папы, я отправился к нему. Герцог жаловался, что ему отказано в пропуске, когда он уже отправил свою конницу, в полной уверенности, что ее примут в ваших владениях, и собирался уже ехать сам, надеясь, что пропуск ему, во всяком случае, дадут; такого ответа он не ожидал и вообще не знает, что и думать, ибо вы, с одной стороны, боитесь захвата этих владений венецианцами, а с другой — не пускаете к себе подмогу; он, герцог, может еще решиться на дело, которое принесет вам много неприятностей; он знает, что ему опасно идти на соглашение с венецианцами, но если нужда его заставит, он готов принять выгодные условия венецианцев и пуститься на нечто такое, что поразит вас в самое сердце. Я ответил, что отказа в пропуске ему не было, но ему дано понять, что вы хотите знать, как вам ужиться с его светлостью, и желаете сперва закончить расчеты, а затем вести дружбу, как подобает делать, когда два человека хотят поступать друг с другом открыто и друг друга уважать; я прибавил, что вы ни в каких делах не привыкли горячиться или шуметь и не хотите начинать теперь; поэтому было бы полезно герцогу послать во Флоренцию человека опытного, осведомленного о его замыслах, и можно быть уверенным, что ваши светлости не преминут поступить на пользу себе и на благо своим друзьям. Герцог ответил, что он был готов к отъезду, уже отправил своих людей и собирался отплыть сам, но хотел бы до отъезда ясно знать, на что ему можно надеяться с вашей стороны. Я отвечал, что сегодня же утром спешно вам напишу и извещу вас, что люди его светлости уже отправлены, что к вам поехал его посланец и что я буду просить вас принять герцогский отряд, — тем временем приедет посланный герцога, переговорит с вашими светлостями, и я не сомневаюсь, что дело кончится хорошо, а посланец герцога сможет известить его об этом, где бы герцог ни находился. Он как будто остался доволен и возразил, что, если ваши светлости будете с ним хитрить, это станет для него ясно через четыре или пять дней, когда приедет его посланный и ему напишет; тогда он сговорится с венецианцами, с самим дьяволом, отправится в Пизу и употребит последние силы, связи и деньги, лишь бы только вам навредить. Послать к вам он решил своего воспитанника, некоего мессера Ванни, который должен был выехать сегодня утром, но сейчас восемь часов вечера, а я об отъезде его еще не слышал и не знаю, не изменил ли герцог своих намерений. Судя по тому, что герцог провел вчерашний вечер с д’Амбуазом, он должен был выехать сегодня утром в направлении Специи, как было первоначально условлено, и хотел взять с собой на корабль пятьсот человек, своих дворян и пеших солдат, но до сих пор об отъезде его не слышно. Может быть, он хочет сперва обеспечить себя с вашей стороны. Я отвечал герцогу в этом духе только для того, чтобы дать ему некоторую надежду, иначе он мог бы здесь задержаться, а папе пришлось бы из-за этого настаивать на пропуске. Когда приедет посланный герцога, ваши светлости можете с ним не стесняться и поступать, как вам покажется нужным, — прекратить с ним разговор или заключить какое-нибудь условие. Конница двигается под начальством Карло Бальони и состоит из ста латников и двухсот пятидесяти легковооруженных. Прикажите, синьоры, узнать, где они находятся, и если ваши светлости сочтете, что их надо обезоружить, это можно сделать, когда покажется вам своевременным, а как только будет известно ваше решение насчет герцога, с ним будет поступлено по вашим указаниям, и ваши светлости, конечно, напишете, если что-либо изменится.
Ваш слуга
Nicolaus Machiavellus Seer.
Рим, 18 ноября 1503.
XX
Великолепные синьоры.
Я писал вам вчера и послал письмо с нарочным вместе с письмами от 14 и 16 ноября. Вы узнаете из них все о делах герцога, который наконец выехал сегодня ночью и направился в Остию, чтобы сесть там на корабль, если только погода будет этому благоприятствовать…
Ваш слуга
Nicolaus Machiavellus Secr.
19 ноября 1503.
XXI
Великолепные синьоры.
Пишу вам кратко, так как уже отправил вам письмо 18 ноября, и намерен в следующий раз писать подробнее. Я хочу, чтобы по случаю прибытия мессера Эннио, посланца герцога, который привезет это письмо, вы были бы точнее осведомлены о здешних делах. Герцог уехал отсюда вчера утром и отправился в Остию, где сядет на корабль с отрядом в четыреста или пятьсот человек, направляясь, как я уже писал вам, в Специю, и если только погода будет подходяща, он отплывет из Остии сегодня ночью, а другой свой отряд, примерно в семьсот всадников, он уже три дня как послал в Тоскану. Так как сам он отплыл и отправил своих людей сухим путем, не имея никакого разрешения ваших светлостей, мы решили по причинам, о которых я уже писал вам 18 ноября, послать к вам мессера Эннио, подателя настоящего письма; у него есть письма к вам от кардинала Содерини, которые даны ему, чтобы его успокоить, а не для других целей, ибо как папа, так и д’Амбуаз, судя по их разговорам и намекам, обиделись бы разве на то, что герцог получит от вас свободный пропуск; если ваши светлости сочтете полезным исполнить желание названных лиц, вы можете это сделать, нисколько не стесняясь, а если времена заставили бы вас изменить решение, то приезд этого человека будет для вас как нельзя более полезен, и вы со свойственной вам мудростью сумеете извлечь из этого все, что будет нужно.
Ваш слуга
Nicolaus Machiavellus.
Рим, 20 ноября 1503.
XXII
Великолепные синьоры.
…Мессер Агапито и мессер Рамолино, люди прежде всего близкие к герцогу, но оставшиеся здесь, чтобы не делить с ним его несчастную судьбу, говорили мне, что, уезжая из Рима в Остию, герцог приказал своему приближенному, мессеру Эннио, епископу Вероли, отправиться во Флоренцию, чтобы договориться с вами и заключить выгодное условие, согласно его последним беседам со мной; они хотели получить для безопасности этого мессера Эннио письмо от меня и грамоту от кардинала Содерини, но вчера не могли меня застать и просили поэтому быть у кардинала и приготовить эти письма, чтобы мессер Эннио мог сейчас же выехать во Флоренцию. Я был у кардинала, и так как, по причинам, о которых я писал 18 ноября, приезд мессера Эннио казался
