекинское отделение клуба в XX веке пользовалось несколько странной славой. Мне говорили, что в XXI столетии оно снова приобрело влияние и вес в обществе, но лично убедиться в этом у меня не было возможности, поскольку моя жизнь неизменно заканчивалась до наступления 2000 года.

При этом найти Пекинский филиал клуба «Хронос» было нелегко даже в лучшие для него времена. Что же касается конца 50-х годов XX века, то для его поисков это, пожалуй, был самый неподходящий период. Однако выбора у меня, похоже, не было.

Поиски заняли у меня два месяца. К этому времени местные студенты и преподаватели уже начали косо на меня посматривать. Более того, в университете прошел слушок, что я во многих вопросах проявляю политическую близорукость. По моим подсчетам, в моем распоряжении оставалось всего несколько недель – далее мне грозила в лучшем случае депортация.

Когда наконец мои усилия дали первый результат, я уже почти потерял надежду на успех. Под дверью моего временного жилища я нашел сложенный листок бумаги, на котором было написано: «Нашел друга. Давай выпьем по чашке чая в 6 часов вечера под фонарем».

Выражение «под фонарем» было кодовым обозначением небольшой чайной – одной из немногих сохранившихся в Пекине. Туда ходили в основном представители партийной элиты и университетские преподаватели вроде меня. Обслуживали посетителей весьма внимательные и любезные молодые официантки, которые за небольшое вознаграждение могли удовлетворить клиента во всех отношениях. Владелица заведения всегда ходила в простом белом платье. Голову ее венчала высокая прическа, державшая форму благодаря многочисленным металлическим шпилькам и гребенкам, украшенным драгоценными камнями. Мне ни разу не приходилось видеть даже тени улыбки на ее скуластом, практически круглом лице. Чтобы показать, что руководство чайной целиком и полностью поддерживает политику Большого скачка, низкие железные стулья, на которых посетители сидели раньше, были сданы в металлолом, и теперь гости устраивались на красных подушках, разложенных прямо на полу. Это вызвало одобрение со стороны партийных боссов, посещавших чайную, а один из них даже подарил заведению лакированные деревянные кресла – скорее всего по той простой причине, что от сидения на полу у него болели колени.

Я встретился с одним из моих информаторов, молодым человеком из триад, на углу узкого переулка, где находилась чайная. Шел сильный дождь, от которого черепица на крышах окрестных домов шаталась и постукивала. Увидев меня, молодой человек медленно зашагал прочь по переулку. Я последовал за ним на расстоянии примерно пятидесяти ярдов, внимательно оглядывая окрестности и пытаясь понять, не следит ли за нами кто-нибудь. Наконец минут через десять информатор замедлил шаг. Я догнал его, и мы двинулись дальше, укрывшись под его зонтом.

– Я нашел одного солдата, который отведет вас в клуб «Хронос», – прошептал молодой человек. – Он говорит, что вы должны прийти один.

– Ему можно доверять?

– Я навел о нем справки. Он не из Народно-освободительной армии, хотя носит ее форму. Он просил передать, что сейчас проживает свою седьмую жизнь – мол, вы знаете, что это значит.

Я кивнул.

– Где я должен с ним встретиться?

– Сегодня ночью, в два часа, в парке Бэйхай.

– Если я не свяжусь с вами через двенадцать часов, уходите из города, – сказал я.

– Удачи, – свистящим шепотом произнес мой собеседник и, пожав мне руку, растворился в темноте.