Воссоединенные - Элли Каунди

— Ни один, — повторяю я.

Окер с удовлетворением скрещивает руки на груди и садится в кресло. Он наблюдает, как я добавляю ингредиенты в смесь. — Ладно, — говорит он. — Теперь ты можешь задать вопрос.

Я не ожидал такой благоприятной возможности, но собираюсь воспользоваться ею. — Чем отличается смесь, которую готовите вы, от той, что использует Восстание? — спрашиваю я.

Окер толкает ко мне контейнер. — Ты когда-нибудь слышал про болезнь Альцгеймера?

Это вопрос, а не ответ. Но я отвечаю на него. — Нет.

— Не удивительно, — говорит Окер. — Потому что я излечил ее еще до твоего рождения.

— Вы излечили ее, — говорю я. — Только вы, и никто другой?

Окер тычет в две фотографии на стене у себя за спиной.

— Нет, конечно. Я входил в состав исследовательской группы в Обществе. При этой болезни происходило отложение белка в головном мозге. До нас многие ученые работали над этим проектом, но мы выяснили, как можно контролировать уровень выработки этих белков, и перекрыли им каналы. — Он наклоняется поближе, чтобы взглянуть на приготовленную мною смесь. — Так вот, отвечая на твой первый вопрос: разница в том, что я знаю, что делаю, когда готовлю лекарство. В отличие от Восстания. Я знаю, как можно удержать некоторые белки от мутаций и не позволить им накапливаться, так как эти процессы схожи с болезнью, которую мы излечили. И я знаю, что нужно делать, чтобы не допустить накопления тромбоцитов в селезенке, вследствие чего мы убережем пациентов от внутренних разрывов и кровотечений. Другое отличие в том, что я добавляю в свои растворы гораздо меньше болеутоляющих веществ.

Мои пациенты ощущают некоторую боль; но не страдание, а скорее дискомфорт. Это напоминает им, что нужно дышать. Таким способом вернуть их из комы более вероятно.

— Но хорошо ли это? — спрашиваю я. — Что, если они могут чувствовать всю боль от язв?

Окер фыркает. — Если они что-то чувствуют, то борются, — говорит он. — Если бы ты оказался в том месте, где нет боли, разве ты пожелал бы вернуться оттуда?

Он придвигает ко мне лоток с порошком. — Отмерь сколько нужно и перегони в раствор.

Я бросаю взгляд на инструкцию и высыпаю два грамма порошка в жидкость.

— Иногда я сам не верю себе, — бормочет Окер. Я не могу сказать, разговаривает он со мной или сам с собой, но потом он смотрит в мою сторону. — И вот я снова работаю над лекарством от этой проклятой чумы.

— Подождите, — говорю я. — Вы и первое лекарство разрабатывали?

Он кивает. — Общество знало о работе, которую мы проделали в отношении накопления белка. Они заставили мою команду создать лекарство от чумы. Перед тем, как Общество наслало болезнь на Врага, они хотели быть уверены в том, что у нас будет лекарство на случай, если чума вернется.

— Так Восстание лгало. У Общества действительно было лекарство.

— Конечно, было, — отвечает Окер. — Но недостаточно в случае пандемии, поэтому Восстание заручилось поддержкой народа, чтобы продолжить его производство. Но все равно Общество разработало лекарство первым. Держу пари, ваш Лоцман не упомянул об этом.

— Не упомянул, — соглашаюсь я.

— Я заплатил значительную сумму, чтобы сбежать сюда. Меня вывез ваш нынешний Лоцман. — Окер подходит к шкафу, чтобы отыскать еще что-то. — Это было до того, как он стал Лоцманом Восстания,— добавляет он приглушенным голосом. — Когда Восстание предложило ему стать их лидером, я предостерегал его, чтобы он не доверял им. Они — не повстанцы. Они — то же Общество, только под другим названием, им просто нужен ты и твои последователи, говорил я. Но он был так уверен, что это сработает. — Окер возвращается к столу. — А может, и не был уверен, — добавляет он. — Он хранил запись о том, что я нахожусь здесь, в Эндстоуне.

Значит, Окер был одним из исчезнувших, о которых мне рассказывала Лей. — Вас это беспокоило? — спрашиваю я. — Что он отслеживал ваше местонахождение?

— Нет, — отвечает Окер. — Я хотел покинуть Общество, и у меня получилось. Я не против того, чтобы время от времени чувствовать себя полезным. Вот. — Он протягивает мне датапод. — Прокрути для меня этот список.

Пока я делаю это, он ворчит. — Они что, не могут сузить круг поисков? Мы все пришли к выводу, что это как-то связано с окружающей средой. Да, мы едим все, что можем найти или вырастить. Это длинный список. Мы непременно найдем что-нибудь, что поможет им. Но это может случиться слишком поздно.

— Почему Лоцман не отвез вас в Камас или Центр? — спрашиваю я.  — Это было бы лучшим местом для работы над лекарством. Вам могли бы доставлять запасы и растения с гор. В провинциях у вас был бы доступ ко всем данным, к оборудованию…

Лицо Окера непреклонно. — Потому что я согласился работать с ними только при одном условии, — говорит он. — Что я остаюсь именно здесь.

Я киваю.

— Уходя однажды, — говорит Окер, — ты не возвращаешься.

Его руки выглядят такими старыми, словно бумага, прикрывающая кость, но вены вырисовываются, полные жизни и крови. — Могу предположить, что у тебя есть еще один вопрос, — говорит он, и его голос одновременно раздражен и заинтересован. — Задавай.

— Лоцман рассказал нам, что кто-то загрязнил источники водоснабжения. Как вы думаете, это они создали мутацию? И то, и другое произошло настолько быстро. Похоже на то, что мутацию вызвали искусственно, так же как и вспышку болезни.

— Хороший вопрос, — говорит Окер, — но, держу пари, мутация появилась естественным путем. В природе регулярно случаются небольшие генетические изменения, но, если мутация не приносит пользу, она просто утрачивается, подавляемая другими, не мутировавшими вариантами. — Он указывает на другую банку, и я снимаю ее и откупориваю крышку. — Если же присутствует какой-то вид селективного давления, и мутация может принести пользу, то, в конце концов, она перерастает и замещает не мутировавшие формы.

— Об этом мне рассказывал один вирусолог из Камаса, — вспоминаю я.

— И он был прав, — отвечает Окер. — По крайней мере, на мой взгляд.

— Он также говорил мне, что, возможно, само лекарство сыграло роль селективного давления и вызывало мутацию.

— Возможно, — соглашается Окер, — но, если и так, я все равно не верю, что кто-либо спланировал это дело. Это было, как мы, живущие за пределами Общества, иногда говорим, невезение. Одна из мутаций оказалась невосприимчивой к лечению, и, как следствие, разрослась и прижилась.

Вот Окер и подтвердил. Это лекарство вызвало самую настоящую пандемию.

— Но я забегаю вперед, — говорит Окер. — Я еще не рассказал тебе, как именно работает вирус. Кое-что ты понял сам. Но самый лучший способ объяснить, — продолжает он сухо, — это обратиться к истории. Между прочим, к одной из Ста. Номер три. Ты помнишь ее?