Российские спецслужбы. От Рюрика до Екатерины Второй - Телицын Вадим Леонидович

«Степан Иванович Шешковский, руководивший Тайной экспедицией 32 года (1762–1794 годы), стал, благодаря этому, личностью весьма знаменитой в русской истории. Еще при жизни Шеш-ковского имя его окружало немало легенд, в которых он предстает в роли искусного, жестокого и проницательного следователя-психолога. Он начал работать в Тайной канцелярии в 1740-х годах, проявил себя как исполнительный чиновник не без задатков и интереса к сыску. Интересен один, касающийся этого обстоятельства эпизод из его карьеры. Шешковский родился в 1727 году в семье приказного Ямской конторы. Одиннадцатилетний мальчик был пристроен отцом в 1738 году в Сибирский приказ. В 1740 году Шешковского взяли на время к «делам Тайной канцелярии», а потом, как это было принято в таких случаях, вскоре вернули в Сибирский приказ. Вообще такие «покормочные» места высоко ценились среди приказных, как и сам расположенный в Москве, но тесно связанный с Тобольском Сибирский приказ. Учреждение это считалось настоящей «серебряной копью» для умелых крючкотворов. Но Шешковский совершил неожиданный для нормального карьериста-подьячего поступок: в феврале 1743 года он без спроса своего начальства уехал в Петербург. Вскоре беглец вернулся из столицы с указом Сената о переводе его в Московскую контору Тайной канцелярии. Неизвестно, как ему удалось этого добиться, но без ведома А. И. Ушакова назначение шестнадцатилетнего юноши на новое место кажется невозможным. Шешковский понравился и преемнику Ушакова, А. И. Шувалову. В 1748 году Шувалов дал ему такую характеристику: «Писать способен и не пьянствует и при делах быть годен».

Потом Шешковский занял должность архивариуса Тайной канцелярии, что было весьма почетно. Следующая ступенька — место протоколиста. Эта работа требовала особого дара точно и сжато излагать в протоколе суть происходящего в сыске, а также грамотно составлять подаваемые «наверх» экстракты и проекты приговоров. Если учесть, что А. И. Шувалов был придворным, светским человеком и предпринимателем, то ясно, почему многие дела канцелярии он поручал своим подчиненным, среди которых Шешковский явно выделялся. С Шуваловым у него были тесные связи — известно, что, приехав в Петербург в 1752 году, Шешковский жил в доме Шувалова в качестве приживала, домашнего человека и секретаря. Благодаря поддержке своего начальника после 1754 года он занял ключевой пост секретаря Тайной канцелярии, которому подчинялся весь, хотя и небольшой, штат сыскного ведомства. Назначение это было наградой «за добрыя и порядочныя его при важных делах поступки и примерные труды». К моменту реорганизации сыска в начале 1762 года Шешковский, не достигнув и 35 лет, уже имел огромный опыт сыскной работы и служил асессором Тайной канцелярии, став вторым лицом в политическом сыске. (На самом деле он был первым, но неофициально, скрытно подменяя своего начальника, подсиживая его, «подмазывая» механизмы и подкупая людишек, от которых зависело его дальнейшее продвижение вверх по служебной лестнице.)

По указу Петра 16 февраля, то есть в тот же день, как в Сенате получили указ о ликвидации Тайной канцелярии, было предписано «асессора Шешков-ского, переименовав того же ранга сенатским секретарем, ныне же действительно и определить в учреждаемую для того при Сенате экспедицию». Затем он стал обер-секретарем Сената. Когда в 1794 году Шешковский умер, то он состоял в чине тайного советника «при особых порученных от Ея и. в. делах».

Шешковский был известен Екатерине II уже с 1763 года […]. В 1764 году было дело Мировича, в котором Шешковский сыграл свою роль. В 1767 году он уже коллежский советник и его выбирают депутатом в Комиссию по составлению Уложения от Второй Адмиралтейской части Санкт-Петербурга, что свидетельствовало о высоком общественном статусе и известности Шешковского. Несомненно, он пользовался доверием императрицы. Чаще всего связь с ней Шешковский поддерживал через А. А. Вяземского или статс-секретарей, но известно, что он и лично докладывал государыне («Имел я счастие всеподданнейше докладывать Ея и. в.»). Он бывал на тайных заседаниях у императрицы по делам политического сыска, причем его проводили в личный кабинет Екатерины тайно. Шешковскому поручались срочные, не терпящие отлагательств дела, императрица требовала его совета по разным делам, о чем сохранились сведения. (Участие Шешковского в деятельности Комиссии по составлению Уложения только подтверждает наши данные об участии «экспертов» политического сыска в выработке важнейших документов, затрагивающих государственное устройство России. А то что Шешковский выступал непосредственным консультантом императрицы по большинству из важнейших государственных дел, это говорит уже об очень многом.)

Авторитет его у императрицы был высок. В 1775 году она сообщает Якову Брюсу о том, что она поручила Шешковскому разобраться в запутанных личных делах Натальи Пассек, и, как пишет императрица, «он подал мне приложенную выпись» и посоветовал сдать дело в архив и более им не заниматься, что императрица и сделала. В другой раз она пишет Брюсу по поводу уничтожения неизвестной нам книги: «Мне о книге говорил Шешковский, что ее жечь сумнительно, понеже в ней государские имена и о Боге написано и так довольно будет, отобрав в Сенат, истребить не палачом», то есть не публично. Для допросов пойманного осенью 1774 года Пугачева она послала именно Шешковского, которому поручила узнать правду об истоках самозванства Пугачева и его возможных высоких покровителях. В рескрипте М. Н. Волконскому от 27 сентября 1774 года она писала; «Отправляю к вам отсель Тайной экспедиции обер-секретаря Шешковского, дабы вы в состоянии нашлись дело сего злодея привести в ясности и досконально узнать все кроющиеся плутни: от кого родились и кем производились и вымышлены были». (Да, чем только не приходилось заниматься «мастеру на все руки» Шешковскому.) В тот же день она сообщала П. С. Потемкину о посылке Шешковского и характеризовала его: «Шешковский… которой особливой дар имеет с простыми людьми (разговаривать) и всегда весьма удачно разбирал и до точности доводил труднейшия разбирательства». Шешковский по многу часов подряд допрашивал Пугачева и для этого поселился возле его камеры в Старом монетном дворе. Как сообщал императрице 8 ноября 1774 года М. Н. Волконский, «Шешковский… пишет день и ночь злодеев гисторию». Высокую оценку своих способностей Шешковский оправдывал многие годы. Его считали самым крупным специалистом по выуживанию сведений у «трудных», упрямых арестантов. Он знал, как нужно их убеждать, уговаривать (по терминологии тех времен — «увещевать»), запугивать.

А. А. Прозоровский, писавший Шешковскому льстивые письма, сообщал 4 мая 1792 года по поводу дела арестованного Н. И. Новикова:

«Жду от Ея и. в. высочайшаго повеления и сердечно желаю, чтоб вы ко мне приехали, а один с ним не слажу. Экова плута тонкаго мало я видал. И так бы мы его допросили, у меня много материи, о чем его допрашивать».

Как видим, Прозоровский признает авторитет Шешковского в сыскном деле. Отправляя по указу императрицы Новикова в Петербург, Прозоровский 13 мая писал Шешковскому: «Птицу Новикова к вам отправил, правда, что не без труда вам будет с ним, лукав до бесконечности, бессовестен, и смел, и дерзок». По-видимому, Шешковский был согласен с Прозоровским, который в письме 14 августа отвечал Степану Ивановичу: «Верю, что вы замучались, я немного с ним имел дела, да по полету уже приметил, какова сия птичка, как о том и Е. в. донес». Понятно, из чего проистекали трудности «работы» с незаурядным Новиковым у ограниченного Прозоровского и у малообразованного Шешковского. О направленности мышления Шешковского много говорит эпизод с Колокольцевым. Студент Невзоров, проходивший по делу Новикова, вспоминал, как в Алексеевском равелине Шешковский расспрашивал его товарища Колокольцева, «отчего произошла французская революция, сие чудовищное произведение кровопийст-венной философской просвещенной политики», и какое участие в этом принимали масоны. По-видимому, Шешковский умел подать себя государыне, держа ее подальше от многих тайн своего ведомства. В письме 15 марта 1774 года к генералу А. И. Бибикову — руководителю следственной комиссии в Казани Екатерина ставила деятельность руководимой Шешковским Тайной экспедиции в пример Бибикову, возражая против расспросов «с пристрастием»: «При распросах какая нужда сечь? Двенадцать лет Тайная экспедиция под моими глазами ни одного человека при допросах не секла ничем, а всякое дело начисто разобрано было и всегда более выходило, нежели мы желали знать». (Неужели Шешковский был либералом? Нет, конечно. Здесь на свет появляются мифы и легенды, которые появились лишь после того, как он сошел с государственной арены.)