Проклятие мумии, или Камень Семи Звезд - Брэм Стокер

– Утром осмотрю жилище своего дружка, – сказал студент, отправляясь к креслу собирать книги. – Третья картина от камина. Надо не забыть, – он стал одну за другой поднимать книги, комментируя их названия. – «Конические сечения» крысу не проняли. «Циклоидальные колебания функций» тоже. И «Фундаментальные принципы», и «Кватернионы», и «Термодинамика». Интересно, чем же я в нее попал?

Малькольмсон подобрал книгу, посмотрел на обложку и обомлел. Лицо его сделалось бледным, как полотно. Поежившись, он растерянно посмотрел по сторонам и пробормотал:

– Библия, которую дала мне мать! Какое странное совпадение.

Потом он снова принялся за работу, а крысы в стенах возобновили обычную возню. Впрочем, они не беспокоили его, наоборот, теперь в их обществе ему было даже как-то уютнее. Вот только сконцентрироваться на работе никак не удавалось, и после нескольких безуспешных попыток снова взяться за тему, изучение которой было прервано появлением гигантской крысы, он отчаялся и отправился в кровать. В этот миг через восточное окно в комнату проник первый луч восходящего солнца.

Спал он глубоким, но беспокойным сном, полным сновидений, и когда поздно утром миссис Демпстер разбудила его, он проснулся в скверном расположении духа и даже несколько минут никак не мог сообразить, где находится. Первые же его слова, обращенные к служанке, весьма удивили ее:

– Миссис Демпстер, я бы хотел, чтобы, когда я сегодня пойду на прогулку, вы взяли лестницу и вытерли пыль или вымыли эти картины… особенно третью от камина… Мне бы хотелось знать, что на них изображено.

Позже, когда Малькольмсон гулял со своими книгами в тенистой аллее, к нему вернулось вчерашнее приподнятое настроение, чему немало способствовало яркое солнце и хорошая погода. К тому же он заметил, что его чтение продвигается весьма успешно. Найденное решение нескольких не поддававшихся ранее задач его полностью удовлетворяло, так что в гостиницу «Добрый странник» он зашел, прямо-таки сияя от счастья. Оказалось, что миссис Уитхем не одна. В уютной гостиной рядом с ней сидел незнакомец, которого хозяйка гостиницы представила ему как доктора Торнхилла. Волнение доброй женщины было очевидно. Приняв во внимание тот факт, что доктор сразу же стал задавать ему вопросы, Малькольмсон пришел к выводу, что его присутствие здесь не случайно. Поэтому он сказал прямо:

– Доктор Торнхилл, я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы, если вы согласитесь сначала ответить на один мой.

Доктор удивился, но, улыбнувшись, ответил без колебаний:

– Идет! Слушаю вас.

– Это миссис Уитхем попросила вас поговорить со мной?

Миссис Уитхем вспыхнула и отвернулась, а доктор Торнхилл на мгновение растерялся, но поскольку был человеком открытым и искренним, то ответил честно:

– Да, это так, но она не хотела, чтобы вы об этом узнали. Очевидно, это моя вечная поспешность выдала нас. Миссис Уитхем сказала, что очень переживает из-за того, что вы живете в этом доме один, и думает, что вы пьете слишком много крепкого чая. Она попросила, чтобы я вам как врач посоветовал, если это возможно, отказаться от чая и работы по ночам. В свое время я тоже был студентом, и, надо сказать, очень усердным, поэтому мне кажется, что я некоторым образом имею право обращаться к вам как к коллеге и мои советы вас не обидят.

Малькольмсон, широко улыбаясь, протянул руку.

– По рукам, как говорят в Америке, – сказал он. – Я благодарю вас, и вас, миссис Уитхем, за доброе отношение ко мне. Оно заслуживает ответного хода с моей стороны. Обещаю больше не пить крепкого чая… я вообще не буду пить чай, пока вы не позволите мне, и сегодня лягу спать самое позднее в час. Этого достаточно?

– Вполне, – кивнул доктор. – А теперь расскажите нам обо всем, что вы увидели в старом доме.

И Малькольмсон в мельчайших подробностях поведал им обо всем, что произошло за последние две ночи. Довольно часто его рассказ прерывался восклицаниями миссис Уитхем, а когда он дошел до эпизода с Библией, сдерживаемые переживания хозяйки гостиницы исторглись из нее в форме крика, и лишь полная рюмка разбавленного бренди помогла ей вновь взять себя в руки. Доктор Торнхилл, слушая Малькольмсона, лишь мрачнел, и когда рассказ был закончен, а миссис Уитхем приведена в чувства, он спросил:

– Крыса всегда поднималась по веревке набатного колокола?

– Всегда.

– Я полагаю, вам известно, – сказал доктор, немного помолчав, – что из себя представляет это веревка?

– Нет!

– Это именно та веревка, – медленно сказал доктор, – на которой вешали всех, кого безжалостный судья приговаривал к смерти!

В эту секунду раздался очередной крик миссис Уитхем, и ее снова пришлось приводить в чувство. Малькольмсон, взглянув на часы, увидел, что время уже близится к обеду, поэтому не стал дожидаться, пока она окончательно придет в себя, и отправился домой.

Когда к миссис Уитхем вернулась ясность ума, она чуть не набросилась на доктора, требуя объяснить, зачем он заставил бедного молодого человека думать о таких ужасных вещах.

– Он и так уже натерпелся! – добавила она, на что доктор Торнхилл ответил:

– Дорогая мадам, я это сделал с определенной целью! Я хотел привлечь его внимание к колокольной веревке и заставить его думать только о ней. Возможно, он переутомлен и слишком много времени проводит за книгами, хотя, должен заметить, выглядит он вполне здоровым, как физически, так и умственно. Но крысы… да еще эта идея по поводу дьявола, – доктор покачал головой и продолжил: – Мне бы следовало пойти к нему и провести эту ночь с ним, но, предложи я ему это, он бы наверняка обиделся. Возможно, ночью у него возникает некий страх или галлюцинация, если это произойдет, я хочу, чтобы он потянул за эту веревку. Как только это случится, мы это услышим и сможем вовремя помочь ему. Сегодня я собираюсь не ложиться допоздна и быть начеку. Не тревожьтесь, если до наступления утра Бенчерч услышит набат.

– О, доктор, что это значит? Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать следующее: возможно, даже, скорее, вероятно, сегодня ночью мы услышим звон набатного колокола из дома судьи! – и с этими словами доктор с многозначительным и загадочным видом удалился.

Придя домой, Малькольмсон увидел, что пришел несколько позже обычного времени и миссис Демпстер уже ушла – благотворительный фонд Гринхау не та организация, правилами которой можно пренебрегать. Он с удовольствием отметил, как в комнате было чисто и убрано, как приятно в камине потрескивают дрова. Этим вечером было холоднее, чем можно было бы ожидать в апреле, к тому же ветер дул с такой все нарастающей силой, что можно было не сомневаться, что ночью будет буря. С его приходом крысы на несколько минут притихли, но вскоре, свыкшись с его присутствием, опять взялись за свое. Он был рад услышать этот шум, который сделался для него уже каким-то родным, и мысли его обратились к тому странному факту, что крысы переставали шуметь только тогда, когда появлялась та другая, гигантская крыса со злобными глазами. Горела только лампа с зеленым колпаком, так что потолок и верхняя часть комнаты оставались в темноте, и поэтому приветливый свет камина, который освещал пол и белоснежную скатерть на столе, казался уютным и веселым. Малькольмсон бодро приступил к обеду и с большим аппетитом проглотил все, что было приготовлено заботливой миссис Демпстер. Покончив с обедом и выкурив сигарету, он решительно взялся за работу с твердым намерением не отвлекаться ни на что. Вспомнив обещание, данное доктору, он решил использовать имеющееся в его распоряжении время с максимальной пользой.

После примерно часа усердного труда его мысли стали отвлекаться от книг. Это было вызвано независящими от него обстоятельствами, оказывающими воздействие на его внимание и нервное состояние. К этому времени ветер уже превратился в бурю, а буря стала настоящим ураганом. Хоть старый дом и был крепок, казалось, что он весь сотрясается до самого основания. Безумный ветер гудел и выл в его многочисленных дымоходах, старых фронтонах, издавал странные потусторонние звуки в пустых комнатах и коридорах. Даже большой колокол на крыше, должно быть, ощутил силу ветра, поскольку его веревка то поднималась, то опускалась, так, как если бы колокол передвигался с места на место. Гибкая веревка скользила по дубовому полу с жутким глухим звуком.

Прислушиваясь к этому звуку, Малькольмсон вспомнил слова доктора о том, что «это именно та веревка, на которой вешали всех, кого безжалостный судья приговаривал к смерти». Он подошел к камину, взял в руки конец веревки и стал его рассматривать. Веревка пробуждала какой-то неестественный интерес. Глядя на нее, он попытался представить себе, кем были жертвы жестокого судьи и почему у него возникло желание держать у себя дома эту жуткую вещь. Пока Малькольмсон держал веревку, она периодически то натягивалась, то ослабевала, что было вызвано покачиванием колокола, но потом появилось новое ощущение, какая-то дрожь, словно по ней что-то перемещалось.