Фанфан-Тюльпан - Пьер Вебер

— Решено! Маркиза де Помпадур уступила просьбам короля, который сам поехал к ней в Шуази, и появится на этом приеме, устроенном специально для того, чтобы отпраздновать ее возвращение в Версаль.

Таким образом, умная фаворитка выиграла партию, отлично разыграв комедию, подкрепленную покушением, трагическим и до сих пор неразгаданным, и снова связала обещаниями слабого Людовика XV. Вот почему все известные имена Франции должны были продемонстрировать Антуанетте Пуассон свое самое глубокое почтение и самую пылкую преданность.

Дверь открылась, впустив еще одну группу недавно пришедший гостей. Среди них мелькал и профиль маркиза Д'Орильи, явившегося в парадной форме. Мысли о Перетте несколько омрачили его лицо, но на нем отразилась и радость — он держал в руке, обтянутой белой лайковой перчаткой, бумагу в кожаной папке — приказ о назначении его в главный штаб маршала Саксонского.

Вдруг все одновременно заметили в толпе фигуру человека необыкновенно элегантного и выделяющегося на общем фоне. Его расшитый серебром жемчужно-серый бархатный костюм резко контрастировал с разноцветными нарядами обступивших его молодых женщин. Это был шевалье де Люрбек, до сих пор пользовавшийся благосклонностью легковерного Людовика XV.

Когда его замысел опять провалился, он тут же вернулся в столицу, где уже вынашивал новые, не менее кровожадные проекты, мастерски скрываемые за свойственной ему чуть надменной и ироничной любезностью и аристократически высокомерной улыбкой. Поэтому никто даже отдаленно не мог заподозрить в этом идеально выдержанном светском вельможе гнусного убийцу, который всего сорок восемь часов тому назад пытался предательски убить главнокомандующего французской армии.

Как всегда, привычным жестом стряхивая крошки табака с дорогих венецианских кружев пышного жабо, он направился навстречу Д'Орильи и любезно приветствовал его, изобразив большое удивление.

Маркиз, не менее удивленный встречей, спросил:

— Вы здесь! А мне говорили, что вы уехали в провинцию!

— А я, — ответил Люрбек, — считал, что вы где-то далеко — преследуете прекрасную Перетту!

Лейтенант невольно сделал усталую и скучающую мину, что тоже не укрылось от внимательного взгляда Люрбека.

— Я ничего не добился у хитрой комедиантки, — объявил он, — но путешествие оказалось для меня небесполезным.

— О! Вот как!

— Да, дорогой друг, я во время вояжа выяснил, совершенно твердо, что Фанфан-Тюльпан живехонек и что он обвел нас вокруг пальца, как младенцев.

— Это невозможно! — ответил шевалье, который понимал, как надо относиться к воскрешению первого кавалера Франции, ибо на собственной шкуре почувствовал, как мастерски молодой солдат владеет кавалерийской шпагой, хотя и считается мертвым.

А Д'Орильи продолжал:

— Мальчишка прекрасно себя чувствует, эскортируя актрис в костюме кучера. Но, несмотря на покровительство маршала, я полагаю, что обращусь лично к его Величеству и попрошу справедливости у него, если только не буду вынужден завтра же выехать в армию.

Шпион, вдруг заинтересовавшись, спросил:

— А что за бумага у вас в руках, не приказ ли об отправлении в свой полк?

— Да, шевалье, я должен немедленно вернуться во Фландрию и там принять важный пост.

— Могу ли узнать, какой именно?

— В отделе секретных срочных донесений.

Люрбек вздрогнул от радости. Теперь у него будет там свой человек!

И в самом деле, Д'Орильи предстояло держать в руках не только самые важные и самые секретные приказы, но также и ключ, с помощью которого можно будет расшифровывать все поручения командования, написанные условным языком. И Люрбеку показалось, что добыть их и воспользоваться ими для него теперь будет просто детской игрой. Он уже меньше сожалел о том, что упустил маршала Саксонского, поскольку будет иметь возможность получать сведения, бесценные по важности, и срочно отправлять их герцогу Камберленду, а уж главнокомандующий английской армии употребит их по своему желанию. Как он собирался достичь этой цели? Наверно, знал путь к этому и был уверен в результате, так как в его глазах опять зажегся странный огонь.

И, когда он снова начал говорить, его голос слегка дрожал.

— Дорогой лейтенант, примите мои самые пылкие поздравления. Я не сомневаюсь, что вы блистательно справитесь со сложными обязанностями и что ваши заслуги после кампании будут должным образом оценены и принесут вам честь и преимущества высокого чина!

Тем временем толпа придворных незаметно поредела и затихла. И вскоре полная тишина, сменив шум и говор, возвестила о выходе короля.

Люрбек и Д'Орильи быстро заняли свои места.

Официальная встреча короля и его фаворитки должна была произойти в Зеркальной галерее.

Огромный неф во всю свою длину был занят по обеим сторонам рядами придворных, с одной стороны мужчины, с другой — женщины. В середине галереи находилась та, кто была более чем королевой, сияющая торжеством и окруженная дамами высшего ранга. Все придворные дамы были хороши собой и изысканно одеты. Но ни одна из них не могла соперничать с маркизой, настолько она затмевала всех блеском глаз, умом, прелестной живостью лица, а главное — удивительной, неподражаемой грацией движений, которая придавала каждому ее жесту неизъяснимое очарование, а каждому взгляду и улыбке неограниченную власть.

В этот день она была прекраснее и обольстительнее, чем когда бы то ни было. На ней было платье из тяжелого белого шелка, вышитое золотом и отделанное золотыми кружевами, которое делало еще ослепительнее ее красоту. На белоснежной груди переливалось двойное жемчужное ожерелье, стекавшее почти до талии. Радость торжества окрасила нежным румянцем щеки, обычно несколько бледные. Но, при всей радости победы, заставлявшей биться ее сердце быстрее, чем всегда, она сумела придать лицу выражение скромности, которое не только контрастировало с ее туалетом, но и подчеркивало его великолепие.

Наконец, предшествуемый приближенными придворными, появился король. Костюм светло-серого шелка, украшенный серебряной вышивкой, подчеркивал его стройную фигуру. Большая лента ордена святого Людовика с бриллиантовым крестом на конце опоясывала наискосок его камзол. Он выглядел очень жизнерадостным и довольным, ибо снова обрел ту, кого в данный момент любил, — как он был уверен, — больше всех на свете…

Вельможи церемонно и торжественно поклонились, приветствуя монарха. Дамы грациозно присели в глубоком реверансе. Но Людовик XV видел только ту, которая крепко держала его сердце в своей маленькой ручке. Он остановился перед маркизой, предложил ей согнутую в локте руку и нежно сказал: