Тютюнин против инопланетян - Алекс Орлов

– Сейчас. – Окуркин тоже приложился к бутылке, однако не стал ограничиваться парой глотков, и Сереге пришлось отнимать драгоценный препарат, чтобы хватило для дела.

Вскоре оба появились в большой комнате, где в выжидательных позах сидели Люба и Олимпиада Петровна.

– Люба – пульт! – властно скомандовал Тютюнин. Супруга сейчас же передала ему управление телевизором «Горизонт».

– Ну, куда жать, разведчик? – спросил Серега и, включив наобум какой-то из каналов, попал на лягушачьи глаза и рот с полтыщей зубов. Это было именно то, что они сегодня под вечер колошматили рессорой и коленчатым валом.

– Ну и как тебе шоу, Серега? – спросил Окуркин, самодовольно улыбаясь.

– Постой! – Тютюнин подошел к экрану ближе и вслух прочитал титры:

– – П.В. Бабайкин, депутат от фракции «Наш дом – тюрьма».

– И чего ты удивляешься, – пожала плечами Люба. – Очень хороший дядечка. Упитанный такой.

– И тебе он не кажется каким-то страшноватым, Люба? Может, лицо у него зеленое, а? – со значением спросил Тютюнин.

– Выпил, что ли? – сразу насторожилась она.

– А ты думала, они на кухне в шахматы играли? – злорадно хохотнула теща.

– Люба! – Сергей взял супругу за руку. – Люба, я очень тебя прошу поучаствовать в серьезном эксперименте.

– Это касается государственной безопасности! – снова влез Окуркин.

– Каком эксперименте?

– Выпить нужно, Люба.

– Чего, яду?

– Нет, не яду. Настоечки домашнего приготовления, а потом, – Тютюнин указал на телевизор, – потом надо будет снова взглянуть на этого товарища…

– Ну ладно, – согласилась Люба после недолгих колебаний. – Только с закуской…

– Это можно.

– Постойте! – спохватилась Олимпиада Петровна. – Без меня делать вам это запрещается!

– Так милости просим, – вежливо ответил Серега. – Пожалуйста, пройдите на кухню, а ты, Алексей, налей экспериментальную жидкость в экспериментальные стаканы или чашечки, если стаканов не хватит.

83

Следуя за покачивающимся Лехой, испытуемые прошли на кухню и, терпеливо дожидаясь своей очереди, достали из холодильника огурцы с творческого вечера композитора Игоря Конкретного.

– Налей им по пятьдесят грамм, – распорядился Сергей. – А чего это по пятьдесят? – возмутилась теща. – Я и больше выпью.

– Это не пьянка, Олимпиада Петровна, это эксперимент.

– И еще это касается государственной безопасности, – снова добавил Окуркин, наливая и в свою рюмку тоже.

Один только Сергей ограничился закуской – он все еще был голоден.

Люба и ее мама классическим переворотом отправили фильтрат в тренированные желудки и, выдохнув, закусили композиторскими огурцами.

– Ну и чего теперь? – осведомилась теща и внезапно икнула. – Ой, это от клизм от ваших! – пожаловалась она.

– От каких таких клизм, Арина Родионовна? – поинтересовался Окуркин, который славился природной любознательностью.

– Да вот, зятек расстарался… – покривила губу Олимпиада Петровна.

– Вот видите, как он вас любит. Клизмы ставит…

– Да ты чего себе выдумал, алкоголик долбаный! – закричала Олимпиада. – Мне эти клизмы, между прочим, доктор ставил!

– Вот ведь как повезло, значит, вас и доктор любит. Давайте за это выпьем!

– За клизмы? – простодушно поинтересовалась Люба.

– Нет, за любовь.

– Никаких больше тостов, – строго вмешался Тютюнин. – Сейчас организованно идем к телевизору и смотрим в него.

– А на кой? – не удержалась от вопроса теща.

– Смотришь в книгу, видишь фигу! – по-своему объяснил разомлевший Окуркин.

– Пошли, пошли, а то передача закончится, – сказал Сергей, выталкивая из кухни тещу и Любу.

К телевизору они подоспели как раз вовремя, когда депутат чему-то смеялся. Увидев его распахнутую зубастую пасть, Олимпиада Петровна потеряла дар речи, а Люба, напротив, очень заинтересовалась.

– А наши крокодилы вот такими же выросли бы, да, Сереж? – спросила она.

– Это не крокодил, Люба. Это неизвестное науке животное.

– А почему же написано, что депутат?

– А потому, – вмешалась теща, – что в бюллетенях для голосования портреты размытые, вот и голосуют за таких…

Тютюнин взял пульт и пощелкал каналы. Он без труда нашел еще штуки три зеленых морд, одной из которых оказался столичный чиновник, отвечавший за жилищное строительство.

– Если это «Рассказы о животных», то почему по всем каналам, Сережа? – спросила Люба.

– Вот что я вам скажу, Сергей Викторович! Нужно срочно звонить в милицию! По всем каналам крокодилы – значит, они захватили Останкино.

– Да откуда им в Останкино взяться, мама? – Люба пила редко, и пятидесяти граммов хватило, чтобы на ее лице появилась счастливая и глуповатая улыбка.

– А это они из пруда наползли, – как всегда вовремя сообщил Окуркин.

– Из какого такого пруда? – взвизгнула теща.

– Ясно из какого – из Останкинского. Там же только чуть-чуть переползти – и ты уже в прямом эфире…

– Ой, какие вы ужасы говорите! – волновалась Олимпиада Петровна. – Сбегу я от вас. В Гондурас или какой Рекьявик штопаный! А еще подамся к сестре на незалежную Украину! Вы у меня попляшете. Мову выучу, и тогда – геть, москали! Геть! Отдавайте наш Казахстан – вотчину славного запорожского казачества! – Лицо Олимпиады Петровны пошло красными пятнами, и она замолчала, переводя дух. Потом, уже без прежнего запала добавила:

– Лучше я домой поеду. Может, у вас просто телевизор плохо работает…

С этими словами она выбежала в прихожую и спустя несколько секунд хлопнула входной дверью.

В комнате воцарилась тревожная тишина, только городской чиновник с зеленой мордой и высоким гребнем что-то выквакивал про удобства и озеленение.

Неожиданно Леха запрокинул голову и завыл, словно одинокий волк:

– Напрасна-а-а хозяйка ж-ждет свинку домой! Ей банку с паш-штетом покажу-у-ут!

– Заткнись, Леха, – одернул его Тютюнин. – Без тебя тошно.

– А мне страшно, Сережа! – с запозданием перепугалась Люба. – Можно я немножко поем и спать ляжу?

– Поешь и ляж, Люба. А мы с Лехой пока программу выдумаем.

– Программу? – поднял тяжелую голову Окуркин.

– Программу или план. Как нам сделать так, чтобы все люди узнали, что они уже здесь…

– Что они уже здесь, – повторил Окуркин. – Нужно звонить Кузьмичу. Он калач тертый.

84

Кузьмичу позвонили сразу же. К чести старого разведчика, ему не пришлось ничего объяснять дважды. Кузьмич был заточен на глобальные катаклизмы и еженедельные спасения цивилизации.