Егерь - Владимир Поселягин

Машеров, к которому я подошёл, забрал тетрадь и замер, пристально меня разглядывая, после чего сказал:

– Я не брошу своих товарищей.

Молниеносный хук в солнечное сплетение от меня, и тот, согнувшись, валится на пол, а один из наёмников после моего знака ухватил его за шиворот и потащил к выходу.

– Если я что-то говорю, советую это выполнять, – сказал я и хмуро обвёл зал взглядом, после чего вернулся к трибуне. – Ну, что, зачитать списки тех, кто будет отпущен? Чувствую ведь, что многие из вас гадят жидким, ожидая свободу или приговор… Так что, сказать, у кого будет дополнительный шанс?..

Мой спич и, можно сказать, невербальный посыл сделал своё дело, заложники заволновались. Те, что сидели на сцене вокруг Брежнева, старались сохранить лицо. Они ещё на что-то надеялись, а вот те, что были в зале, начали понимать, живыми они могут и не выйти, а тут какой-никакой, а шанс. Упустить его, ага, как же. Так что слушали меня со всем вниманием.

– Знаете, среди тех, кто тут присутствует, есть человек, которого я ищу. Он меня прекрасно знает, как и то, кто скрывается под моей маской, но он никогда не встанет и не сообщит этого. Просто потому, что он трус, личная жизнь ему дороже чужой. С другой стороны, если проанализировать его действия, труса в нём и не заподозришь. Взять хотя бы то, что он спланировал и пытался осуществить убийство Брежнева в прошлом году. Конечно, «девятка» активно его искала, но он, похоже, слишком высоко сидит и умело обрубил все концы, что к нему ведут. Думаю, он находится в этом ряду.

Я обернулся и указал на места рядом с Брежневым. Мой палец, который я вел по рядам, на миг остановился на бледном лице Андропова, всего секунду, и пошёл дальше. Взгляда полного злости и ненависти он не отвёл, а вот его сосед покрылся крупными каплями пота и невольно сыграл глазами в сторону. Нервы у Игрока оказались не железными.

– А нервы-то не железные, да? – усмехнулся я, продолжая держать его на прицеле своего пальца. – Знаешь, я даже представления не имел, что это ты тот самый Игрок и тёмный кардинал. Честно скажу, я не знал, кто именно Игрок, и на тебя подумал бы в последнюю очередь. Даже сознаюсь, что вся эта игра затеяна только ради того, чтобы выйти на тебя. Как говорится, аз есмь воздам. Вот и тебе пора получить всё то, что ты заслужил. Второй!

Толик подскочил к Игроку и за шиворот через столешницу, смяв микрофоны, вытащил его и поволок по полу в сторону, за сцену. Сейчас на Толике первоначальный допрос этого нелюдя, ну а потом и я присоединюсь. Конечно, у братишки ко мне было много вопросов, слишком выразительно тот смотрел на меня, когда я выкладывал будущее Союза – в одну вопросительную фигуру превратился, но я знал, что ему говорить, так что особо не переживал, ещё будет время.

Братишка исчез за портьерой вместе с Игроком, ну а я, ещё раз осмотрев заложников, усмехнулся. Вряд ли под маской это видно было, тут только отверстия под глаза были прорезаны, да и то я надел сверху тёмные очки, даже так подставляться не желая, у Толика, который до этого слушал меня явно открыв рот, тоже были тёмные очки. Достав лист блокнота, я стал зачитывать тех, кого не желал видеть в зале. Скажу честно, если грохнуть здесь всех, то Союз развалят ранее, быстрее, поэтому не хотелось сбивать его с глиняных ног, некоторые из присутствующих пока не давали ему завалиться. Всего я насчитал пятьдесят три человека. Это из пяти тысяч, один процент из всех присутствующих, кто должен был жить. Все, кого я называл, вставали, а когда я закончил, шли по проходам под завистливыми взглядами остальных заложников и собирались у сцены. То, как я поступил с Машеровым, видели все и не хотели его судьбы. Всего тут оказалось сорок девять мужчин и женщин, четверо погибли под автоматным огнём, когда пытались спастись.

– Проверьте, может, кто из названных ранен, пусть их вынесут, – приказал я, и шестеро из счастливчиков, видимо хорошо знакомых с теми, кто не вышел, направились их искать среди раненых и убитых. Один из наемников, что знал русский язык, их сопровождал, по документам проверяя, они или нет, а то мало ли вообще левых вынесут, мол, это те, кто не вышел, но ранен.

Правда, способность спасти ближнего своего, подставляясь, у этих тварей высшего эшелона власти атрофировалась напрочь, лично я бы попробовал вынести тех, у кого есть шанс выжить, а эти нет, честно сообщили, что трое убито, у четвёртого перебит позвоночник и множественные ранения живота. Уже в кому впал, не жилец. Глядя на счастливцев, что толпились у сцены, я спросил отчётливо насмешливым тоном:

– Знаете, кто помог мне проникнуть на эту охраняемую территорию и даже захватить вас?.. Так ваши же генералы и помогли, один из КГБ, другой из ГРУ, но работают оба уже несколько лет, я бы даже сказал десятков лет на ЦРУ. Небольшой шантаж – и часть охраны была выведена, помощь в оружии и форме вообще не обсуждается. Даже то, что половина бойцов «девятки», что осуществляла вашу охрану, была отравлена, это тоже их работа. Мы подчищали остатки, да и то умудрились потерять восемь человек убитыми и ранеными. Некоторые, даже отравленные, дрались до конца, уважаю, молодцы… Сейчас зачитаю список тех, кто помогал нам, и тех, кто просто работает на иностранные державы… – зачитывание списка заняло у меня минуты три, и делал я это с немалым удовольствием.

Конечно, я обещал обоим генералам, что не сдам их, но тут борьба шла на таком уровне, что не до обещаний. Тем более своего личного я не давал. Да и какие обещания предателям могут выполняться?

– Как видите, не всё благополучно и в самой лучше стране мира, всё прогнило, даже вы, слуги, мать вашу, народа… Сейчас ожидайте тут, пока я не дам разрешения выводить вас.

Покинув сцену, я направился к Толику, времени у него было достаточно, уже должен был разговорить Игрока, а то, что это был именно он, я нисколько не сомневался, как говорится, глаза – зеркало души, и тот спрятать свои чувства не смог, на чём и погорел. Обоих я нашёл в небольшом кабинете, видимо руководителя сцены. Игрок сидел на стуле и мотал головой, стряхивая кровь с лица, его держал один из наёмников, двухметровый громила, а Толик энергично работал кулаками, отбивая ему нутро.

– Как у нас дела?

– Он это, – вытирая пот на лбу рукавом, кивнул братишка. – Уже сознался, всё подтвердил. Рассказал даже то, что нам неизвестно было. Это я так, пар спускаю.

– Это хорошо.

Я взял от стены другой стул, поставил его перед Игроком, спинкой к нему, и, оседлав, положил локти на спинки и спросил:

– Ну как, желание стать властителем целой страны не пропало? Ликвидированные по твоему приказу из тех, кто мешает на пути, по ночам не снятся?

– Чего они мне сниться должны были, не я же убивал? – поморщился тот и, собрав слюну, сплюнул на пол кровавым сгустком, звякнув выбитым зубом.

– Ну да, логично, – согласился я.

– Что-то ты слишком спокоен. Если бы я был на твоём месте, порвал бы голыми руками того, кто убил твоих детей.

– Да, команда «ублюдков», что ты прислал, была морально деградировавшей, если судить по их поступкам. Только вот кто тебе сказал, что они убиты? Или ты поверил агентам, что шныряли в Акапулько и получали сведения от патологоанатома? Я обещал на борту яхты, что вырежу семьи «ублюдков», и я это сделал, жёстко, понимаю, но обещание надо было держать, но мстил я не за то, что они их убили, а за то, что попытались, особенно Женьку, брошенную в пасть акуле…

– Так они?.. – дёрнулся Игрок. Позлорадствовать, чтобы получить лёгкую смерть, он не смог. Он лишь смахнул с меня очки, освободив руку, и раздавил их.

– Живы и даже здоровы. У Сашки с Максимкой были поверхностные ранения, царапины, попадали они на палубу с испугу, больше по мне палили, а вот с Женей серьёзно. Когда я перебил команду «ублюдков», то сразу прыгнул вслед за ней. К сожалению, одна из акул, привлечённая запахом новой крови, заинтересовалась дочкой, успела ухватить её за руку и потащить на глубину. Пришлось с тремя пулевыми отверстиями в ноге и в брюхе нырять следом и отбивать её. Голыми пальцами рыбине брюхо порвал и кишки выпустил, злости и ярости хватило, даже палец сломать умудрился. А с дочкой ничего серьёзного, порезы от игл-зубов да перелом лучевой кости. Акула головой мотала, пытаясь оторвать руку, но я успел. Даже поднял дочурку на борт судна и перевязал. Про искусственное дыхание – Женька воды нахлебалась – я уж и не говорю. Потом вызвал помощь с берега, к счастью, рация была не разбита, а просто отключена, ну и допросил подранка. Как видишь, дети хоть и пережили шок, что я тебе, падле, никогда не прощу, но они вполне целы и сейчас проживают с женой брата, отходят от того ужаса, что им довелось пережить. А с их официальной гибелью всё куда проще: проплатил врачам – и вот, официальное заключение о смерти. Лёгкие ранения были записаны как тяжёлые, так что их гибели никто не удивился. Одну дочурку, по официальным документам, даже до госпиталя не довезли, скончалась, у остальных вроде как тоже шансов не было. Ну, а их отец, француз, сбежал из больницы на второй день после той бойни, что произошла на борту его яхты, продал всё своё имущество и исчез. Его тело было найдено месяц назад в Испании в сгоревшей машине. Опознание прошло по уцелевшим документам, которые чудом сохранились в огнеупорном ящике в багажнике. Экспертизу никто не проводил, и Анри Байо-Шарби был признан официально мёртвым. Вот такие дела. Хвосты я подчистил хорошо, да и о том, что я жив, кроме тебя, никто не узнает, а ты никому об этом не скажешь.