Тайна греческого гроба. Грозящая беда - Эллери Куин

— Вы узнали что-либо об этих слугах?

— Сэр! Женщина узнает все, что может узнать… Стреляйте дальше.

— Кто-нибудь нанят недавно?

— Как это ни ужасно, нет. Это очень почтенный дом, du bon vieux temps[33]. Я слышала, здесь все работают не менее пяти-шести лет, а некоторые здесь уже лет пятнадцать.

— Мистер Нокс им доверяет?

— Всецело.

— C’est bien! — Голос Эллери приобрел жесткость. — Maintenant, Mademoiselle, attendez! Il faut qu’on fait l’examen des serviteurs — des bonnes, des domestiques, des employes. Tout de suite![34]

Она встала и присела в реверансе.

— Mais oui, Monsieur. Vos ordres?[35]

— Я пройду в соседнюю комнату и притворю дверь, — быстро проговорил Эллери, — то есть оставлю узенькую щель, чтобы наблюдать за входящими. Под тем или иным предлогом вызывайте их звонком, одного за другим, и дайте мне возможность внимательно изучить лица… Кстати, шофер не придет, но его я уже видел. Как его зовут?

— Шульц.

— Он здесь единственный шофер?

— Да.

— Очень хорошо. Commencez![36]

Эллери ушел в соседнюю комнату и устроился у двери, чуть приоткрытой. Он увидел, как Джоан позвонила. Средних лет женщина, которую он раньше не встречал, одетая в черное платье из тафты, вошла в кабинет. Джоан задала ей вопрос, женщина ответила и ушла. Джоан позвонила снова, и возникли три молодые женщины в изящных черных костюмах горничных. Далее в такой последовательности: высокий, худой старый дворецкий, низенький толстяк с гладкой физиономией, аккуратно одетый, и, наконец, крупный и вспотевший джентльмен французского вида, в традиционном чистейшем одеянии шеф-повара. Когда парад окончился, Эллери вышел из своего укрытия.

— Отлично. Кто эта женщина средних лет?

— Миссис Хили, домоправительница.

— Горничные?

— Грант, Берроуз, Хотчкис.

— Дворецкий?

— Крафт.

— Малыш аскетического вида?

— Харрис, личный слуга мистера Нокса.

— И шеф-повар?

— Буссен, эмигрант из Парижа, — Александр Буссен.

— И это все? Вы уверены?

— За исключением Шульца, да.

Эллери кивнул:

— И все они мне абсолютно незнакомы, так что… Вы помните то утро, когда пришло первое письмо шантажиста?

— Очень хорошо помню.

— Кто входил в этот дом с тех пор? Я имею в виду посторонних.

— Несколько человек входили, как вы выразились, но ни одна живая душа не проникала дальше приемной, которая находится внизу, на первом этаже. С того утра мистер Нокс не хочет видеться ни с кем — и, как правило, все поворачивают назад уже от двери после вежливого ответа Крафта «Нет дома».

— Почему же?

Джоан пожала плечами:

— Несмотря на беззаботный и иногда грубовато-сердечный вид, мистер Нокс занервничал, как только пришла первая записка с угрозой. Меня очень удивляет, почему он не нанял частных детективов.

— По очень веской причине: он не хочет — или не хотел, — чтобы люди, знакомые с полицейскими методами, совали нос в этот дом. Пока картина Леонардо или ее копия находится здесь.

— Он никому не доверяет. Ни клиентам, ни знакомым, связанным с ним интересами в самых разных областях бизнеса, ни даже старым друзьям.

— А как же с Майлсом Вудрафом? — спросил Эллери. — Я считал, Нокс будет пользоваться его услугами вплоть до завершения дела об имуществе Халкиса.

— Да, верно. Но мистер Вудраф не появлялся здесь собственной персоной. Хотя они ежедневно разговаривают по телефону.

— Возможно ли это? — прошептал Эллери. — Какая удача, какая поразительная, изумительная удача. — Он крепко схватил ее за руки, и она негромко вскрикнула. Но у Эллери, по-видимому, были чисто платонические намерения. Он сжал эти изящные ручки с почти оскорбительной безличностью и заявил: — Это было очень интересное утро, Джоан Бретт, ужасно интересное!

И, несмотря на заверения, данные Эллери отцу, что «скоро» он будет у него в кабинете, лишь в середине дня, улыбаясь какому-то утешительному внутреннему ощущению благополучия, вошел он в полицейское управление.

К счастью, инспектор был погружен в работу и не имел возможности задавать вопросы. Довольно долго Эллери просидел в ленивой позе рядом с ним и очнулся от летаргических мечтаний, только когда услышал, как старик приказывает сержанту Вели собрать всех детективов вечером в подвале «Таймс».

— Вероятно, — подал голос Эллери, и старый джентльмен явно удивился, заметив его в кабинете, — будет удобнее встретиться в доме Нокса на Риверсайд-Драйв часов в девять вечера.

— У Нокса? Зачем?

— Есть причины. Твои ищейки должны, конечно, тщательно обнюхать место вероятного задержания, но официальный прием фактически состоится у Нокса. Все равно нам нельзя появляться у «Таймс» раньше десяти часов.

Инспектор было заворчал, но, наткнувшись на твердый взгляд Эллери, сморгнул и согласился. Повернувшись к телефону, он вызвал в кабинет Сэмпсона.

Сержант Вели величаво зашагал к выходу. Неожиданно энергично Эллери вскочил на ноги и кинулся за человеком-горой. Он догнал Вели в коридоре, схватил за могучую руку и начал говорить очень, очень просительно и почти льстиво.

Обычно каменно-холодные, черты сержанта Вели внезапно ожили, причем оживила их тревога, растущая по мере того, как Эллери настойчиво ему что-то нашептывал. Добропорядочный сержант переступал с ноги на ногу. Барахтался в трясине нерешительности. Качал головой. Прикусывал толстые губы. Тер щетинистую челюсть. Смотрел страдальчески, терзаясь противоречивыми чувствами.

Наконец, не в силах противостоять убедительности Эллери, он печально вздохнул и прогудел:

— Ладно, мистер Квин, но, если это закончится скверно, я поплачусь нашивками.

После этого он быстро зашагал прочь, вероятно очень довольный, что может сбежать и спрятаться за служебными обязанностями от этой назойливой блохи.

Глава 27

Осторожно, крадучись, попарно пробрались они под покровом безлунного неба к дому Нокса и с боковой улочки просочились в особняк через вход для слуг. Когда пробило девять часов, все уже были в каморке Нокса: оба Квина, окружной прокурор Сэмпсон, Пеппер, Джоан Бретт и сам Нокс. Плотно задернутые черные шторы не пропускали наружу ни лучика. Все были сосредоточенны, напряжены, но старались себя контролировать.

Говоря «все», мы имеем в виду всех, кроме Эллери, который хотя и вел себя вполне серьезно, приличествующим случаю образом, тем не менее ухитрился создать впечатление, будто его не волнует итог этого важного вечера — совсем не волнует!

Завязался нервный разговор.

— Подготовили пакет, мистер Нокс? — поинтересовался инспектор. Усы у него безвольно свисали лохматыми метелками.

Нокс достал из ящика стола небольшой сверток в коричневой оберточной бумаге.

— Это кукла. Бумага, нарезанная по размеру купюр. — Он говорил ровно, но в чеканных линиях его лица читалось сдержанное волнение.

— Ради бога! — взорвался окружной прокурор после минутного молчания, густо повисшего в комнате. — Чего мы ждем? Мистер Нокс, вам пора действовать. А уж мы последуем за вами. Указанное место оцеплено, и он не сможет…

— Осмелюсь заметить, — медленно произнес Эллери, — что никакой необходимости в посещении гардеробной «Таймс» больше нет.

Наступил еще один драматический момент — таким же моментом Эллери воспользовался несколько недель назад, чтобы самодовольно провозгласить свою версию с обвинением Халкиса. Но если он и опасался снова стать посмешищем, то по его виду сказать этого было нельзя. Он весело улыбнулся, словно все эти возбужденные приготовления, полицейские машины, расставленные вокруг Таймс-сквер, сбор кланов полиции и прокуратуры были не более чем развлечением.

Маленькое тельце инспектора подпрыгнуло дюймов на шесть.

— Что это значит, Эллери? Мы теряем время. Или ты решил нас порадовать еще одной фантастической выходкой?

Эллери посерьезнел. Он оглядел собравшихся: они уставились на него ошеломленно. Озорная улыбка исчезла, и ее сменила неожиданная резкость во взгляде.

— Хорошо, — сказал он решительно. — Я объясню. Хотите знать, почему это пустое и даже нелепое предприятие — ехать в центр города?

— Нелепое? — разгневался окружной прокурор. — Почему же нелепое?

— Потому, Сэмпсон, что мы зря потратим время. Потому, Сэмпсон, что ваша дичь там не появится. Потому, Сэмпсон, что нас ловко надули!

Джоан Бретт охнула. Остальные разинули рты.

— Мистер Нокс, — сказал Эллери, повернувшись к банкиру, — вызовите, пожалуйста, вашего дворецкого.

Нокс, собрав лоб в глубокие морщины, просьбу выполнил. На пороге моментально возник высокий, худой старик.