Дым старинного камина - Андрей Гнездилов

Много мелодий жило в душе его, но он не знал музыкальной грамоты, и лишь фантастические импровизации сопровождали его выплескивающиеся наружу

бури. Наконец, это перестало удовлетворять его. Он не мог упрекнуть никого из своих послушных музыкантов. Березы в его лесу владели тайнами скрипичной игры, рябины – альтами. Ивы могли исполнять виолончельные партии, вязам были подвластны контрабасы. Духовые инструменты требовали простора и высоты, и, конечно, тополя, сосны, ели и тиссы, лиственницы и осины делили меж собой трубы, гобои, кларнеты и валторны. Дубам, липам и букам принадлежали ударные. Завидный оркестр! Но Гилль ощущал бессилие дирижера, который отстал от своих музыкантов. Они были способны на много большее, чем хаотическое звучание, иногда находящее случайные гармонические сочетания под напором управляемой бури.

И вот Гилль решил найти солиста для своего дикого оркестра. Он знал, где искать, но долго не решался, зная, что его прежде всего примут за безумца. Наконец он преодолел себя и отправился к людям. Ему нужен был профессиональный музыкант, который бы смог, прослушав его фантазии, перенести их на ноты, дать им ритм, гармонию и соединить их с необузданной стихией бури.

Так Гилль встретил Извею. Она была пианисткой, настоящим профессиональным музыкантом, преданным классике, но открытым и для любых импровизаций, если они не нарушали в ней то природное чувство гармонии, которым она обладала. О, непросто складывалась их история. Жизнь Извей была полна и богата, хотя судьба успела нанести ей достаточно жестоких ударов. Начать с того, что ее сердце уже открыло двери иному избраннику. Муж ее был мастером архитектуры, и союз их знаменовал редкое единение. Стара мысль, что архитектура суть застывшая музыка, но в этом случае она получила неожиданно выразительное воплощение. Архитектор замыслил увенчать свою любовь небывалым строением – он решил создать храм музыки и посвятить его жене. Он вложил все свои силы, средства, талант, всю свою жизнь в это строение. Трудно описать его архитектуру. Самые неожиданные решения, смелые сочетания, немыслимые находки воплощало это здание. В нем не было явной симметрии, обусловленности пропорций… Как живая волна, внезапно превращавшаяся в сложную кристаллическую форму, как музыкальный экспромт, прихотливо рожденный фантазией и готовый мгновенно и навсегда исчезнуть, ибо повторение невозможно… Таков был этот причудливый храм, вознесшийся к небу на вершине холма. Гребень его венчала улиткообразная башня, создававшая возможности для дополнительного резонанса, и шпиль ее заканчивался фигурой бронзового кентавра. Напряжение мифического существа передавалось четырьмя копытами, сведенными в одну точку, а также мощным порывом вверх. Кентавр натягивал лук, целясь в небо. «В этом храме будет заключена тайна, – сказал архитектор жене. – Когда ты достигнешь совершенства в своем искусстве игры, моя скульптура выстрелит, и стрела устремится к солнцу». Увы, ему не пришлось пережить свое

творение, и только тогда, когда глаза его навсегда сомкнулись, Извея вспомнила другую его фразу, сказанную при закладке здания: «Я вложу в это строение всю свою жизнь». Он сдержал слово, и оставалось ждать исполнения следующего пророчества. Тяжело было горе Извей, пока она не встретилась с Гиллем. И вправду он показался ей поначалу безумцем, но с того момента, как он привел ее в свой лес, она поверила в него. Идея подчинить фантастическую стихию Тролля законам ритма, влить ее в законченную форму, захватила Извею. Разум человека соединился с чувствами природы в единой гармонии, и однажды их концерт был готов. Среди спокойного безоблачного вечера над горами разразилась чудовищная буря. Ее сопровождала фантастическая музыка… Раскаты настоящего грома сливались с партиями барабанов, разноцветные молнии сверкали почти беспрерывно, словно спаянные со звуком, и облака окрашивались всеми цветами радуги. Багровые отблески заходящего солнца то тут, то там прорывались сквозь клочья клубящихся туч. В апофеозе игры пальцы Извей вдруг потеряли клавиши инструмента. Мощный порыв урагана рванул ее в небо, и руки ее превратились в лебединые крылья. Но музыка не прервалась, только теперь она подчинялась белому комочку перьев, затерявшемуся в самом сердце бури. И вот наступил момент коды. Шквал вместе с музыкой достиг заветного храма. Тысячами сверкающих огней рассыпались молнии, ударив в башню. Вздрогнул проснувшийся кентавр, и глаза его отыскали на немыслимой высоте белого лебедя. Со звоном лопнула тетива, но волшебная стрела охотника успела набрать силу. В бескрайнем небе она догнала прекрасную птицу, и та камнем понеслась к земле. Едва успели ее подхватить руки Гилля. Обливаясь кровью, умирала Извея, и лишь немедленная жертва могла выкупить ее у смерти. Все силы Земли и Неба призвал Тролль на помощь себе. Страшной клятвой заклинал он природу оставить жизнь его возлюбленной, обещая отдать обратно свой волшебный дар. И вот слова его были услышаны, и буря уже не вернулась в его грудь. Он потерял силу, Извея – способности к игре, но зато они обрели друг друга, чтобы не разлучаться в остаток жизни. Лишь во сне они могли слушать свои фантазии, да во время непогоды эхо их концертов давало им утешение, если воспоминания способны утешать.

Лунный мальчик

В декабрьской суете Рождественских дней царило веселое ожидание. Даже самые серьезные люди начинали хоть чуточку верить в счастливые перемены. Вот что-то случится, и чудо подарит сказочное счастье или удачу. И это предвкушение радости, эта тайная надежда заставляет толпу горожан двигаться торопливо и бессмысленно. Как дети, попав в стихию чувств, бегут и шутят, смеются и толкают друг друга от избытка жизненных сил, так и волнение города с пестрым людским потоком создает то тут, то там маленькие бури, приливы и отливы. Больше всего это возникает в центре у сверкающих огнями магазинов. Зато на окраине торжественная тишина. Дома словно притаились и ждут. По какой-то из дорог придет время Нового года и вместе с ним волшебство и подарки фортуны?

В ночь на 22 декабря я вырвался из русла центральных улиц Санкт-Петербурга и оказался в районе Старой Деревни. Аккуратные двухэтажные коттеджи окружали заснеженные деревья. Яркий лунный свет заливал сугробы. Чуткая морозная тишина заставляла сдерживать дыхание. Людей не было видно. Зато какие-то фантастические существа, подобно теням, вдруг бесшумно возникали на дороге и тут же исчезали. Вначале я принял их за расшалившихся собак, спущенных с цепи для ночной прогулки, но приглядевшись, испытал невольный страх, если не сказать больше. Вот гигантская черная пантера, совершив семиметровый прыжок, перемахнула через узкую улочку, следом упругими скачками пронеслось полосатое чудовище, в котором нельзя было не узнать тигра. Еще и еще немыслимые звери, огромные птицы вихрем проносились мимо меня, оставляя глубокие следы или сбивая снег с ветвей деревьев. «Неужто что-то случилось в зоопарке, и его обитатели оказались на свободе?» – было первой моей мыслью. Я остановился, думая, куда бы мне понадежнее укрыться.

От ствола старого клена отделилась тоненькая фигура мальчика.

– Добрый вечер, –тихо, но отчетливо произнес он. – Не правда ли, последнее полнолуние этого года самое прекрасное из всех?

Я не сразу мог ответить ему, столь поразительным показался мне его вид. Удивительно нежное лицо, словно отлитое из фарфора, тихие светящиеся глаза с каким-то зеленоватым блеском. Казалось, в них жило само время. Они останавливались на чем-то, и время прекращало свой ход. Они устремлялись дальше, и их движение мгновенно освобождало мир от застылости. В самом деле, когда это дитя задумчиво смотрело на меня, все окружающее, деревья, дома, небо уподоблялось ледяным узорам на оконном стекле в сильный мороз. Потом он улыбнулся и перевел взгляд, и тотчас реальность вернулась. Да, я забыл сказать, что тонкие руки его с длинными пальцами являли такое совершенство формы, словно на фигурах египетских фараонов, где каждая деталь несет законченность и красоту целого. Гармонию лица и фигуры можно прочесть уже по ладони или стопе. Наряд его больше всего походил на какой-то средневековый, какие обычно были на пажах. Бледно-сиреневые лосины, короткий плащ с серебряными звездочками, камзол, расшитый парчовыми узорами. На голове густая шапочка русых волос, своей белизной напоминающая седину снега. В руках букет переливающихся перламутром цветов. Они казались стеклянными и слегка позванивали при соприкосновении, но в то же время издавали сильный, но приятный аромат.

Мальчик стал рассказывать о чудесах этой ночи. Слова его звучали, как сказка, но все подтверждалось и заставляло верить ему. Это был Лунный мальчик. Раз в году в период зимнего солнцестояния он мог спускаться на землю и приносить с собой лунные цветы. Конечно же, они были волшебными, но исполняли желания не людей, а животных, и в первую очередь кошек. Надо ли подробно говорить об эволюции? О том, что со слов мальчика жизнь вначале существовала на Луне, а затем перешла на Землю, что растения Луны стали животными на Земле, так же как минералы растениями, а животные людьми и т. д. И вот этот лунный принц на одну ночь приходил с подарками с покинутой планеты. Вот, оказывается, чем объяснялась эта зимняя фантасмагория. Кошки, вечно униженные, беззащитные в мире людей и животных, получив лунные цветы, немедленно желали превращений. Одни становились собаками, другие пантерами тиграми, третьи получали способность побывать в телах своих хозяев, людей Конечно же, некоторые сложившиеся отношения с домашними животными предполагали и особые трансформации. Так, иные люди вдруг обнаруживали себя в шкурах своих питомцев, и на себе могли ощутить все прелести и невзгоды кошачьей или собачьей жизни. Попробуйте-ка хоть раз на мгновение представить, что вы стали каким-то захудалым котярой. Вы можете говорить только «мяу». Вы не предполагаете, какая последует реакция, вполне возможно в вас швырнут чем-то и крикнут «брысь». Нужда хозяев может и вас выгнать на улицу, а там законы куда более жестокие, чем в джунглях. Впрочем, в конце ночи, с рассветом все вернется обратно, и вы примете свое приключение за дурной сон.