Избранная - Вероника Рот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Калеб взвизгивает, когда сеть принимает его тело, и выпрямляется. Я не без труда встаю.
— Калеб! — сиплю я. — Сюда!
Тяжело дыша, Калеб ползет к краю сети и переваливается через него, плюхаясь на платформу. Морщась, он поднимается на ноги и смотрит на меня с открытым ртом.
— Сколько раз… ты… это делала? — спрашивает он, задыхаясь.
— Теперь — два.
Он качает головой.
Когда отец падает в сеть, Калеб помогает ему выбраться. Оказавшись на платформе, отец наклоняется, и его выворачивает через край. Я спускаюсь по лестнице и, оказавшись внизу, слышу, как Маркус со стоном приземляется в сеть.
В пещере пусто, коридоры уходят в темноту.
Судя по словам Жанин, в лагере Лихости никого не осталось, кроме солдат, которых она послала назад охранять компьютеры. Если мы найдем солдат-лихачей, то найдем и компьютеры. Я оборачиваюсь. Маркус стоит на платформе, белый как мел, но невредимый.
— Так вот он какой, лагерь Лихости, — замечает Маркус.
— Да, — подтверждаю я. — И что?
— Не думал, что когда-нибудь его увижу. — Он проводит рукой по стене. — Не надо быть такой колючей, Беатрис.
Я раньше не замечала, какие ледяные у него глаза.
— У тебя есть план, Беатрис? — спрашивает отец.
— Да.
Это правда. У меня есть план, хотя я не знаю, когда успела его придумать. Я также не уверена, сработает ли он. Можно рассчитывать на несколько моментов: в лагере мало лихачей, Лихачи отнюдь не славятся коварством, и я сделаю все, чтобы их остановить.
Мы идем по коридору, ведущему к Яме. Через каждые десять футов коридор пересекают полосы света. Когда мы входим в первую полосу, я слышу выстрел и падаю. Должно быть, нас заметили. Я ползу к следующему темному участку. Искра выстрела вспыхнула на другой стороне комнаты, у двери, которая ведет в Яму.
— Все целы? — спрашиваю я.
— Да, — отвечает отец.
— Тогда оставайтесь здесь.
Я бегу к стене комнаты. Лампы выступают из стены, так что под каждой лежит узкая полоса тени. Я достаточно маленькая, чтобы спрятаться в ней, если повернусь боком. Я прокрадусь вдоль стены и ошарашу охранника, стреляющего в нас, прежде чем он успеет всадить пулю мне в голову. Возможно.
Я благодарна Лихости в том числе за готовность, которая избавляет меня от страха.
— Кто бы там ни был, — кричит голос, — бросайте оружие, руки вверх!
Я поворачиваюсь и прижимаюсь спиной к каменной стене. Я быстро перемещаюсь в сторону, переступая ногами крест-накрест, и щурюсь сквозь полумрак. Новый выстрел разрывает тишину. Я достигаю последней лампы и мгновение стою в тени, дожидаясь, когда глаза привыкнут.
Я не могу победить в драке, но если буду двигаться достаточно быстро, мне не придется драться. Неслышными шагами я иду к охраннику у двери. В нескольких ярдах от него я осознаю, что мне знакомы эти темные волосы, которые всегда блестят, даже в относительной темноте, и длинный нос с узкой переносицей.
Это Питер.
Холодок скользит по коже, гладит сердце, проваливается в желудок.
Его лицо напряжено — он не сомнамбула. Он оглядывается, но его глаза сканируют воздух надо мной и вокруг меня. Судя по его молчанию, он не намерен вести переговоры. Он убьет нас, не задавая вопросов.
Я облизываю губы, пробегаю несколько последних шагов и бью основанием ладони ему в нос. Он кричит, закрывая лицо обеими руками. Мое тело сотрясается от нервной энергии, и, пока он щурится, я пинаю его в пах. Он падает на колени, с грохотом роняя пистолет. Я подбираю оружие и приставляю дуло к его макушке.
— Почему ты не спишь? — требовательно спрашиваю я.
Он поднимает голову, и я взвожу курок, выгнув бровь.
— Лидеры Лихости… они оценили мои записи и освободили меня от симуляции, — отвечает он.
— Потому что рассудили, что ты и так достаточно кровожаден и запросто убьешь пару сотен человек, находясь в сознании, — замечаю я. — Звучит разумно.
— Я не… кровожаден!
— Впервые вижу настолько лживого правдолюба. — Я постукиваю пистолетом по его черепу. — Где компьютеры, которые контролируют симуляцию, Питер?
— Ты меня не застрелишь.
— Меня часто переоценивают, — тихо говорю я. — Думают, раз я маленькая, или девушка, или Сухарь, значит, не могу быть жестокой. Но это ошибка.
Я перевожу пистолет на три дюйма влево и стреляю ему в плечо.
Его вопли наполняют коридор. Кровь хлещет из раны, и он снова вопит, прижав лоб к полу. Я снова приставляю пистолет к его голове, не обращая внимания на укол вины в груди.
— Теперь, когда ты понял свою ошибку, я дам тебе еще один шанс рассказать то, что мне нужно, прежде чем я выстрелю куда похуже.
Еще один момент, на который можно рассчитывать: Питер эгоистичен.
Он поворачивает голову и пристально смотрит на меня сверкающим глазом. Он закусил нижнюю губу и неровно выдыхает. И вдыхает. И выдыхает.
— Они слушают, — выплевывает он. — Если ты меня не убьешь, они убьют. Я скажу, но только если ты заберешь меня отсюда.
— Что?
— Забери меня… аах… с собой, — морщится он.
Я не верю собственным ушам.
— Ты хочешь, чтобы я забрала с собой тебя, человека, который пытался меня убить?
— Да, — стонет он. — Если хочешь узнать то, что хочешь.
Кажется, будто у меня есть выбор, но на самом деле нет. Каждую минуту, которую я таращусь на Питера и вспоминаю ночные кошмары с его участием и вред, который он мне причинил, очередной десяток альтруистов погибает в тисках безмозглой армии Лихости.
— Ладно. — Я чуть не давлюсь этим словом. — Ладно.
Я слышу за спиной шаги и оборачиваюсь, крепко держа пистолет. Отец и остальные идут к нам.
Отец снимает рубашку. Под ней надета серая футболка. Он приседает на корточки рядом с Питером и туго перевязывает его плечо. Промокая кровь, текущую по руке Питера, он поднимает взгляд на меня и спрашивает:
— Разве нельзя было обойтись без стрельбы?
Я не отвечаю.
— Иногда боль — во благо, — спокойно замечает Маркус.
Я мысленно вижу, как он стоит перед Тобиасом с ремнем в руке, и слышу эхо его голоса. «Это для твоего же блага». Несколько секунд я не свожу с него глаз. Он действительно в это верит? Это похоже на слова лихача.
— Нам пора, — говорю я. — Вставай, Питер.
— Ты хочешь, чтобы он шел? — возмущается Калеб. — С ума сошла?
— Разве я прострелила ему ногу? Нет. Он идет с нами. Куда мы идем, Питер?
Калеб помогает Питеру подняться.
— В стеклянное здание, — морщится он. — Восьмой этаж.
Он проходит в дверь первым.
Я окунаюсь в рев реки и голубоватое мерцание Ямы, которую никогда еще не видела такой пустой. Я осматриваю стены в поисках признаков жизни, но не вижу ни движения, ни фигур, затаившихся в темноте. С пистолетом в руке я иду к тропинке, которая ведет к стеклянному потолку. От пустоты меня пробирает дрожь. Пустота напоминает о бескрайнем поле в моих кошмарах с воронами.
— Почему ты считаешь себя вправе стрелять в людей? — спрашивает отец, следуя за мной по тропинке. Мы проходим мимо тату-студии. Где-то сейчас Тори? И Кристина?
— Сейчас не время обсуждать мою этику, — отвечаю я.
— Напротив, самое время, — возражает он, — потому что скоро тебе представится возможность выстрелить в кого-то еще, и если ты не понимаешь…
— Не понимаю чего? — бросаю я, не оборачиваясь. — Что каждая потерянная мной секунда означает смерть очередного альтруиста и превращение очередного лихача в убийцу? Я поняла это. Теперь твоя очередь.
— Всегда есть правильный путь.
— Почему ты так уверен, что знаешь его?
— Пожалуйста, не надо ссориться, — с укоризной перебивает Калеб. — Сейчас у нас есть дела поважнее.
Я продолжаю подниматься, мои щеки горят. Несколько месяцев назад я бы не осмелилась рявкнуть на отца. Возможно, даже несколько часов назад. Но что-то изменилось, когда застрелили мою мать. Когда отняли Тобиаса.
Сквозь рев воды я слышу, как пыхтит отец. Я забыла, что он старше меня, что его костяк хуже справляется с весом тела.
Прежде чем подняться по металлической лестнице, которая вознесет меня над стеклянным потолком, я жду в темноте и наблюдаю за солнечными бликами на стенах Ямы. Дождавшись, когда тень скользнет по залитой солнцем стене, я считаю секунды до появления следующей. Охранники совершают обход каждые полторы минуты, двадцать секунд стоят и движутся дальше.
— Там, наверху, вооруженные люди. Они убьют меня, если смогут, — тихо говорю я отцу и заглядываю ему в глаза. — Я должна им позволить?
Он несколько секунд смотрит на меня.
— Ступай, — отвечает он, — и помоги тебе Бог.
Я осторожно поднимаюсь по лестнице и останавливаюсь, прежде чем высунуть голову наружу. Я жду, наблюдая за движением теней, и, когда одна из них останавливается, делаю шаг наверх, целюсь и стреляю.