Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

— Знаю, — лениво ответил я, — какой бы я был князь, если б не знал… И, между прочим, знаю и про вас с Наташкой. Только молчу, потому что неё дело.

Вадим намёк, кажется, понял, но не унялся:

— Да я не об этом… Ты что, не понимаешь, за что она на тебя взъелась?

— Нет, — честно отрезал я. Вадим сделал большие глаза и постучал по лбу (своему) кулаком:

— Ну ты и ку-ку.

— Хороший звук, — заметил я, — постучи ещё.

Он не преминул стукнуть меня в лоб и заявить:

— Звук ещё лучше. Чистый дуб. Морёный. Она за тебя боится, а ты мало того, что лезешь на рожон — вспомни, что ты отмочил, когда мы отбивали негров?! — так ещё и ведёшь себя как нерешительный кретин. Ты её целовал?

— Не пользуйся тем, что я хуже хожу на лыжах, — попросил я.

— Не могу видеть, как на корню засыхает мой лучший друг. Не лопух, чай… И вообще — поехали-ка обратно, — предложил он, — завтрак сейчас. Или ты к братьям-славянам завтракать намылился? Так это мы только к следующему завтраку поспеем, не раньше…

Я остановился, откидывая капюшон.

— Нравится она мне, Вадим, — признался я. Он смотрел серьёзно и понимающе. — Люблю я её. Давно. Оттуда ещё. Она косо глянет — и мне плохо. Улыбнётся — в душе всё поёт. Понимаешь? Ведь у тебя есть Наташка…

— У нас с ней всё не так… — возразил Вадим. Ни зачем стряхнул снег с большой разлапистой ветки. — Романтик ты, Олег. Ну, может, и она — тоже… Всё. Не буду тебе больше ничего советовать. Но правда — идём обратно. Скоро Новый Год, Олег. Глядишь, что-то у вас наладится…

Игорь БасаргинДля графини травили волка.Его поступь была легка…Полированная двустволка —Как пропетая в гневе строка.Он был вольный и одинокий —На виду или на слуху…Стрекотали про смерть сорокиСуетливую чепуху…Упоённо рычала свора,Егеря поднимали плеть —Все искали, где тот, которыйДолжен выйти и умереть?..…Нет, любимая. Даже в мысляхЯ не буду ничей холоп.Я уже не подам под выстрелСвой упрямый звериный лоб.И моя негустая шкураНе украсит ничей камин…Пуля — дура. Конечно — дура.Только в поле и я — один…Всё бело — и борзые стелютНад равниной беззвучный бег…Эх — дожить бы хоть до апреля,Поглядеть, как растает снег!Как по небу бегут беспечноОблака до краёв земли…И влюбиться в тебя — навечно.За секунду до крика:"ПЛИ!!!"

Танюшка нашла меня, когда я устраивал в импровизированной стойке свои лыжи. Подошла, тихо спросила:

— Зачем тебе кожа, Олег?

Я повернулся к ней. В зелёных глазах была чуточка виноватости, скрытая за деловитостью, как за дырявым плетнём.

— Куртку себе хочу сделать, — пояснил я, — доспех такой, как у ребят Лёшки. Вон, Сморч делает такой.

— Есть толстая кожа, — Танюшка кивнула на закрывающую вход на склад плетёнку, обтянутую шкурой, — там. Я принесу.

— Спасибо, Тань — потом, — я покачал лыжи, удостоверившись, что они стоят прочно.

Из всех Новых Годов в своей жизни я только один — в третьем классе — встретил не дома, лежал в больнице на операции. Помню, что мне было мало того, что плохо после анестезии, но ещё и обидно, что Новый Год встретят без меня. Этот праздник для меня всегда был "домашним". Я и подумать не мог, что когда-нибудь придётся встречать Новый Год — так.

Я понимал, что эти ребята и девчонки вокруг — они теперь и есть моя семья. Они на самом деле были моими друзьями. Но мне вдруг стало почему-то почти физически тошно от предпраздничной искренней суеты, от радостных лиц — а самое тяжёлое — некуда было уйти от всего этого. Просто уйти в комнату и закрыть за собой дверь.

Всё общее. Казарма…

Ох, как же плохо мне было в последний день старого, уходящего, 87-го года… Вдвойне плохо от того, что я должен был делать вид: мне тоже весело, мне хорошо, всё просто здорово…

…Девчонки нас отпихнули от "стола" окончательно и бесповоротно. Сами они при этом носились, как электрополотёры, производя немногим меньше шума. Все повседневные дела у нас валились из рук — такое состояние в праздники, конечно, знакомо всем — и только Север с Арнисом хладнокровно простёгивали (по Сморчовскому и моему примеру) себе бригантины из полос толстой кожи, изо всех сил делая вид, что ничего необычного не происходит.

Я полулежал на своём спальном месте — затылком в стену, подбородок в грудь. Танюшка мотнулась наружу, что-то с хихиканьем протащила на ледник, следом за ней вихрем пролетели ещё несколько девчонок… Они явно готовили какой-то сюрприз, но меня это почему-то совершенно не колебало.

— Олег, сколько времени? — пихнул меня локтем Санек. Я поднёс к глазам свою испытанную "ракету":

— Полчаса осталось.

— Так-так! — оживился и весело озаботился Саня, вскакивая. — Пора шашлык мастерить… Щусь — за мной!

Сергей, верная душа, перебрался ко мне — почувствовал моё настроение. Толкнул меня в колено, тихо спросил:

— Ты чего?

— Ничего, — я сел, скрестив ноги. — Так, раскис немного… Пройдёт.

Сергей посмотрел с сомнением, но больше ничего не сказал. И не ушёл.

Стол у нас был настоящий — собранный на козлах из подогнанных одна к одной жердей, но низкий — чтобы можно было сидеть прямо на шкурах, устилающих пол. По пещере уже вовсю плыл запах шашлыка, а девчонки аккуратно и быстро таскали на стол всё новые и новые грубые глиняные блюда. Как всегда чудовищно медленно ползли последние полчаса. Да ещё и при совершенно неновогоднем настроении.

Игорек Басаргин достал гусли — этот самый "официально утверждённый" гибрид арфы, гуслей, лиры и гитары с натянутыми вместо струн кусками конфискованной у Игорька Мордвинцева лески. Эта штука звучала, как ни странно, вполне приемлемо, и все, даже я, учились на ней играть. У меня получалось настолько отвратно, что у Игоря руки опускались.

Игорь сбацал про то, что "вокруг растут берёзы и прочие дрова" — подпел хором. Потом рванул совершенно нам незнакомую — очевидно, сочинил как раз к Новому Году, очень смешную:

— …Дед Мороза долго били,Оторвали бороду,А Снегурочку водилиГолую по городу!Мы все вместе целовались —Женский пол и пол мужской, —А потом в снежки игралиИ трезвые пошли домой!..

— Как там шашлыки?! — крикнул Вадим. Санек поднял, не глядя, большой палец: они со Щусём ворочали над углями с краёв костра длинные ветки шампуров. По пещере плыли, странно не смешиваясь, как спиртные слои в коктейле из иностранных фильмов, запахи шашлыка, печева, компота и ещё чёрт-те-чего.

Вернулся выбиравшийся наружу Олег Фирсов. Размахивая руками, он почти заорал:

— Там такой кайф!!! Луна! Всё вокруг серебряное! Искры по деревьям! Как лампочки — настоящий Новый Год, пошли смотреть!

Мальчишки повалили к выходу. Я остался в инертном состоянии и положении. По-моему, этого даже и не заметил никто, что меня обидело до конца и последнего края. До такой степени, что я почти решил: сейчас лягу спать. Было без пяти минут полночь. Конечно, реально могло быть и больше, и меньше — часы-то я подводил приблизительно. Но с другой стороны — вся наша жизнь сплошная приблизительность, философски подумал я. Почему-то от этой мысли расхотелось спать. К вопросу о воплях Фирса "кайф!" вспомнился похабный анекдот — записи из дневника онаниста. "Среда. Дрочил левой рукой. Кайф! Четверг. Дрочил правой рукой. Высший кайф! Пятница. Имел женщину. Сла-абое подобие левой руки." Я не выдержал — засмеялся негромко, хорошо ещё, мой смех перекрыл вопль Ленки Власенковой:

— Мальчишки-и-и-и!!! за сто-ол!!!

Подниматься не хотелось, но не подняться — значило весьма бессовестно испоганить всем настроение. Нет, не "всем". Друзьям. А это немножко совсем другое. поэтому я, поднявшись, переместился за стол и подставил котелок под разливаемую девчонками из кожаного бурдюка золотистую струю с отчётливым запахом спиртного. Мне этот запах никогда не нравился, да и вообще — спиртное у нас в компании в особом почёте не было. Возле стола быстро и с шумом рассаживались все, несколько девчонок в страшной спешке зажигали самодельные жировые светильники, расставленные по центру стола. Слева от меня приземлился Сергей, а справа…

Справа — Танюшка.

Не успел я радостно осмыслить этот факт, как Ленка Черникова, перегнувшись через стол, бесцеремонно вывернула мне руку и завопила:

— Полночь! Новый Год!

— Ур-р-р-р-ра-а-а!!! — от души, не сговариваясь и очень слаженно грянули все за столом, вразнобой, но радостно потянувшись друг к другу котелками. Санек переорал радостный гам:

— Поздравляю всех, что вы живы — и желаю встретить будущий год в том же составе!