В любой гадости ищи свои радости - Штаний Люба

ладонь легло тёплое жёлтое солнышко с радужным отливом.

– Вот твоё желание. Используй, как сочтёшь нужным. Только подумай хорошенько. Можешь

заставить своего тёмненького полюбить тебя всем сердцем. Я отправлю его с тобой или оставлю

здесь. Можешь пожелать – и разлюбишь. Только имей в виду, на истинные чувства это не действует,

так что можешь просчитаться. Можешь выдумать что угодно – исполнится. Красота, деньги, здоровье,

власть, лишние двести лет жизни – выбирай, девочка. Ты достаточно настрадалась, чтобы любая

плата была справедливой. Не так ли?

Шариз мягко улыбнулся и добавил:

– Только поторопись: мне не терпится вернуть истинный облик и подняться в небо, а пока здесь

люди – это запрещено.

А у меня в голове всё опять смешалось. Значит, моя любовь к Эйлару... не любовь? Не верю.

Просто не верю! Я слишком хорошо помню, как и почему родилось чувство, как... Пожалуй,

золотистый восторг затопил и вправду чересчур резко и полно, но к тому моменту я уже... любила? И

всё же...

Перевела взгляд на радужное солнышко в ладони. Из-за подступивших к глазам слёз оно казалось

размытым и печальным, как последняя конфета в коробке. Обидно. Я ведь в первый раз по-

настоящему влюбилась. Или думала, что по-настоящему? И как теперь быть с воспоминаниями? С

нежностью? Поцелуями? Горячим неистовым желанием и плещущим через край пронзительным

восторгом? С Эйларом?! Была ли фальшь в его словах, эмоциях прикосновениях? Возможно.

Наверное... Но ведь в моих-то не было. Зато теперь способ исправить всё на моей ладони и освещает

тёплыми бликами дрожащие пальцы.

– Как им, – начала почти шёпотом, но не договорила – голос сорвался.

– Пользоваться? – к счастью, дракон догадался о чём я. – Просто. Это одноразовое заклятье.

Достаточно определиться с желанием и сжать посильнее.

Сглотнув, несколько раз глубоко вздохнула, принимая решение. Просто... Как бы ни так! Сердце

рвалось на части, меня саму буквально трясло. А если ошибусь? Если потом всю жизнь буду

сожалеть о принятом решении? Нет. – Тряхнув головой, повернулась к янтарной стене и шагнула

заключённым в ней пленникам. – Чего-чего, а жалеть себе не позволю. Ни себе ни себя.

– Ещё одно, – остановил меня Шариз. Его широкая рука легла на моё плечо спокойно и ободряюще

и дракон произнёс уже без намёка на насмешку: – Имей в виду: раз в тебе магия божественно огня,

отныне и навсегда ты сможешь перемещаться между этим и своим миром. Я покажу как. Все прочие

миры для тебя не доступны и сейчас, но путь, по которому Дилания провела, открыт. Одна, или с кем-

то – не важно. Но распространяться на эту тему не советую. Здесь поймут – и будут бояться. Там не

поймут и не поверят.

Я хмыкнула. Ещё бы! Мне и самой в такое не поверить, а чего уж говорить об остальных Землянах,

не побывавших в лошадиной шкуре. С другой стороны, какая разница? Вот чего точно не собираюсь

делать, так это возвращаться сюда. Смысл душу рвать?

Не полагаясь на голос, кивнула и подалась чуть вперёд. Мужчина удерживать не стал. А я...

подошла к янтарной стене вплотную. Протянула к ней свободную руку и растерянно оглянулась на

шатена. Тот смотрел, не скрывая интереса и задумчиво-выжидательной улыбки. Лишь в глазах вместо

лукавых искорок необъяснимая печаль.

– Как мне?

– Обоих сразу освобождать не стану, – правильно истолковал недовопрос Шариз. – Выбери кого-то

одного.

Я уже выбрала. Давно и бесповоротно. Вот только... Снова всмотрелась в пару застывших прямо в

движении фигур. Алеханро, такой же неуклюже-изломанный, как и всегда. Замер явно в момент

падения с моей спины. Эйлар, прильнувший к шее коня. Какой же он всё-таки невероятно,

притягательно красивый!

Голубые глаза горят яростным огнём. Зубы сжаты. Напряжённые в погоне за нами мускулы

угадываются даже под пропылённой курткой. Бронзовая гладкая кожа, синеватая тень щетины на

скулах... Ни тени слащавости – только сногсшибательная, невероятная, резкая и пронзительная до

потери пульса мужественность. И сила, в которой хочется потеряться, которой можно лишь дышать и

невозможно сопротивляться.

Едва ли не против воли сделала шаг вперёд, и дымка тёплого солнечного ветра, отделяющая меня

от брюнета, растаяла, оставшись лишь тонким полупрозрачным коконом вокруг воина.

Промелькнувшие в глубине его взгляда радость и торжество подтвердили догадку: всё слышит и

видит, хоть и не может шевельнуть и бровью.

Шаг. . Ещё один, и завороженная и подталкиваемая золотистой жаждой прикосновения сильных,

требовательных и нежных рук, буквально ведомая ею, я оказалась в полуметре от двух метров

воплощённого счастья.

– Эйлар, я... как же люблю тебя, – шепнула, вглядываясь в опьяняющую голубизну напротив.

Сердце сжималось от тоски, в душе едкой золотистой кислотой плескалась боль. – Для меня ты

лучший. Пусть я сумасшедшая, но буду любить тебя несмотря ни на что. Прощаю тебе всё сделанное

или не сделанное. Ты...

Голос опять сорвался. Всё во мне пело и стонало одновременно. Безумная смесь восторга,

нежности, жажды, отрицания, гордости, покорности... Невообразимая, страшная, неотвратимая

какофония чувств, почти сбивающая с ног. .

Закрыв глаза, последним усилием воли удержала собственную руку от прикосновения к щеке того,

которому готова была отдать всё: жизнь, тело, сердце, разум, душу. До крови прикусила губу, чтобы

собраться с духом и всё же произнести:

– Ты лучший и самый любимый. Жаль... Ты даже представить не можешь насколько мне жаль! И

всё-таки нам не по пути. Мне нет места в твоей жизни, а тебе в моей. Вряд ли это тебя сейчас

порадует, только... Просто знай: я буду любить тебя любого, буду помнить до конца и прощаю заранее

всё-всё. И ещё... Если сможешь, прости меня, Эйлар....

В следующую секунду, с горестным всхлипом, отпрянула от брюнета и почти бегом кинулась к

Алехандро. Нужды бежать не было, но я так боялась... Себя боялась! Своей глупости, слабости,

своей... любви.

– Вот, – ничего не видя от слёз, вложила в тёплую сухую ладонь горбуна радужное солнышко. –

Тебе оно нужнее. Только не тронь Эйлара, умоляю.

– Манюня... – Едва слышный изумлённый хрип. – Маню...

– Прощай, – на долю секунды заставила себя прижаться губами к омерзительной щеке. – Удачи

тебе.

И всё. Истерика накрыла меня с головой. Помню только: как, задыхаясь от слёз, бежала к Шаризу.

Помню, как дракон молча обнял и прижал к груди, позволяя спрятать мокрое лицо на своём плече.

Помню, как успокаивающе поглаживал по спине и шептал что-то на ухо. Всё прочее, как в тумане...

Минут пять ничего не происходило. Я только всхлипывала и тряслась, как осиновый лист. Мне было

попросту больно. И не только морально. Отчего-то, в тот момент, когда радужное солнышко

перекочевало в ладонь зомбика, заныли даже волосы и ногти. Нежное золото любви обернулось

кислотой, разъедая кожу, кровь, нервы... всю меня. В грудь будто воткнули тупой ржавый штырь.

Воткнули и забыли вынуть, и при малейшем движении этот проткнувший насквозь штырь мешал

дышать.

Как я могла? Как могла отказаться от Эйлара?! Предать его... трижды. Теперь отдала магию дракона

гниющему уроду, который всей душой желал и желает смерти тому, кого люблю. Такое не прощают.

Вина и горечь заполняли лёгкие, горло, уши, впивались под ногти тонкими огненными иглами, били по

ушам... Я опять выбрала из двоих не того. Опять...

Пусть Шариз обещал не допустить столкновения Алехандро и Эйлара, это ничего не меняло. Всё

равно! В глазах черноволосого воина я навсегда подлая беспринципная дрянь, не стоящая и

воспоминаний... Он не просто забудет – будет ненавидеть и презирать меня, а я... А я не могла иначе!

Просто не могла!

Любимому желание принесло бы власть, а кошмарику просто возможность нормально жить.

Алехандро потерял шанс отомстить врагу, ради мести которому шёл вперёд. Как только понял, что

значит для меня Эйлар, горбун отошёл в сторону, не желая рвать душу. Мою душу... Пусть отошёл

временно, но... Зомбик отступил от смысла своей никчёмной жизни, ради смысла моей. Как же я

могла поступить иначе?!

И всё же в этот момент я... ненавидела себя. О, как истово ненавидела! До крови на прикушенной

губе, до хриплого звериного воя, прорывавшегося на свободу, до звёздочек в зажмуренных глазах, до

острой боли с стиснутых зубах, до... до безумия почти. Ненавидела и не могла поднять зарёванные

глаза на Эйлара. Даже последнего, прощального взгляда не могла кинуть на любимого и преданного

мною же мужчину.

Были ещё какие-то слова. То мерзко-сиплые, то басовито-гулкие, то... Вот только самого родного,

самого дорогого голоса слышно не было а мне... Мне так много хотелось напоследок сказать Эйлару.