Точка Лагранжа - Борис Борисович Батыршин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Картина получилась до ужаса реалистичной, и Дима помотал головой, отгоняя её прочь. В самом деле, что за вздор: уж сколько раз орбитальные автобусы прибывали на станцию, включая и тот, на котором он сам сюда прилетел — и ни разу ничего не случалось! Нет, хватит фантазировать, а то накаркаешь ещё…
Тем временем, первый пассажир достиг станционного шлюза и скрылся в нём; трое других уже вышли из «автобуса», когда идущий вторым вдруг замешкался. Дима не мог понять, что там стряслось — он видел только угловатую тень чемодана, который пассажир, похоже, упустил точно в середине рукава. Двое других вынужденно остановились, а через люк уже выбирался четвёртый — возник затор, и в этот самый момент по ушам ударил сигнал тревоги. Дима вскинул голову, и сквозь надвинутый на забрало шлема двойной светофильтр увидел, как грузовой контейнер, кувыркаясь, летит прямо на пассажирский причал. В наушниках перекрывали друг друга испуганные крики швартовщиков, требующих указаний, диспетчер заполошно кричала, требуя объяснить, что случилось, ей отвечали непечатно и вразнобой… а угловатая махина тем временем неотвратимо накатывалась на гофрированную пластиковую трубу, полную людей, и позади контейнера вспухало мутно-белое облако, сквозь которое просвечивали наплечные прожектора мельтешащих туда-сюда и явно не понимающих что делать швартовщиков. Холодея от ужаса, Дима осознал, что они никак, ну никак не успевают — как не успевает и стажёр Дудоров на втором «крабе». Вон его позиционные огни, только что отделились от шлюза ангара — и чтобы добраться до места, а потом ещё сориентироваться в обстановке и понять, что делать (диспетчер до сих пор так и отдала ни одного вразумительного распоряжения) ему понадобится не меньше трёх, в лучшем случае, двух минут. А контейнер летит, кувыркаясь, к пассажирскому причалу, и когда он туда доберётся — жутковатая картина, нарисованная давеча Диминым воображением, покажется детским мультиком. Тяжеленный ящик сомнёт причал вместе с переходной трубой и копошащимися внутри людьми — и хорошо, если при этом не расплющит заодно и скорлупку «орбитального автобуса» в котором кроме двух членов экипажа ещё остаётся не меньше полудюжины ничего не подозревающих пассажиров...
Решение возникло мгновенно. Заученными движениями рукоятей управления он развернул «краб», нацелил его на приближающуюся махину и, закусив до крови губу, дал полную тягу. За спиной зашипел движок, стальная вращающаяся стена надвинулась с неожиданной скоростью. Страшный, вышибающий воздух из лёгких удар, гнущиеся, словно варёные макаронины, перекрестья труб, не сумевших защитить ложемент и пилота от столкновения — и последнее, что стажёр Ветров успел услышать, прежде чем его сознание милосердно отключилось, был треск его собственных костей, ломающихся о безжалостно-жёсткое, острое ребро контейнера…
XI
— …И ведь сколько раз предупреждали! — отец в сердцах стукнул кулаком по столешнице. — Сколько говорили, что ситуация с техникой безопасности на орбитальных стройках не тревожная, а прямо-таки катастрофическая — всё впустую! И вот, пожалуйста — дождались…
— А что отвечали? — осторожно спросил я. Поинтересоваться бы ещё, кто именно отвечал, но и без того ясно, что имеется в виду некий обобщённый, средний оппонент.
— Понятно что… — отец пожал плечами. — Мол, масштабы работ, что на Земле, что в Космосе, растут лавинообразно, и качество контроля неизбежно падает, причём на всех уровнях. Вообще-то понять можно: такая глупая история с сорванной резьбой на баллоне ещё год назад была попросту немыслима, с каждым таким баллоном нянчились, как с грудным младенцем, проверяли по сто раз, обнюхивали, чуть ли не облизывали. И, заметь, занимались этим специалисты высочайшей квалификации, отвечавшие за каждый чих, за каждую царапину на краске. А сейчас, когда этих баллонов мы отправляем на орбиту в день по несколько десятков штук — кто их проверяет?
Я немедленно вспомнил эпизод из «Стажёров», где Юра Бородин (тоже, кстати, вакуум-сварщик), гуляя по Мирза-Чарле, забрёл в район складов — и обнаружил там поддон с газовыми баллонами, у одного из которых был сбит вентиль. Могли бы братья Стругацкие (в настоящий момент живые, здравствующие и плодовито пишущие) предугадать, что третьестепенный эпизод из их повести сбудется, да ещё и таким драматическим образом?
-Поставили, понимаешь, на контроль какую-нибудь тётю Клава, которая раньше на ЗиСе прозванивала тестером цепь зажигания самосвала! — продолжал возмущаться отец. — Нет, я не спорю, это тоже ответственное дело — но ведь надо понимать, что этим баллонам в космос лететь, а не на МТС в каком-нибудь Бердичеве!
Замечание отца насчёт ЗиСа привычно царапнуло мне ухо — хотя уже и год прошёл, никак не могу привыкнуть к тому, что автозавод имени Лихачёва сохранил в этой реальности прежнее название друга всех физкультурников.
— Ну и что же они собираются делать? — спросил я, опять не уточняя, кто именно — «они».
— А что тут сделаешь? — отец развёл руками. — открывают при нескольких техникумах вроде Московского Авиастроительного новые факультеты, которые будут выпускать специалистов соответствующего профиля, расширяют уже имеющиеся. В МАИ, Бауманке и других подходящих вузах набирают потоки на новые специальности. Всё это хорошо, конечно, но только нужно было думать о таких вещах не сейчас, а хотя бы годом раньше — а то когда ещё выпускники приступят к работе, да наберутся опыта? А масштабы строек растут, скоро «Циолковский « войдёт в строй, «Армстронг» расширяем, а там и до «Лагранжа» недалеко — это я ещё молчу о планах американцев начать строительство специальной туристической станции… Представляешь, сколько грузов пойдёт теперь на орбиты? Не вагоны даже — составы, эшелоны!
Я представлял, причём куда лучше, чем отец мог предположить. Всё же, инженерное образование, пусть и полученное четыре десятка лет назад, давало о себе знать.
— Но на этот-то раз, к счастью, обошлось без жертв?
— Чудом. На пассажирском причале как раз шли работы по проверке наружных кабелей. Когда монтажники увидели, что стряслось
