Соперник Византии - Виктор Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нынче полководец Петр готовился к генеральному сражению, полному уничтожению тавро-скифов и походу на столицу Болгарии Преславу. План обдумывался долго, для того его войско планомерно отступало, затягивая варваров в ловушку, которую он загодя придумал, тщательно готовил, позволяя себе небольшие стычки, но не решительное сражение. Сейчас же, находясь на подготовленном участке, простреливаемом со всех сторон и расположив войска, готовые к бою, стратиг Петр, ожидая противника, уже чувствовал победу. Он даже предвидел, как побегут варвары.
Дело в том, что еще год назад, когда он получил от Цимисхия воинское пополнение, и встречал сам его, и вел в лагерь, расположенный на границе с Македонией, уже тогда заметил эту стратегически удобную долину с рядом холмов, окружавших ее. И тогда он подумал, что если расположить метательные машины за холмами, то они незримо будут стрелять. И вот наступил тот самый решительный момент и торжество его военного гения. Лазутчики докладывали, что Свенельд идет, ничего не подозревая, на Филипполь и скоро выйдет на равнину. И как только передовой отряд Свенельда появился на равнине, все было готово к его уничтожению. Они сразу увидели армию Петра и стали строиться. Метров четыреста-пятьсот отделяли два войска, построенных в боевом порядке длинными стенами щитов напротив друг друга. Све-нельд встал, а греческое войско не спешило идти вперед, чтобы не попасть в область обстрела собственной артиллерии. Патрикий Петр ждал, когда же варвары двинутся на него, и стал уже нервничать, прохаживаясь взад и вперед. Время шло, а войско русов стояло. И надо же было кому-то из греков оглянуться назад и приглядеться, чтобы увидеть пыль, под нятую войском, и поток движущейся конницы. Если бы это раньше увидел патрикий Петр, то можно было бы что-то изменить, перестроиться, но уж слишком поздно показали ему приближающееся войско Святослава. А русы остановились, потому что гадали, кто это мог быть. Венгры или половцы? Они просто не могли поверить в появление Святослава. Ведь он сам назначил встречу у Филипполя неделей позже. Безумными глазами патрикий Петр глядел на приближающееся с тыла войско русов, на свое неминуемое поражение, зажатый в тиски, что только мог истерически крикнуть: «Коня!»
Со своей немногочисленной конницей патрикий Петр, бросив войско на произвол судьбы, помчался в Филипполь, в крепость, что находилась к северо-востоку, почти у моря. Но лучше бы он погиб в бою, чем постыдно бежал, потому греческие писатели, ни Диакон, ни Скилица, не хотели упоминать о таком позоре войска, а о стратиге Петре вообще умолчали. Только в русской летописи говорится об этой битве. Армия ромеев защищалась как могла, но не только силы оказались малы, они уже стратегически проиграли битву, потому многие из них бросали оружие, отдаваясь на милость победителя.
Филипполь был взят через сутки. В этом очень помогли осадные машины, что были взяты у греков в качестве трофеев. Город был враждебен не только русам, но и самому царю Борису, ибо в нем собрались явные сторонники Византии и противники сближения Болгарии с Русью. Именно они привели страну к расколу, разделению ее на западную и восточную. Святослав понимал, что если не разрушить это гнездо вражды, Болгария по-прежнему будет вести антирусскую политику, как при Петре, потому после трудного взятия города, с большими потерями с обеих сторон, начались массовые казни. Такого разгула казней Святослав не позволял себе никогда. Это была вынужденная мера, тем более что город в основном был заселен греками, служившими в местном гарнизоне и прибывшими год спустя. Сейчас же он был заполнен беженцами из разгромленной армии патрикия Петра, потому и отчаянно защищался. Историки Диакон и Скилица указывают цифру до 20 тысяч казненных, но, видимо, она преувеличена. Вообще греки часто завышали количество казненных, тем самым подчеркивая зверства варваров.
После взятия Филипполя Святослав направился в столицу Болгарии Преславу. Это была новая столица Болгарии, построенная дедом Бориса Симеоном, могущественным царем, воевавшим с венграми, сербами, хазарами и, конечно, с Византией, претендовавшим на ее престол. Столица была отстроена со всем великолепием, не уступавшим лучшим образцам византийской архитектуры. Выделялись своей красотой и искусством строения дворцовая Круглая (Золотая) церковь - ротонда, украшенная мраморными колоннами в два этажа, яркими мозаиками, многоцветными керамическими плитками. Красота дворца царя, тронная палата, множество домов болгарской знати украшали город. Он был опоясан каменным кремлем, и не только внутренним, но и внешним, меж которыми селились ремесленники и другие служивые люди.
У Святослава было несколько вопросов к царю. Как могло случиться, что болгарское войско оказалось возле Пере-яславца и Доростола? Почему болгарская церковь агитирует население против русов, хотя в войске его много христиан и болгар и он не разрушил и не ограбил ни один храм? И как думает царь соблюдать договор о мире?
Войдя в тронную палату, Святослав, как обычно, сел напротив Бориса и задал вопрос:
- Что же ты, царь болгар, нарушаешь наш уговор, отправляешь свое войско в Переяславец и Доростол? Я вернул их себе, вернул многие другие города, и теперь вся Западная Болгария под моей рукой. Но я не вернулся, чтобы забрать у тебя твою страну. Ты как был царь, им и остался. Так почему же ты нарушил свое слово?
- Я тут ни при чем, - стал каяться царь. - И войско мое ушло без моего ведома, подстрекаемое болярами, бандами и рядом воевод. Я не давал согласие идти на Переяславец и Доростол. И никто это не может подтвердить. С моей стороны мир продолжается, и я не виновен в нарушении его. Верные мне воины здесь, рядом со мной, а те, что ушли на север, предали меня. Месяц назад даже покушались на меня, но Бог милостив, сохранил мне жизнь.
Царь широко перекрестился. Святослав откинул чуб к уху и положил голову на руку. Глядя в лицо Бориса, его жалкую мину и руки, сложенные в послушании, князь грустно заметил:
- Ну какой же ты царь? Весь в отца, в царя Петра, которым крутила баба и который развалил державу Крума и Симеона. Прости меня за откровенные слова, но попомни, будешь хитрить, выкручиваться, служить и тем и этим, потеряешь все!
Святослав помолчал, потом сказал:
- Я бы хотел посмотреть на достижения твоих предков. Есть ли в твоем хранилище память о них, великих полководцах и грозе Византии. Или отец твой все промотал?
- Ты хочешь увидеть мою казну? - со страхом спросил царь Борис.
- Казна меня не интересует, - сказал Святослав, - меня интересуют дары, откупы, оружие, что сохранились от болгарских царей, чем откупались ромеи, когда Крум, Симеон и другие ханы стояли у стен Константинополя.
- Ну что ж, - подумав, встал Борис, - пойдем.
Он кликнул болярина, что стоял у дверей тронной палаты, и приказал нести факелы. Царь, свита и Святослав стали спускаться по ступенькам все ниже и ниже, пока не достигли большой двери, обитой железом. Борис вытащил из сумки большой ключ, размером в ладонь, и дважды повернул в замке. Раздался звук, мелодия старинной болгарской песни и умолк. Дверь со скрипом открылась, и они пошли по узкому коридору, пока не вышли в обширное помещение, пахнувшее сыростью и тлением. Загорелись факелы по всем сторонам залы, заставленной сотнями сундуков разных размеров и конфигураций, бочек, ларцов и полок, забитых всяким золотым и серебряным хламом. Проходя мимо сундуков,
Святослав вдруг остановился возле одного и стал тщательно рассматривать. Он был обит медными пластинами, изображавшими треугольники с резами на них: круг Сварожий, что и у Святослава в головах кресла, Макошь с поднятыми руками, с падающими зернами из рукавов, Матерь-Сва - птица, Земля и Богородица в греческом одеянии. На самом краю крышки серебряное изображение ангела, похожее на Тиу-Тау с крыльями, но отделенными от фигуры. Точно такой сундук стоял в почивальне у Ольги под иконой Божьей Матери, которую ей подарил патриарх Полиэвкт. И это удивило Святослава, он остановился пораженный и задумчивый.
- Открыть сундук? - спросил Борис.
- Нет, нет, - ответил Святослав, - но у моей матери в опочивальне точно такой же.
- Это самый старый сундук в хранилище. Он принадлежал хану Аспаруху, и, кажется, его подарили хану славяне, что примкнули к нему в походе на Византию.
- Жаль, - сказал Святослав, - что сейчас не у кого спросить. Хотя, может, отец Григорий знает... Сам болгарин и сопровождал мать мою через Болгарию и Карпаты на Русь.
Они пошли дальше, в самый конец или, вернее, начало помещения, где было развешано оружие и высились полки с атрибутами власти: коронами, диадемами, жезлами, и тростями.
- Вот мечи и сабли Аспаруха, Крума, Бориса, Симеона, Петра, - рассказывал царь Борис.
Святослав снял со стены меч. Он был чудесно сделан, из особой стали с чернью и тремя ложбинами по лезвию, рукоятка же была из нефрита с изображением прыгающего пардуса. Святослав любил оружие и долго рассматривал меч.