Ночные объятия - Шеррилин Кеньон

— Да, я был частью команды Бедрока[44], которая работала в каменоломнях, и сбежал вместе с Флинстоунами[45]. Барни Раббл[46] был коротышкой, но здорово поигрывал каменным кастетом.

Ник фыркнул, потом рассмеялся. Ему действительно нравился Эш даже при том, что парень был чрезвычайно странным.

— Итак, зачем я здесь?

— Я хотел поговорить с тобой там, где Кириан не сможет нас подслушать.

— О'кей, почему?

Прежде чем Эш смог ответить, высокая сногсшибательная брюнетка в черной короткой юбке с длинными красивыми ногами встала у стойки рядом с ними. Она без интереса взглянула на Ника, потом положила изящную наманикюренную руку на грудь Эшу, встала на носочки и что-то зашептала ему в ухо.

Эш мягко улыбнулся ей:

— Я польщен, дорогая, но уже занят.

Она надулась и вручила Эшу визитку:

— Если передумаешь, дай знать. Я обещаю, что не кусаюсь.

— Да, зато я кусаюсь, — произнес Эш на выдохе, когда она ушла.

Ник не был уверен, что правильно расслышал, поэтому предпочел пропустить мимо ушей этот тихий комментарий, тем более бармен принес его еду.

— Знаешь, это несправедливо, — сказал он Эшу. — Ты одет, как педик, а женщины все равно хотят тебя.

Тот повернулся к нему и одарил самодовольной усмешкой:

— Что есть, то есть.

— Да, но это сильно раздражает тех, кто этого хочет. Самое меньшее, что ты мог бы сделать, это поделиться. — Ник начал есть, — И кем ты занят?

Эш не ответил. Он никогда не отвечал.

— Вернемся к нашему разговору. Причина, по которой ты здесь, в том, что мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты сообщил Кириану, что Валериус в Новом Орлеане.

Ник подавился хлебом:

— О, дьявол.

— Ник, это серьезно. Рано или поздно, их дорожки пересекутся, и я хочу, чтобы он и Юлиан были к этому готовы. Если, Зевс упаси, один из них убьет Вэла, у Артемиды будут развязаны руки, и она придет за ними. Я не хочу видеть ни одного из них страдающим или мертвым. У них есть дети и жены, которым они нужны.

Ник вытер рот и сглотнул:

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Я хочу, чтобы ты поддержал меня. Помоги мне убедить Кириана, что он не должен выливать свою месть на Валериуса.

Ник утомленно выдохнул, ковыряя пластиковой вилкой в бобах. Это было легче сказать, чем сделать.

— Ты много хочешь от меня, Эш. Лично мне хотелось бы помочь ему выбить дерьмо из этого высокомерного ублюдка.

— Николас Амброзиус Готье, следи за своим языком!

Ник вздрогнул при звуке мелодичного голоса матери, по-каджунски растягивающей слова. Она стояла позади с выражением на лице — «Ник-у-тебя-большие-неприятности».

В свои сорок она выглядела гораздо моложе. Ее белокурые волосы были стянуты в узел на затылке. Одетая в джинсы и голубой свитер, она была бы очень привлекательна, если бы не приходилась ему матерью.

Эш придвинул пиво Ника ближе к себе.

Его мать прищелкнула языком, глядя на Эша:

— Не покрывай его, — она погрозила сыну пальцем. — Ты за рулем?

— Нет, мам, я сижу.

— Не остри. Ты знаешь, что я имею в виду.

Он одарил ее очаровательной улыбкой, которая всегда срабатывала и отводила неприятности.

— Это первая кружка. И я не сяду за руль, если выпью больше.

С тем же материнским видом, выражавшим и раздражение, и любовь, она повернулась к Эшу:

— А что в отношении тебя? Ты на своем мотоцикле?

— Нет, мэм.

— Мама, — раздраженно прервал ее Ник, — что ты здесь делаешь?

— Я шла на работу и увидела вас. Я только хотела зайти и поздороваться, потому что меня допоздна не будет дома, а ты исчезнешь из дома на закате, не сказав мне «до свидания». — Она обиженно посмотрела на него. — Разве мать не может провести с сыном пять минут в день, без обвинения в уголовном преступлении?

Теперь он чувствовал себя настоящим мерзавцем.

— Прости, мам. Я должен был утром сделать несколько вещей по работе, чтобы освободить время для учебы.

Она взъерошила ему волосы:

— Все хорошо. Я понимаю.

Потом оглядела Эша с ног до головы, распахнула его плащ и вздохнула с беспокойством:

— Клянусь, ты похудел еще больше с последней нашей встречи. — Она пошла к бармену и заказала фасоль и рис для него. — Хочешь еще чего-нибудь? — спросила она его.

— Нет, спасибо.

Она погрозила ему пальцем:

— Ты съешь это все, правда?

— Да, мэм.

Ник сжал губы, чтобы удержаться от смеха, глядя на олицетворение Эдди Хаскелла[47] в исполнении Эша, и над тем, как его мама пробует себя в роли матери одиннадцатитысячелетних воинов. Только Шериз Готье могла набраться подобной наглости.

— Мама, ему не нужно, чтобы с ним нянчились.

Она поправила воротник Ашерона и пригладила его рукой:

— Поверь мне, Ник, ему нужен кто-то, кто приглядывал бы за ним, так же как и за тобой. Вы, мальчики, только и думаете, что уже взрослые и готовы покорить мир.

Если бы она знала…

Она продолжила:

— Почему бы тебе не привести Эша в Санктуарий сегодня вечером. Я накормлю его земляничным печеньем и каджунскими хэшбраунами, чтобы нарастить немного мяса на его кости. Вы можете заниматься в задней комнате и составить мне компанию, пока я работаю.

Его мать никогда не принимала во внимание тот факт, что он уже вырос. Для нее он всегда будет пятилетним малышом, за которым нужно присматривать. Однако, он любил ее.

— Да, хорошо. Если я не буду работать, то зайду.

— Хороший мальчик. — Она достала кошелек и, вытащив две двадцатки, вручила их Эшу. — Заплатишь за бобы, а если выпьешь еще, лучше отправляйся домой на такси. Понял меня?

— Так и сделаю, миссис Готье, — сказал Эш, взяв деньги, — спасибо.

Она улыбнулась, поцеловала Ника в щеку и пожала плечо Эша:

— Вы, мальчики, ведите себя хорошо и избегайте неприятностей.

Ник кивнул:

— Да, мама.

Как только она ушла, он повернулся к Эшу.

— Приятель, мне жаль. Спасибо, что ты так спокоен с ней.

— Ник, никогда не проси прощения за свою мать. Будь чертовски благодарен, что она есть у тебя. — И вручил Нику сорок долларов.

— Поверь, это так и есть, — ответил тот, убирая деньги.

Ник улыбнулся любвеобильному характеру матери. У нее всегда была безумная потребность быть матерью всему миру, но потом, ее выбросили из отцовского дома в пятнадцать лет, когда родители узнали, что она беременна им. Она имела привычку искать во всех сходство с собой, полагая, что всегда есть другие брошенные или забытые.

Бармен возвратился с бобами. Эш бросил на блюдо один единственный взгляд и пододвинул его к Нику: