Рабин, он и в Африке Гут - Алексей Лютый

– Я и так уже произвел столько алкоголя, что его хватит, чтобы половину нашей планеты от вредителей избавить, – сердито проворчал Ахтармерз, почесывая крылом правую голову. – Ну, не понимаю я, как вы, гуманоиды, можете столько алколоидов употреблять?! Ведь если сопоставить их количество, поглощенное вами, с килограммом вашего же живого веса, то получится, что никаких бактерий в вашем организме просто существовать не может. Ни вредных, ни полезных. Мы еще этого не проходили, но, по-моему, у вашего вида от алкоголя даже красные кровяные тельца деформируются…

– Ты давай не умничай, говорилка огнедышащая, – урезонил его Ваня. – Тебя сюда жрать позвали, а не антиалкогольную пропаганду вести. И вообще, в последний раз предупреждаю. Еще раз нас гуманоидами обзовешь, я тебе на все три едовища цементные заглушки поставлю. Будешь тогда пламя через оставшиеся отверстия выпускать, а я посмотрю, насколько они у тебя к температурным перепадам приспособлены!

Ахтармерз решил не проверять, насколько реальна угроза омоновца, и, демонстрируя полное презрение к оппонентам, повернулся к столу задом, а к евреям передом. С нами была дама, поэтому Сеня терпеть такую вульгарность не стал. Ласково стукнув Горыныча дубинкой по хвосту, он объяснил ему правила этики. Наш трехглавый второгодник обиженно зыркнул, но приличествующее случаю положение все-таки занял.

Теперь можно было и к ужину приступать. Понятное дело, что я после отказа Ахтармерза от мясной вырезки рассчитывал, что эти лакомые куски достанутся мне – все-таки трудился я ничуть не меньше подвизавшегося в самогонной промышленности птеродактиля. Однако, к моему вящему удивлению, мои соратники принялись жрать мясо сами, выделив мне всего лишь бараньи ребра. Нет, не стану говорить, что мне они не нравятся, но обидеться имею полное право. Значит, если эта летающая пламефырчалка разговаривать может, так мои менты с ним почти как с равным обращаются, а мне за мое безмолвие можно всякие пищевые отходы совать? И эти гады еще друзьями называются?

– Сеня, все равно у тебя с псом что-то не в порядке, – выслушав мои вопли, озабоченно проговорил Жомов. – По-моему, он какую-то заразу от местных шавок все же подхватил. Ты его ветеринару покажи, как только домой вернемся.

– Я тебя ветеринару покажу, – вступился за меня хозяин. – Не приставай к Мурзику. Он просто пить хочет, – и Сеня сунул мне под нос полную миску воды.

Я сначала и его облаять решил, а потом махнул на все хвостом. Ну чего орать-то, если люди из-за своей ограниченности нормальный собачий язык за простой набор звуков принимают и учить его не хотят?! Пришлось промолчать и довольствоваться бараньими ребрами. Все-таки это лучше, чем ничего. А за пренебрежение ментов к моей персоне я все же решил отыграться. Как-нибудь позже. Когда случай удобный представится.

Наши подопечные, которых требовалось в Землю обетованную под конвоем препроводить, к окончанию ужина все-таки определились с назначением начальства и разошлись. Моисей с Аароном, так и не найдя себе ничего на ужин, пришли к нашему импровизированному столику для пикников. При этом они притащили с собой Навина, против присутствия которого никто не возражал, и Гирсама с Елиезером, на которых Сеня посмотрел косо. Андрюша, проворчав что-то невнятное по поводу нахлебников, выделил голодающим часть своих запасов. Толстый мешок тут окончательно исхудал, что привело самозваного каптенармуса в плохое расположение духа.

– Сеня, е-мое, я всех твоих собратьев прокормить не в состоянии, – недовольно констатировал он. – Завтракать будет нечем. Поэтому, если ты о жратве не позаботишься, будем сидеть на голодном пайке.

Рабинович, конечно, догадывался, что Андрюша врет и заначку какую-то для себя сделал, но проблему с питанием так или иначе решать было нужно. Я был только за. Причем всеми четырьмя лапами, ушами и хвостом. Все-таки мне, согласно нормальной собачьей физиологии, требовался регулярный и минимум четырехразовый прием пищи… Ой, только не говорите, что никогда не слышали о том, чем процесс пищеварения нормального, нечернобыльского пса отличается от человеческого!

В общем, мое стремление к оптимальному графику питания лично для меня было вполне понятно. Сразу прошу не путать с чревоугодием, поскольку у меня это физиология, а у Попова – слабость характера. Именно из-за своей физиологии я внимательно прислушался к тому, о чем говорят Моисей и Аарон с моим хозяином. Оказалось, что ни о чем! Старцы просто понятия не имели о том, чем будут питаться сами и станут кормить подчиненных. Они наотрез отказывались даже думать о таких низменных вещах, как насыщение собственных желудков.

– Святым духом, значит, питаться собираетесь? – ехидно поинтересовался у них Сеня.

– Господь поможет, – перевел гыканье Моисея Аарон. – Сегодня он нас к вашему столу послал, завтра еще у кого-нибудь кормиться будем. В общем, пока в мире есть сыны израилевы, мы с голоду не пропадем.

– Обалдеть, – вмешался в их диалог Попов. – Мы что, по-вашему, тоже побираться должны ходить?

– А что в этом зазорного? – удивленно вскинул брови Аарон.

– В общем, так, – снова взял слово Сеня, прежде чем Попов успел покрыть старцев матом. – Я думаю, вам, как людям, занимающим государственные должности, следует установить какую-то зарплату. Размеры ее потом обсудите сами, но думаю, что никто из переселенцев не будет возражать против постановки вас на государственное довольствие. Возражения есть?

Возражений не было, и Рабинович тут же распорядился, чтобы для организации нашего кормления ну и для патриархов заодно к утру нашли поваров и создали продуктовый резерв. Навин тут же пришел на помощь и послал своих бойцов из комендантской роты, чтобы оповестить поселенцев о новом постановлении. Те, узнав о новом законе, слегка поворчали, но сопротивления оказывать не стали. Мне оставалось только облегченно вздохнуть, дожевать бараньи ребрышки и подумать о том, куда пристроиться на ночь.

Эта проблема решилась сама собой. Навин, на прошлых занятиях с лету уловивший все ценные указания Жомова по выживанию в экстремальных условиях, позаботился о том, чтобы захватить в дорогу целую кипу шатров всех цветов и размеров. Мои соратники, которым только спьяну по фигу где спать, сейчас изображали больших начальников и решили отрываться на полную катушку, потребовав отдельные апартаменты для каждого. Попов поначалу выбрал себе голубенький шатер. Но, наслушавшись издевок со стороны Рабиновича и Жомова, плюнул на свои цветовые пристрастия и забрался в белый. Сеня для собственного жилища отобрал серый шатер, ну а Жомов устроился в грязно-зеленом.

Остальным таких привилегий, как отдельное жилище, не полагалось. Сыновья Моисея вместе с Навином и нашим персом отправились ночевать в один шатер. Сам Моисей, которому, судя по всему, и вовсе было наплевать на бытовые удобства, взял с собой Аарона и занял самую маленькую палатку. Я, естественно, пошел к Рабиновичу. Причем, несмотря на мои протесты, Рахиль определили туда же. Ну а Горыныча забрал к себе брат по запаху – Попов. Понятно, что воздух они вдвоем испортили хорошо, и лично я предпочитал держаться от их жилища подальше.

Едва с определением мест ночевок было покончено, как идея попробовать качество самогона, не дававшая покоя Жомову, начала довлеть и над остальными. В частности, в лагерь приперлась делегация тысячников и, еще не усвоив порядок обращения к начальству, стеная, потребовала от патриархов начать раздачу обещанных народу благ. Старцы вытаращили на просящих удивленные крабьи глаза и, поскольку в окрестностях не наблюдалось ни молочных рек, ни кисельных берегов, не сразу сообразили, о чем именно идет речь. И лишь после того, как один из тысячников заявил, что, мол, «братка помирает, огненной воды просит», патриархи поняли, что речь идет о Сениной предпоходной пропаганде и, ничуть не заботясь о чувстве такта, послали полторы сотни сынов израилевых в палатку моего хозяина.

Сеня им, конечно, не обрадовался, ну а я еще больше, поскольку наглые страждущие самым зверским образом наступили мне на хвост. Пришлось рявкнуть на них хорошенько. Хотел даже покусать кого-нибудь, но вкус мяса соплеменников Моисея, попробованных мною на зуб во время разбития оных на десятки, уже вызывал не просто тошноту, а стойкое отвращение. Поэтому пускать зубы в ход я не стал, а просто еще раз громко рявкнул на наглецов, вторгшихся на суверенную территорию моего хвоста. Те выскочили наружу и принялись стенать вдвое больше.

– Чего надо?! – поддержал мой рык Сеня, выскочив из шатра наружу. – Приперлись сюда зачем, спрашиваю.

В ответ стоны утроились. Делегаты говорили все вместе, причем абсолютно о разном. Поэтому в такой дикой мешанине, состоящей из одних жалоб, даже моему чуткому уху не сразу удалось разобрать суть их общей просьбы. Заставить их говорить синхронно удалось только Попову. Андрюша, который уже старательно готовился ко сну, доедая в качестве второго ужина остатки собственных съестных припасов, не выдержал всеобщего гвалта и, выскочив наружу, наорал на делегатов. Им осталось только благодарить бога, что во время крика рот Попова был плотно забит вяленым мясом, которое он, ублажая свое чревоугодие, скрыл от соратников. Именно поэтому тысячники были просто забрызганы непрожеванной смесью белков с жирами, а не тяжело контужены звуковой волной. Они уже успели залечь к тому времени, когда еда вылетела изо рта криминалиста и оттуда полился чистый, без пищевых примесей, звук. Однако в шатры залечь не могли из-за того, что были на распорках, поэтому просто обрушились вниз, тихо пологом шурша. Ну а когда, наконец, и этот шорох затих, делегаты изложили Рабиновичу свою просьбу. Словно пионеры – дедушке Сталину.