Страшная дорога свободной личности - Илья Росляков

В итоге представление о матриархате было в антропологической науке опровергнуто и само употребление понятия «матриархат» стало моветоном. Важно, что при этом никакого альтернативного представления об универсальных формах организации человеческих сообществ не возникло. Был отвергнут сам подход ученых XIX века, связанный с поиском универсальных эволюционных последовательностей культуры. То, что считалось чертами матриархата — матрилинейность, матрилокальность и так далее, — стало рассматриваться как частные примеры функциональной организации социальных структур. И продолжало исследоваться как подобные частности. Такой процесс трансформации научных подходов произошел в XX веке и в других науках, которые перестали искать «общие» объяснительные теории и начали всё более дробить и специализировать свой предмет.

Между тем, начиная с 60-х — 70-х годов, на волне роста феминизма, внимание к модели древнейшего матриархата снова возросло, только уже за пределами научной антропологии. Появились «критики критиков» — антропологов, опровергавших Бахофена и Моргана, — в первую очередь феминистки, но и не только. Они обратили внимание на то, что антропология опровергла гипотезу о существовании матриархата как периода господства женщин или власти женщин в той форме, в какой при патриархате господствуют мужчины. А об этом, собственно, никто и не говорил.

Матриархат в этом смысле отличается от патриархата, о чем писал еще Бриффо. Он (как, кстати, и марксист Лафарг) связывал начало патриархата с появлением частной собственности. Бриффо утверждает, что у «конституционально-хищного» мужчины при появлении предпосылок частной собственности является желание утвердить ее, накопить богатство и передать ее своим потомкам. (Другим — и возможно, более важным — аспектом этого же перехода является оформление личности, индивидуальности, которая до того растворена в «родовой» матриархальной семье, а теперь начинает утверждать себя — но обсуждение этой темы увело бы нас в сторону.) Суть в том, что при переходе к патриархату появляется власть, иерархия. А господство женщин при матриархате «основано не на искусственном экономическом контроле, вытекающем из прав собственности, а на функциональном устройстве социальной группы», то есть на естественных преимуществах женщины, связанных с материнством.

В конце XX века эту тему продолжили так называемые духовные феминистки. То есть феминистки, считающие, что у женщин должна быть своя «Богиня» за пределами мужского пантеона, и проводившие в США начиная с 1970-х годов практики поклонения такой богине. Одна из основательниц этого направления, Глория Феман Оренштейн, писала: «Вопреки тому, как патриархальные религии лишают женщин прав и возможностей, традиция Богини не исключает мужчин. Религия Богини не есть перевернутая патриархальная религия, она не предлагает матриархальную иерархическую систему».

По интерпретации феминизма, при матриархате мужчины вообще имели даже более безопасное место, чем имеют при патриархате — хотя и менее «возвышенное». На основании этого феминистки полагают лучшим для мужчин отказаться от «власти отцовства» ради «прелести сыновства».

Напомню, с чем связана эта «прелесть» — с полной «поглощенностью бессознательным», с полной отдачей себя в руки порождающе-пожирающих сил природы.

У Бриффо есть потрясающий пассаж, в котором он заверяет читателя, что практика убийства матерями детей при матриархате вполне сочетается с «нежным» отношением к ним и кажется нам противоестественной исключительно из-за нашей «испорченности» цивилизацией.

«Детоубийство совершается первобытными женщинами без всякого угрызения совести или „борьбы“ чувств; но у них, как и у животных-матерей, материнство заключается именно в признании своего потомства, а не в интеллектуально понимаемом отношении к нему. Смерть и священное значение жизни понимаются различно в первобытных и цивилизованных обществах. Убийство детей, как и умерщвление стариков, часто может совершаться с самыми нежными чувствами и переживаниями по отношению к ним. В любом случае несомненно, что практика детоубийства не является признаком недостатка материнской нежности».

Древнейший матриархат, действительно, расценивался открывшими его учеными не как господство женщин, во всем аналогичное господству мужчин при патриархате. Некоторые из них подчеркивали, что вождями матриархального племени могли быть и физически более сильные мужчины — однако во всех своих функциях они были зависимы от женщин. Успех мужской деятельности — охоты, войны с соседними племенами, сельскохозяйственных работ — определялся сакральным вкладом женщин. Пока мужчины заняты такой практической деятельностью, женщины совершали ритуалы, чтобы повлиять на нее нужным образом.

Кроме того, наверняка, матриархат нельзя рассматривать как универсальную первоначальную стадию в эволюции семьи, через которую прошли все общества без исключения. Это подтверждают обнаруженные факты того, что матрилинейность возникала подчас лишь на определенном этапе развития сообщества.

Однако, по-видимому, в целом ряде случаев матриархат существовал как устойчивая социальная констелляция, предполагавшая, во-первых, ведущее положение женщины в рамках брачных отношений. И, во-вторых — это главное, — концентрацию в женских руках сакралитета, от которого всё племя считало зависимой свою деятельность и судьбу. И этот сакралитет концентрировался вокруг жестокого, ужасающего женского божества, олицетворявшего порождающе-пожирающую сущность природы. А также дотварный океан тьмы.

Если это так, то мы вполне можем считать, что феминистское движение провозглашает вторичное явление подобного матриархата. Именно в этом смысл упоминавшихся феминистских лозунгов «Революция будет феминистской или ее не будет» и «Будущее — женское».

Пожалуй, многим трудно будет себе представить такую трансформацию благополучного западного мира. Ведь она должна сопровождаться значительной деградацией и деструкцией существующих форм социальной организации, в частности, полным разрушением традиционной семьи. И значительным отупением и оскотиниванием населения, особенно мужской его части. Могут сказать, что управление таким обществом станет невозможным, что оно утратит какой бы то ни было технологический, военный, экономический потенциал. Как будут в нем функционировать атомные электростанции, армии? Независимость и состоятельность такого общества под вопросом. Всё это кажется нереальным.

Однако отвергнуть таким образом этот сценарий трансформации человечества означало бы недооценить угрозу. При древнем матриархате, по описаниям, мужчины прекрасно могли совершать целесообразную деятельность, в частности, успешно воевать с соседними племенами и даже развивать средства такой войны. Ряд авторов говорят о том, что именно при таком строе сформировалось и оседлое сельское хозяйство. Работало всё то, что опиралось на сакралитет, то есть подкреплялось темными матриархальными культами. На них же, по существу, опиралась и власть.

Это предполагает (скажем осторожно), что в пределах такой системы возможна устойчивость. Сегодня таким образом может быть обеспечена (опять же, предположительно) работа нужных технологических секторов и институтов власти. А в это время в массе будет твориться нечто немыслимое: исчезнет понятие преступления, существующее сегодня, будет царствовать пещерная дикость, помноженная на остатки технических возможностей, и большие потоки людей будут охвачены клиническим безумием.

Видя, как западный мир, претендующий на роль передовой части человечества, почти без сопротивления погружается в невиданную еще недавно перверсную мерзость и другие извращения человеческой природы, мы должны видеть и эту дальнейшую мрачную