Конторщица-2 - А. Фонд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне уже стало значительно лучше, о моей простуде напоминала только неугомонная Римма Марковна, которая зорко следила, чтобы я продолжала пить все порошки и пилюли согласно предписанию врача. Пожалуй, это был единственный момент, который омрачал мою жизнь в доме Валеева.
Но все подходит к концу, завтра я получу выписку и послезавтра можно идти на работу. Пора перебираться на Ворошилова. Светку и Римму Марковну я решила пока оставить у Валеева. То, что ему плохо, было заметно даже невооруженным глазом, особенно по вечерам и ночью. Каждый вечер приезжал пожилой доктор с чемоданчиком, и они запирались с Валеевым в его кабинете. По утрам ему уколы делала Римма Марковна. Оказывается, у нее были прекрасные навыки полевой медсестры и легкая рука (мне она тоже два раза делала укол, когда я только-только заболела, потому и знаю).
Со Светкой Валеев очень сдружился и общался постоянно, наверстывая пропущенные годы. Было так умилительно наблюдать, как они по вечерам сидят вдвоем на полу и на огромном ватманском листе рисуют Африку, каждый со своей стороны, отчаянно споря, кто в джунглях главнее — слоны или крокодилы. Или играют в лото, или в шашки. Или смотрят диафильмы, растянув огромную белую простыню поверх стенки.
Не знаю, сколько ему осталось, но и для него и, главное, для Светки — это время должно стать самым лучшим. Света должна запомнить отца именно таким. Живым, активным, родным.
Римма Марковна как заботливая наседка твердой рукой рулила всем хозяйством, пекла шарлотки, пироги и булочки, делала свою чудесную рыбу-фиш и прочие рататуи.
В общем, всем здесь было уютно. Кроме меня. Я же чувствовала себя чужеродным элементом, эдаким вруном-Лжедмитрием. Поэтому и рвалась обратно на Ворошилова. А всё из-за моей неосмотрительности и глупости.
В общем, всё получилось так: я сидела и допечатывала последние страницы протокола, как внезапно, прямо посреди рабочего дня, вернулся Валеев. Забыл рецепт лекарства, а без рецепта не отпускают. И, соответственно, засек меня за работой.
— Работаете? — спросил он, роясь в папке с бумагами, где он в том числе хранил и рецепты лекарств.
— Угу, — промямлила я, покраснела и дернулась.
Видимо, или этот мой жест показался Валееву подозрительным, или так сошлись планеты, но он подошел и начал бесцеремонно заглядывать в бумаги. Я принялась судорожно собирать листы. Несколько оригиналов слетело и упало на пол. Валеев нагнулся и поднял их. Я хотела отобрать, но он не дал, начал читать.
— Я правильно понимаю, это — компромат на N, который сейчас сидит там? — Валеев махнул рукой куда-то в сторону потолка.
— Отдайте, — сказала я жестко и опять попыталась отобрать.
— Как эти материалы попали к вам, Лидия Степановна? Что это вы с ними делаете?
В общем Валеев вцепился в меня, как клещ. Под таким напором, пришлось сознаться, что комиссия ищет эти две папки, что закрыли Ивана Аркадьевича и единственная возможность спасти его — поменять текст на нейтральный. Текст я сочинила, оригиналы спрячу. Листы почти допечатала и завтра передам верному человеку, чтобы их вернули на место.
Валеев слушал меня крайне внимательно и его лицо всё больше и больше вытягивалось. Наконец, он сказал глухим голосом:
— Лидия Степановна, извините, у вас мозг есть?
Я вытаращилась. Так он со мной еще никогда не общался.
— Как можно было додуматься печатать это на своей личной машинке?! — скрипнул зубами Валеев, — Вы разве не знаете, что все пишущие машинки на учёте в КГБ, и их почерк хорошо известен?! А вы печатали и на своей рабочей, и на домашней. То есть все нити — сразу к вам! Вы это хоть понимаете?!
Я не знала, что и сказать. Ну, не знала я! Откуда мне, жившей в эпоху компьютеров, это было знать?
— Вы понимаете, своими глупыми мозгами, что первое, что они бы сделали — это сравнили бы листы с текстом между собой! И, кстати, вы разве не видите, что бумага на титульных листах протоколов, которые вы не стали менять из-за печатей, отличается от тех, что напечатали вы, — и по качеству, и вообще! И это видно даже невооруженным глазом!
— Я планировала их состарить, прогладив утюгом, — пискнула я, внутренне холодея от осознания того, чем бы это могло окончиться.
— И эту женщину я считал эталоном разумности и планировал оставить ей свою дочь! — заиграл желваками Валеев, побледнел и вдруг схватился за сердце. — У меня в правом ящике желтый пузырек! Быстро!
Я бросилась в кабинет Валеева. Торопливо нашла нужное лекарство и прибежала обратно. Валеев, дрожащими руками начал высыпать таблетки.
— А воды? — зыркнул на меня он и я кинулась на кухню за водой.
В общем, Валеев сказал, что что-то придумает. У него был какой-то нужный человек, который мог помочь с «почерком» машинки. Бумагу подобрать было не сложно. Перепечатать — тоже. В общем, документы у меня отобрали, велели сидеть и ждать. Валеев уехал, а я осталась метаться из угла в угол.
С тех пор Валеев стал относиться ко мне по-другому. Нет, всё также внимательно, вежливо, но уже без того восторга, как было раньше. Бедная Римма Марковна никак не могла понять, что происходит, и еще больше суетилась. В доме постепенно нарастало напряжение. Потому я и не хотела больше здесь оставаться ни на минуту.
Сегодня Валеев привез переделанные протоколы. Молча сунул мне их и ушел к себе в кабинет. А я начала собираться на Ворошилова. Машинально пихала в сумку все как попало, а руки почему-то дрожали. Ну, не привыкла я быть такой дурой. А ведь лоханулась как! Реально Валеев прав.
Я корила себя, на все сто. И когда Римма Марковна сунулась спросить меня, что происходит — я так рявкнула на нее, что она испуганно упорхнула обратно на кухню.
В общем, ушла я не очень мирно. Хорошо хоть Валеев не вышел попрощаться. Да и фиг с ним. У меня и так дел полно. Нужно еще с газетой решать что-то. Но это будет завтра.
Я вернулась в квартиру на Ворошилова, включила свет, бросила
