Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина

– На, кушай, пожалуйста, – пролепетала она и задорно улыбнулась.

Я так растрогалась. Ни в Чахучане, ни в Жатжае я ещё не встречала такого открытого и сердечного отношения к себе. Там, если кто и хотел мне помочь, то не просто так. А тут…

Я полезла в сумку с оборудованием, чтобы приподнести девочке подарок – красный фильтр, цветное круглое стёклышке в металлической оправе, через которое так интересно смотреть на однообразно зелёный лес вокруг.

Малышка заинтересовалась и тут же ускакала, со смехом разглядывая знакомый ей мир в новых красках. За ней же умчалась и остальная ребятня. Да и взрослые, выведав у Шанти цель нашего похода, тоже потеряли к нам интерес, и мы спокойно пошли дальше.

– Какие добрые здесь живут люди, – не могла я не поделиться своими мыслями, – такие открытые и отзывчивые.

– Да, на севере Кумкаля я видел много таких же беззаботных деревушек, где мужчины больше отдыхают, чем работают. Если проголодались, пошли в лес, залезли на дерево и срубили связку плодов или орехов, а потом принесли домой и снова легли в гамак отдыхать. Здесь жизнь сытая и беззаботная, не надо думать о завтрашнем дне, нечего бояться. Поэтому и злобы меньше. А бедность, она ведь не имеет значения, когда живёшь в ладу с самим собой.

Что ж, пожалуй, он прав. Сытость расслабляет и изнеживает, не подталкивает стремиться к чему-то большему. Но ведь если ты имеешь всё, что тебе нужно, зачем пытаться урвать у жизни лишнее? Наверное, это здоровая жизненная философия для столь жарких и плодородных мест, но я бы на себя её никогда не примеряла.

Не успели мы отдалиться от деревни, как дорогу нам перебежала стайка молоденьких девушек. Посмотрев на Шанти, они о чём-то зашептались, а потом со смехом предложили мне:

– Сестра, идём купаться с нами.

Я растерялась, а Шанти сказал:

– Иди, мы подождём тебя здесь.

Разумеется, я побежала вслед за девушками, даже не подумав снять камеру с шеи. В такую жару мне просто жизненно необходимо освежиться.

Узкая тропинка привела меня в уютный закуток, где по зелёной стене зарослей серебряными нитями стекает ручей, и пять девиц плещутся в тёплой реке.

Я тут же скинула с себя всю одежду и окунулась в воду. Пока намывалась и ополаскивалась, слишком поздно заметила, как девушки стыдливо смеются и шушукаются, явно обсуждая меня. Всё ясно, они меня заманили сюда из любопытства, хотели посмотреть, такая же у меня светлая кожа под одеждой или нет. А она на фоне загорелого лица и рук она просто белая. Вот им и смешно, будто я вся разноцветная.

А у самих ведь кожа тоже далека от девственной чистоты. У всех девушек на спинах красовались огромные черные татуировки. Я даже подплыла ближе, чтобы получше рассмотреть их.

Параллельные строчки письменных знаков украшали поясницу самой молоденькой девушки, а у той, что постарше, на каждой лопатке был вытатуирован скалящийся леопард. У третьей я заметила комбинацию из магических квадратов и треугольников, а у двух других помимо спины ещё и животы были украшены цветочным орнаментом и некими знаками.

– Для чего вам эти татуировки? – спросила я.

– Это же самая сильная защита от злых духов. – сказали меня. – Без неё в лес нельзя выходить. Вот идёшь ты по тропинке, а злой дух за тобой крадётся. Как увидит открытую спину, прочитает заклинание, так сразу испугается и убежит. А у тебя почему защитных рисунков нет? Не боишься без них в лес идти? Да ещё до Иши?

– Нет, я же как-то дошла из Чахучана через Жатжай сюда, – ответила я и искренне добавила, – а там злые духи очень свирепые.

– То в Жатжае и Чахучане, а у нас всё иначе. Вселится дух в крокодила, а когда ты реку будешь переходить, ухватит он тебя за ногу, замотает и будет медленно жевать. Или нетопырь тебе на плечо ночью сядет, вопьётся клыками в жилу и высосет всю кровь. Или оборотень подкрадётся и разорвёт тебя на части. Как же ты без защитного заклинания по лесу ходишь? Страшно ведь. Может, пойдёшь с нами в деревню, а бабушка Хом тебе рисунок под кожу палочкой нанесёт?

– Нет, спасибо, мне ведь спешить надо. Мой попутчик совсем один ждёт меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ему бы тоже заклинание на спину нанести, на всякий случай. Нетопыри не смотрят, кого кусать, мужчину или женщину.

Я не стала спорить, просто молча вылезла на берег и присела рядом с одеждой, чтобы обсохнуть. Девушки продолжали плескаться возле водопада. И всё-таки, до чего изящные у них спины. И рисунки такие необычные и притягательные…

Знаю, нехорошо вторгаться в личное пространство и снимать исподтишка, особенно обнажённую натуру… Но я уже украдкой снимала Шанти, мне не впервой нарушать свои же правила. Да и обнажённую натуру при проявке и фотоувеличении с ретушью можно будет усечь так, что ничего вызывающего на фотографии не останется.

Как только я обсохла, пришлось покончить со скрытой съёмкой и распрощаться с девушками. Я поспешила одеться и вернуться на тропу, где меня ждал Шанти.

Гро тоскливо взирал на верхушки деревьев, а меж ветвей парило нечто чёрное, кожистое и мохнатое. Оно с криком кидалось то на одно дерево, то на другое и впивалось всем телом в яркие плоды, что свисали с ветвей.

– Кто это?

– Летучий шакал.

– Нетопырь? – забеспокоилась я.

– Нет, нетопыри живут в лесах Кумкаля. Здесь их быть не должно.

– А они вправду высасывают кровь?

– Моего коня ночью покусали, – кивнул Шанти, – но всё обошлось.

– А летучий шакал, он кусается?

– Нет, ты же видишь, он только верещит от радости, когда находит фрукты.

Ясно, опасности нет. А то я уже была готова прислушаться к совету девушек и принять защитные меры от страшных лесных зверей.

Ночлег мы устроили на поляне под развесистой крышей из густых ветвей. Я лакомилась подаренными фруктами, Шанти варил для своего пса кашу, разговаривал с ним и, кажется, обещал подстрелить ему на днях обезьяну, чтобы накормить питательным мясом.

– Почему ты всегда говоришь с ним по тромски? – наконец решилась я спросить.

– Чтобы другие нас не поняли. В Старом Сарпале не жалуют собак. Их называют грязными животными, считают глупыми и злобными, бьют, не пускают на базары и в дома. Люди не поймут, если я буду говорить с Гро как с человеком. Поэтому я говорю по-тромски. Кто-то принимает мои слова за заклинания, которыми я подчиняю себе волю собаки, кто-то считает, что я владею тайным звериным языком. Люди сторонятся непонятного. Зато Гро меня понимает. Просто ответить не может.

– А может, тебе просто не с кем поговорить по-тромски? – осторожно спросила я. – Ты ведь скучаешь, по тем временам, когда… когда жизнь в Фариязе была другой?

Вообще-то, я собиралась спросить про те времена, когда отец Шанти был рядом с ним, но постеснялась лезть так глубоко в душу.

– Да, – с едва уловимой грустью ответил он, – порой тромской речи очень не хватает.

Всё, больше разговорить его у меня не получилось. Про попытки соблазнения я и вовсе позабыла. Ночью стояла такая неимоверная духота, что не было сил и желания даже нормально поесть, не то что заняться развратом.

После ужина Шанти продолжал жечь костёр, благо веток вокруг было много. Я же попыталась лечь спать, но вскоре проснулась от истошных криков. Они неслись отовсюду: сверху, сбоку, рядом, вдалеке. Весь лес вопил, ухал, свистел, стонал. Птицы, обезьяны и непонятно какие ещё звери разом словно сошли с ума.

– Лес оживает, – поддерживая огонь в костре, улыбнулся мне Шанти, – звери радуются лунной ночи.

А уж как я "рада". Нет, волчий вой в горах был не так ужасен, как эта вакханалия.

Всё же мне удалось ненадолго уснуть, а когда я спросонья приоткрыла глаза, то увидела, как на меня таращатся два светящихся фонаря. Я вскрикнула и отпрянула назад, ближе к костру. Нечто маленькое и лохматое взвизгнуло и отскочило в тёмные заросли леса.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Ну вот, испугала руконожку, – позёвывая у костра, сказал мне Шанти и устало улыбнулся. – Она ведь пришла на тебя из любопытства посмотреть, а ты была с ней так неласкова.