Как вернувшийся Данте - Николай Иванович Бизин

непростой выплеск – Стаса заряжали смертью). Он – принялся глотать свое сердце и давиться им; но (уже в падении) – он швырнул клинок.

Только после всего выше (и ниже) пенечисленного убиенные стали обмякать и принялись падать. Но – очень скоро (ибо – здесь мудрое время перестало подчиняться Стасу) мёртвые тела полностью загромоздили коридор; в свой черед Стас (все еще сохранивший себя в себе) – упал только тогда, когда смог убедиться, что брошенный штык надежно отыскал свою цель.

В это мгновение – упал ещё один человек (сбитый и ошеломленный тяжестью того тела, что швырнул в него Стас); но – оружие этот человек уже успел извлечь и при падении не выпустил.

А потом (для Стаса) – всё окончательно изменилось: дверь офиса, словно бы истаяв, распахнулась, и вышел из нее человек совсем другой! И он вовсе не обмер при виде залитого кровью коридора.

В это же время в раздевалке вооруженный бандит сделал первую робкую попытку выбраться из-под рухнувшего на него трупа; но – всё по прежнему представлялось так; да и вообще – всё было точно так, как будто не найти на на предъявленную версию мироздание никакой управы.

А меж тем (ока-залось) – управа явилась: подобное перешибли подобным! Человек (из офиса) – роста был среднего, круглолиц и рыжебород (настолько, что в глазах его, от рождения темнокарих, виделись проблески стали); одет был человек в дешевое линялое трико и выцветшую футболку-хаки, причем ноги его были босы.

А меж тем (ока-залось) – само его присутствие для сердца Стаса (якобы зрячего) явилось ошеломляющей неожиданностью! Рыжебородый немедленно на Стаса прыгнул, собираясь ступнями раздавать ему грудь.

Упавший Стас (конечно же) – лежал не на полу, а на одном из упавших раньше него трупов; в этот миг вооруженный бандит в раздевалке освободился и стал подниматься; в этот миг рыжебородый и обрушился (обеими ногами и с хрустом); но – обрушился уже лишь на труп!

Стас (одним усилием мысли) – откатился в сторону. Далее – Рыжебородый (на все так же хрустящем трупе) покачнулся; но – устоял и тотчас опять атаковал Стаса обеими ногами.

Тогда Стас закричал. Крик был страшен.

Бешеное копье этого крика ударило навстречу врагу, но – рыжебородому удалось уклониться (причем – о дивное диво – прямо в воздухе); теперь не только дыханию, но и душам стало тесно в этом коридоре, переполненном кровью и смертью;но – рыжебородый совершил ещё одно скромное чудо.

Невидимое копье крика – прошло мимо него; разве что – немного задев и почти не ошеломив. А уже через миг – рыжебородый вновь утвердился на трупах. Его глаза стали – холодны как пламя недосягаемой звезды.

Одна его рука (с распахнутой ладонью) – устремилась вперед, другая (с ладонью, распахнутой иначе) – ушла чуть вбок; Стас – узнал бы и школу боя, и учителя назвал бы по имени, и даже вспомнил бы его различные облики. Он (конечно же) – обязательно бы вспомнил: теперь он был – во времени, и время у него – было; но – времени не было у рыжебородого.

Который (тем самым) – превысил любую скорость и даже вышел из самого превышения.

Стас – был во времени и сам становился временным; а в это время (очень во-время) из раздевалки выглянул уцелевший бандит: его оружие зияло, рыскало и нашаривало; но – пока что никак не могло миновать спины рыжебородого, застлавшей ему поле побоища.

Оче-видно – изгибать параллели этому бандиту было не по ранжиру; но – Стас не мог знать: он (сам) – дико в своем времени извернулся и вскочил (как словно бы само выскакивает – но вырванное в жертвоприношении! – сердце, дабы вознестись над не им созданной пирамидой).

Весь в чужой крови и весь в чужом ему времени; причём – и кровь, и время, и само пространство ему как бы и не препятствовали (разве что – оче-видно были не его).

Стас – попробовал прянуть назад (вернуться из своего виртуального псевдо-ада в реальный псевдо-ад повседневности – в котором нет ни нано-богов, ни других анти-сущностей; итак – всё (очень ненамного) обратилось вспять.

Стас (снова и снова) – был во времени и сам становился временным; а в это время (снова и снова) – из раздевалки выглянул уцелевший бандит (и снова – во-время).

Его оружие – зияло, рыскало и нашаривало. Ибо – пока никак не могло миновать спины рыжебородого, застлавшей ему поле побоища.

А изгибать параллели бандиту было не по ранжиру.

Стас – дико в своем времени извернулся и вскочил (как словно бы само выскакивает – но вырванное в жертвоприношении! – сердце, дабы вознестись над не им созданной пирамидой); весь в чужой крови и весь в чужом ему времени – и кровь, и время, и само пространство ему как бы и не препятствовали, но – попросту были не его.

Итак – ничего (в его прошлом будущем) сущностно не поменялось; но – Стас метнулся к двери в спортзал, надеясь обрести немного простора.

Рыжебородый – ему не позволил (не мог – сущностно): в спортзале и без предсказуемого Стаса было много временного; даже – не допустив выстрела из раздевалки, рыжебородый словно бы выстрелил сам.

Он – ударил в «никуда», он – ударил (именно что) пустоту, прямо в душное – «быть никем или скоро умереть». Той самой рукой, что вдруг выпрыгнула из-за спины: пальцы были распахнуты как для подаяния или в желании схватить, но – в момент удара в «никуда» они почти сомкнулись.

Смешно (порой); но – даже злодеи бытием возражают пустоте: в этом тоже крепость Русского Мира (да и всего человечества – готового выплясывать на костях: рожая и рожая себя в смерть).

Здесь (не очень во-время) вдруг вспомнилось:

Было так: пришел Пастернак к Ежову, Попросить его за Мандельштама. И железный нарком ему наизусть прочитал: «Мы живем, под собою не чуя страны» Вот за этим наркомы нужны, Даже если они палачи и железны!