Сарматы. Победы наших предков - Сергей Нуртазин

— Люди могут догадаться.

— Нет. Болезнь заберет жизнь царя, как забрала жизнь многих аорсов. Ты станешь верховным вождем! Но не забудь, кому обязан. И помни, будешь поступать так, как тебе скажу я.

Дарган склонил голову. «Это мы еще посмотрим», — подумал он.

Утром верховный вождь Евнон умер. На закате не стало Донаги. Дарган и Зимегана были этому рады. Теперь никто не мог им помешать. На следующий день после погребения Евнона и его жены Даргана признали предводителем нижних аорсов. Он получил то, чего ждал долгие годы. Противиться этому было некому. Зимегана, колдуя над жертвенным костром, поведала, что усопший вождь навлек проклятье на их племя. Аорсы поверили, так как после смерти Евнона болезнь постепенно стала покидать стан. Никто не подумал, что случилось это благодаря старанию и дару целительницы Газнаи.

Десять раз вставало и садилось солнце с того дня, как Даргана провозгласили вождем. Он еще не успел привыкнуть к своему высокому положению и вдоволь насладиться властью, когда о себе напомнила Зимегана. Она потребовала дать ей белого коня из тех, что привел с собой Евнон после войны с Митридатом, поставить себе новый шатер рядом с шатром вождя и заняться набором войска, чтобы противостоять тем, кто мог воспротивиться новому предводителю. Дарган и сам сознавал, что войско ему понадобится, терпеть же приказы и прихоти Зимеганы он не собирался. В открытую противопоставить себя жрице он не мог, а потому задумал поступить иначе.

К исходу следующего дня новый шатер жрицы стоял неподалеку от шатра Даргана. Уже стемнело, когда вождь аорсов взял с собой Сухраспа и направился на окраину стана к прежнему жилищу Зимеганы. Сухрасп вел за повод белого жеребца для жрицы. Оставив Сухраспа у входа, Дарган вошел в шатер. Жрица была одна.

— Твой приказ исполнен, моя госпожа. Завтра ты можешь вселиться в новый шатер. — Дарган сел на кошомную подстилку, поставил перед собой кувшин с вином. — Хочу в честь этого угостить тебя вином из запасов Евнона. Такого ты еще не пила.

Такого вина Зимегана действительно не пробовала, да и если бы это случилось, то жизнь ее продлилась бы недолго. Даргану удалось угрозами заставить Пунгру, помощницу Зимеганы, раздобыть отравленное зелье, отправившее к предкам Евнона. Его-то Дарган и добавил в принесенное вино.

Зимегана поставила чаши, села напротив. Дарган разлил вино:

— Выпей за то, что мы свершили и о чем столь долго мечтали. — Новоявленный вождь взял одну из чаш, протянул Зимегане.

— Только после тебя. Не пристало мне пить прежде предводителя аорсов.

Рука Даргана дрогнула. Вино пролилось на подстилку. Это заметила Зимегана. Ее лицо в скупом свете лучины казалось зловещим.

— Я говорила, мне известны все твои мысли. Известны с той поры, как ты убил на охоте старшего сына вождя Туракарта.

Дарган оглянулся на занавес; за ним стоит Сухрасп, ему слышны слова Зимеганы, а она продолжала. Теперь уже громче:

— Ты, трусливый лис, хотел избавиться от той, которая дала тебе власть над аорсами! Если бы Пунгра не напоила моим ядовитым зельем Евнона, ты…

Жрица не успела закончить речь. Зарычав, Дарган бросился на нее. Зимегана выхватила жертвенный нож, с которым не расставалась, но Дарган выкрутил руку женщины, вырвал оружие, откинул его в сторону. Навалившись всем телом, он прижал ее к ковру. Сильные пальцы здоровой левой руки Даргана обхватили горло жрицы. Чувствуя приближение смерти, она закричала. Крик получился хриплым и негромким, но Сухрасп его услышал, как слышал все, о чем говорила жрица. Он вбежал в шатер и поразился тому, что увидел. То, что делал Дарган, было кощунством. Покушаться на жизнь жрицы значило разгневать высшие силы и наслать на себя и даже на все племя проклятье. Такого себе не мог позволить даже верховный вождь. Сухрасп бросился на помощь Зимегане. Схватил Даргана за плечи, отшвырнул от тела жрицы. Поздно. Зимегана была мертва. Дарган вскочил на ноги, взбешенно закричал:

— Жалкий червь! Как посмел ты оттолкнуть меня, вождя!

Сухрасп ответил спокойно:

— Разве ты вождь? Ты убил Туракарта, не без твоего согласия отравили его отца Евнона, теперь ты лишил жизни жрицу. Они же есть посредники наши между небом и землей, а ты…

— Ах ты, недоумок! — Выхватив меч, Дарган бросился на Сухраспа. Сухрасп тоже вынул из ножен акинак, но воспользоваться им не успел. Левая рука Даргана владела мечом не хуже, чем когда-то правая. Ловким приемом он выбил акинак из руки Сухраспа и ранил его в живот. Спасая жизнь, Сухрасп метнулся к выходу. Дарган ринулся за ним, но споткнулся о распростертое на полу тело Зимеганы.

Когда Дарган выбежал из шатра, Сухрасп исчез. Не было и белого жеребца. Удаляющийся топот копыт подсказал — Сухрасп покинул стан. Он понимал, поверят не ему, а вождю. За Дарганом сила, власть.

«Может, это и к лучшему», — подумал Дарган, вернулся в шатер, взял меч Сухраспа и вонзил его в грудь жрицы.

Ужасная весть облетела стан: «Хромоногий Сухрасп обезумел, убил жрицу Зимегану и скрылся в степи».

Вскоре новые заботы заслонили собой страшные события. Настала пора кочевки. Аорсы разбирали шатры, готовили повозки, спешили покинуть ставшее недобрым место.

Настало долгожданное для Даргана время. Теперь, когда ушли к предкам Евнон, Донага и Зимегана, когда Умабий и втершийся в доверие к Евнону иноземец Горд находились далеко, он наконец-то смог почувствовать всю полноту добытой им власти. С ней пришли заботы. Чтобы удержать власть, нужна жесткая рука, и она у него была. Пусть одна, зато способная схватить за горло не только человека, но и целый род или племя. До лета эта рука приводила в подчинение племена и роды, кочующие на подвластных ей землях. В начале лета пришли вести — совместное войско аорсов разбито аланами, кочевья верхних аорсов, огибая владения Даргана, потянулись к Дану.

Слухи оказались неверны. В битве с аланами объединенное войско потеряло много славных воинов. Несмотря на потери, аорсы устояли. Они отбили первую волну нападавших, но за ней шла вторая, и они вынуждены были отойти. Захватив часть отвоеванных у Фарзоя земель, аланы остановились. Это была всего лишь передышка, и аорсы это понимали. Они возвращались к родным кочевьям, чтобы набраться сил перед грядущими сражениями.

Сумерки остановили войско у одного из кочевий верхних аорсов. Умабий и Фарзой сидели неподалеку от костра, на котором воины готовили барана по-походному. Аорсы освежевали убитое животное, отделили мясо от кости, порубили, сложили его в шкуру, связав ее в виде мешка, залили водой и повесили над огнем. Теперь воины томились в ожидании вкусной еды, переговаривались, шутили, но смеха слышно не было; не забылись еще недавние сражения и гибель соратников. Это же тяготило и Умабия. Как объяснит он отцу потерю множества воинов? Как посмотрит в глаза родственников тех, кого он увел на войну? Как скажет Газнае о гибели Горда? Могучий воин, соратник и наставник прикрыл собой теряющего силы сына Евнона. Умабий до сих пор не мог забыть, как падали на залитую кровью землю его соплеменники, как сам он, израненный и ослабший, свалился с коня. Помнил он и искаженные злобой лица алан, готовых отомстить за погибших товарищей, и неожиданное появление Горда, закрывшего его своим телом, и окровавленные наконечники копий, торчащие из спины венеда. Аорсы вынесли раненого предводителя, а вот тело Горда осталось лежать на поле боя. Как и тела множества других славных воинов. Разве оправдаешься тем, что враг силен и велик числом. Разве прикроешься достойным отпором, оказанным аланским воинам. Нет, и ответ держать ему — Умабию, сыну вождя Евнона.