Врата Абаддона - Джеймс Кори

— Ты здесь? Ты не спишь? Я видел, как тебя принесли. Помоги мне, а потом я — тебе. Амнистия. Я добьюсь амнистии. И защиты. С Цереры нет экстрадиции.

Она знала, что это ложь. От досады чуть не заговорила. Чуть не зашевелилась. Но удержалась. Пол — простая полимерная пластина, полого сходящаяся к стоку. Прижавшись щекой к полу, она видела сток как черную полоску на белом фоне. Ворона на льду.

— Меня арестовали мятежники, — сказал мужчина. — Мы могли бы помочь друг другу.

Она сомневалась, что ей можно помочь. А если и можно, то в чем? Когда-то ей чего-то хотелось. Холден, вот что. Хотелось его убить, и не просто убить. Фантазии были яркими, как воспоминания. Да нет, ей пришлось так поступить. Его все ненавидели. Все хотели его убить. Но что-то сорвалось, и они решили, что это сделала Джули.

Она была совсем рядом. Если бы прикончила «Росинант», никто бы никогда не узнал. Она бы погибла вместе с ним, и доказательств бы не осталось, а Холден вошел бы в историю наглым самовлюбленным ублюдком, каким и был. Но отец бы понял. Известие добралось бы до него издалека, и он бы догадался, что это сделала она. Его дочь, которой он наконец стал бы гордиться.

Она заметила, что сосед затих. Вот и хорошо, он ее раздражал. Колени у нее ныли. Ныл прижатый к полу висок. Вот так возникают пролежни. Интересно, скоро ли они появятся, если не шевелиться? Пожалуй, очень не скоро, она ведь здоровая девушка. Сколько она уже не шевелится? Давно. Она ощутила смутную гордость за себя.

Снова шаги — на этот раз не одной пары ног. Кроме самодовольного похрустывания пластиковых башмаков звучал еще и звонкий цокот, словно собачьими когтями по кафелю. В ней слабо, как огонек церковной свечи, разгорелось любопытство. Проявились башмаки, а рядом — маленькие голубые балетки. Лодыжки немолодой женщины. Решетка с лязгом открылась. Балетки чуть задержались на пороге и вошли. Их движение сразу стало уверенным, твердым.

Женщина в балетках присела, прислонившись спиной к стене. На нее сверху смотрела Тилли Фэган. Она покрасила волосы, а губы от невероятно яркой алой помады казались полнее настоящих.

— Клари, милая, — слова звучали мягко и неловко. — Это я.

В спине возникло неприятное чувство, подступило к щекам. Напряжение и обида. Тети Тилли здесь не должно быть. Она не имеет права здесь находиться. Тилли протянула руку, погладила ее по голове, словно кошку. Первое человеческое прикосновение с тех пор, как она пришла в себя. Первая ласка, которую она вообще помнила. И голос Тилли, низкий и тихий, был полон жалости.

— Твоего друга нашли.

«У меня нет друзей», — подумала она, и вдруг в груди что-то екнуло. Рен. Они нашли Рена. Она вытащила из-под себя руку, прижала ее тыльной стороной к губам. Слезы — теплые, непрошеные — хлынули ручьем. Они нашли Рена. Открыли ее чемодан и нашли кости, и теперь Соледад узнает. И Боб, и Станни. Узнают, что она натворила. Первый всхлип вырвался кашлем, а потом она безудержно зарыдала, и Тилли обняла ее. Помоги ей боже, она рыдала и лила слезы в плечо Тилли Фэган, а та гладила ее по голове и тихонько нашептывала что-то.

— Я не хотела, — рыдала она. Слова рвали горло, в каждом был острый крючок. — Я не хотела, не хотела!

— Я понимаю, милая, понимаю.

Она обхватила Тилли за талию, спрятала лицо у нее под мышкой, словно, стоило отпустить руки, ушла бы на дно. Утонула бы. Охранница что-то сказала, и она почувствовала, как Тилли отрицательно мотнула головой — движение передалось телу.

— Это я, — выговорила она. — Я его убила. Я не нашла другого выхода. Сказала, чтобы он проверил данные, чтобы он наклонился, и он наклонился… А я… я… ой, меня сейчас вырвет.

— Рвет простушек, — отозвалась Тилли. — Воспитанная девушка чувствует себя нездоровой.

Она рассмеялась. Вопреки всему, Кларисса рассмеялась, а потом опустила голову и снова расплакалась. В груди болело, словно что-то в ней порвалось. Аневризма аорты, легочная эмболия, что-то такое. Не может же быть, чтоб от горя действительно разрывалось сердце? Это просто фигура речи.

Ощущение продолжалось целую вечность. А потом вечность прошла, и все закончилось. Тело обмякло тряпочкой. У Тилли блузка промокла от слез, соплей и слюны, но она сидела, перебирая пальцами волосы Клариссы. Ее ноготь щекотал изгиб ушной раковины.

— Ты заминировала «Сунг-Ан», — сказала Тилли, — и свалила на Холдена.

Это был не вопрос и не обвинение. И от Клариссы она ждала не признания, а простого согласия. Кларисса кивнула в колени Тилли. Когда заговорила, голос хрипел, а горло саднило, словно обожженное:

— Он погубил папу. Надо было что-то делать.

Тилли вздохнула.

— Твой отец — первосортное дерьмо, — сказала она, и от нее это было не обидно слышать.

— Мне надо доложить шефу, — виновато подала голос охранница. — О том, что произошло. Он ждет рапорта.

— Я вас не задерживаю, — бросила ей Тилли.

— Идемте со мной, — сказала охранница, — я вас с ней оставить не могу, это опасно.

Ее охватила паника. Только не быть одной. Нет, не могут же они сейчас бросить ее одну взаперти!

— Не дурите, — велела Тилли. — Идите и займитесь своими делами. Я побуду с Клари.

— Мэм, эта девушка убила уже много народу.

Молчание продлилось всего мгновение, но Кларисса, и не видя, представила себе ледяной взгляд Тилли. Охранница откашлялась.

— Мне придется запереть дверь, мэм.

— Делайте, что положено, — разрешила Тилли.

Звякнула решетка, встал на место засов. Шаги удалились.

Кларисса плакала по Рену. Может быть, со временем она оплачет и других. Солдат, погибших на «Сунг-Ане». Изувеченную ею любовницу Холдена. Всех, кто погиб оттого, что последовал за Холденом сквозь Кольцо. Может, хватит слез и на них, но пока она плакала только по Рену и думала, что никогда не перестанет.

— Я хочу умереть, — сказала она. — Я выросла очень плохой.

Тилли не возразила, но продолжала укачивать ее.

— Надо бы тебе кое с кем поговорить, — сказала она.

ГЛАВА 32

АННА

Сотрудники службы безопасности успели первыми: трое вооруженных солдат увезли на челноке связанную Мелбу. Или Клариссу. Намного позже появилась медицинская служба, эвакуировавшая команду «Росинанта». За Анной прибыли почти на сутки позднее — она явно не воспринималась здесь главной. Учитывая события последнего времени, Анна, пожалуй, радовалась, что не удостоилась особого внимания.

Очутившись на «Бегемоте», она готова была столкнуться с людьми из службы безопасности. Или Наоми и ее команда могли бы ее встретить, если достаточно пришли в себя.

Но в причальном отсеке челнока стоял Гектор Кортес. Он улыбнулся Анне и приветственно махнул рукой, напомнив ее одряхлевшего деда: движение было доброжелательным и немного неуклюжим. Ей подумалось, что Кортес за несколько дней постарел на десяток лет, и только потом Анна сообразила, что он мог пострадать при катастрофе.

— Анна, — заговорил он, — я так рад вас видеть!

Тяжелый барабан «Бегемота» уже раскрутили, создав искусственную силу тяжести, от которой кружилась голова. Ноги Анны уверяли тело, что надежно стоят на земле, а внутреннее ухо твердило, что она заваливается набок, и норовило качнуть тело в обратную сторону. Все это было не настолько плохо, чтобы сбить ее с шага, но сбивало ощущение реальности. А когда Гектор Кортес, знаменитость и духовник правителя, поцеловал ее в щеку, Анна почти поверила, что видит сон.

— Я тоже рада, — сказала она. — Не знала, что вы на «Бегемоте».

— Мы все перебрались, — объяснил Гектор. — На «Принце» оставили минимальную команду, так что почти все — здесь. Все, кто остался. Мы слишком многих потеряли. Я сам отслужил вчера по павшим. Отец Мишель, рабби Блэк, Паоло Седон.

— А Алонсо Гусман? — со страхом спросила Анна.

Кортес покачал головой.

— Ни жив, ни мертв. Его держат в коме, но надежды нет.

Анна вспомнила умоляющий взгляд поэта. Если бы она раньше прислала помощь…

— Жаль, что не успела на службу, — сказала она.

— Понимаю, — кивнул Кортес. — Поэтому и хотел вас встретить. Можно проводить?

— Конечно, — ответила Анна, — но я сама не знаю, куда.

— Я покажу главные ориентиры. — Старик повернулся, задев рукой челнок. — Идите за мной, и вы узрите величие лифтовой системы.

Анна хихикнула и пропустила Гектора вперед. Он тоже шел неуверенно. Не то чтобы семенил, но и широко шагать не решался. Он очень отличался от того Гектора, который призвал три партии человечества вместе пройти через Кольцо в неизвестность. Изменилась сама манера держаться.

— Я думал, что на службе должны выступить те из нас, кто подписывал петицию, — сказал он. — Хотел, чтобы наше раскаяние обрело голос.

— Раскаяние?

Он кивнул.

— Ваше, мое… всех, кто советовал сделать этот шаг во тьму. За нашу гордыню поплатились невинные. Послушались безрассудного совета — и погибли. Бог дал нам урок смирения.