Оракулы перекрестков - Эдуард Шауров

Краем уха Бенджамиль слышал, как Ху-Ху переспрашивает переводчика про пулю. Бен подался вперед, пытаясь понять, о какой такой пуле идет речь. Откуда-то вынырнуло лицо Максуда.

– Ничего не бойся. – Губы фатара обожгли ухо Бенджамиля азартным дыханием. – Ты должен драться с толстым. На все соглашайся и не о чем не думай. Постарайся хорошо запомнить место, где сидит противник, и делай как можно меньше движений. Я буду твоим секундантом. Господь нам поможет.

Бен хотел спросить, как он, собственно, должен драться с Ху-Ху, но Максуд уже отодвинулся.

Вокруг начался полный бедлам. Пьяные ситтеры двигали столы, расчищая пространство в середине зала. И хотя Бен ничего толком не понимал, его неожиданно охватило то самое чувство, которое он уже испытывал, когда, прыгнув с балкона Виктора Штерна, медленно плыл над темным ущельем улицы, – непередаваемая смесь ужаса и восторга. Только в этот раз его парашютом была непоколебимая уверенность и наглость, огненным фонтаном бьющая из стоявшего рядом Максуда. «Неужели я и впрямь становлюсь ти-эмпатом?» – с изумлением подумал Бен.

– Одну минуту! Одну минуту! – Сухощавый переводчик поднял руку, пытаясь привлечь к себе внимание среди всеобщего хаоса. – Мастер Ху не может драться! Во-первых, он не приемлет насилия, а во-вторых, если он получит ранение, то не сможет выполнять свои обязательства по сделке.

– Мастер Ху, наверное, думает, будто он наш единственный поставщик оружия. – Яфат засмеялся. – Впрочем, согласно правилам, он может выставить вместо себя одного бойца.

Максуд презрительно сплюнул на пол. Переводчик обернулся к Ху-Ху и начал ему что-то горячо объяснять. Ху-Ху, вышедший из своего обычного состояния полудремы, отвечал зло и раздраженно. Бен прислушивался, стараясь уловить, о чем речь. Уголок рта сухощавого опять потянуло вверх.

– …Нет! – сказал он достаточно громко. – Теперь отказаться уже нельзя.

Ху-Ху сказал несколько слов и, отвернувшись, стал смотреть в сторону. Переводчик опять поднял руку, требуя тишины:

– Мастер Ху выставит бойца!

– Этим бойцом, надо полагать, будешь ты? – спросил Максуд на цивильном.

Сухощавый кивнул. Он был серьезен. Челюсти его плотно сжались, только непослушный рот все норовил улыбнуться одним углом.

– В таком случае, – сказал Максуд, и шум вокруг моментально приутих, – в таком случае мой фатар тоже имеет право выставить бойца! – он повернулся к Бену: – И не вздумай возражать, братишка.

Вокруг одобрительно засвистели. Максуд повернулся к переводчику Ху-Ху:

– Правила знаешь?

Сухощавый опять кивнул.

– Я бывший член гильдии, – сказал он, стягивая куртку и бросая ее на пол. – Я знаю все правила.

Под курткой действительно оказалась кобура с торчащей из нее рубчатой рукоятью.

– Кто будет крупье? – спросил сухощавый.

Максуд вопросительно взглянул на яфата.

– Рафаиль. – Яфат ткнул пальцем в молодого ситтера с длинной косой на затылке.

Сухощавый достал свой пистолет из кобуры и рукояткой вперед протянул крупье. Максуд, чуть помедлив, сделал то же самое. Зажав второй пистолет под мышкой, крупье вытянул из первого обойму и принялся один за одним выщелкивать из нее патроны. В наступившей тишине было слышно, как металлические цилиндры звонко скачут по полу. Оставив один патрон, Рафаиль вернул обойму на место и, передав пистолет яфату, проделал ту же самую процедуру с пистолетом Максуда. Двое ситтеров принялись мерить зал шагами.

– Места мало, – негромко сказал переводчик.

– Двадцати шагов нам хватит, – презрительно ответил Максуд и пошел в центр залы.

Сухощавый двинулся следом. Ху-Ху, сложив на животе короткие ручки, напряженно смотрел ему в спину. Его глаза были полуприкрыты тяжелыми веками, он очень хотел казаться спокойным.

Дуэлянтам указали их места, и они сели друг против друга, подогнув ноги и выпрямив спины.

– Повязки! – сказал крупье.

Двое молодых людей быстро подошли – один к Максуду, другой к переводчику. В их руках оказались темные плотные повязки, которыми они завязали глаза обоим бойцам. Затем в правую руку каждого из дуэлянтов был вложен заряженный пистолет. Почти одновременно приняв оружие, оба мужчины опустили пистолеты вниз и уперли стволами в пол.

– Шнур! – распорядился крупье.

Каждый из противников вытянул вперед левую руку. Секунданты разошлись в разные стороны, разворачивая длинную веревку, связанную из трех кусков. Концы веревки дали Максуду и переводчику. Максуд ловко крутнул ладонью, натягивая шнур, и замер. В наступившей тишине Бенджамиль слышал, как где-то рядом шумно сопит толстяк Ху-Ху.

– Готовы ли противники? – спросил Рафаиль.

– Готовы, – вразнобой откликнулись секунданты.

Двое мужчин с завязанными глазами сидели неподвижно, соединенные тонкой линией натянутой веревки. Стихли образовавшие коридор ситтеры. Бенджамиль затаил дыхание. Упругая звенящая тишина повисла между замершими в восторженном ожидании зрителями, точно взведенный курок, точно сжатая до последней степени стальная пружина, готовая в любую секунду распрямиться, убивая, круша, калеча… Рафаиль вопросительно оглянулся на яфата. Яфат сделал полшага назад, оперся задом о край стола, застеленного скатертью с лицом грустного ребенка, и кивнул. На его губах блуждала тонкая мечтательная улыбка.

– Фай! – крикнул крупье.

Максуд быстро выбросил вперед руку с пистолетом, одновременно дернув на себя веревку. Бенджамиль не успел понять, выстрелил ли он первым, или первым выстрелил сухощавый, или оба выстрелили разом. Он только увидел, как вспышка на короткий и яркий миг выхватила из полутьмы лицо Максуда. Ослабла и опять натянулась веревка. Сухощавый качнулся и стал медленно валиться набок. На его голове, чуть выше повязки, расцветало темное пятно. Две сотни глоток взорвались торжествующим ревом. Оглушенный Бенджамиль оглянулся вправо и увидел Ху-Ху. Толстяк, выпучив глаза и хватаясь пальцами за горло, опрокидывался на стоявший позади стол. Здоровенный, голый по пояс детина, скаля зубы, тянул в стороны концы захлестнутой на шее Ху-Ху удавки, а яфат, блаженно щурясь, глядел, как судорожно сучат в воздухе короткие ножки в расшитых войлочных туфлях. Бенджамиль почувствовал, что сейчас его вырвет.

Но его не вырвало, каким-то чудом он сумел удержаться. А в следующий момент все принялись палить в потолок. Волна дикого первобытного чувства захлестнула Бенджамиля. Кажется, он орал вместе со всеми. Шокирующий, бьющий со всех сторон животный восторг стремился увлечь, утянуть его, Бенджамиля Френсиса Мэя в черную, жуткую, притягательную бездну. Бессознательно пытаясь вынырнуть, пробраться к выходу, он видел, как скатывают со стола мертвое тело Ху-Ху, как, оставляя на паркете широкий и темный след, волочат за ноги его телохранителя. И он, будто в мучительном сне, продирался сквозь водовороты исходящих агрессией существ до тех пор, пока перед ним не возник Максуд, единственный человек в этом зверинце, Максуд, который схватил его за плечи, встряхнул и прокричал в самое ухо: