Маска чародея - Дарелл Швайцер

Он ждал от меня ответа. Но теперь я не мог выдавить из себя ни слова. Стоявший рядом со мной евнух толкнул меня локтем, бросив на меня сердитый взгляд.

— Из Страны Тростников, Великий Царь. Из Арнатисфона.

— Говори помедленнее, мальчик. Не надо жевать слова. Да, я слышу говор Страны Тростников в твоей речи. Я однажды посетил Арнатисфон, когда еще был принцем, примерно твоих лет. Ты знаешь об этом?

Я уставился в пол.

— Нет, господин.

— Смотри мне в глаза, — потребовал он. Я поднял взгляд. Несмотря на бедственное состояние его здоровья, именно он был хозяином положения. Я чувствовал, что он взвесил меня на своих весах и остался весьма не доволен результатом. — Если ты гениальный чародей, тебе нет нужды пресмыкаться перед обычным царем… а? Не так ли?

Я с трудом сглотнул и заставил себя сказать:

— Да, это так.

Теперь взгляд Венамона стал еще более пронзительным, чем прежде. В зале воцарилась абсолютная тишина. Присутствующие затаили дыхание.

— Что ж, тогда, кто же ты, дитя?

Я принялся судорожно обыскивать свой разум: Отец? Бальредон? Лекканут-На? Что мне делать? Но все они хранили молчание, ничто не возбудило их интереса данная ситуация никоим образом не касалась их собственных планов. Я остался в одиночестве, предоставленный самому себе.

Я посмотрел на Неку и Тику. Их лица были непроницаемы, как маски. Все замолчали, слушая, что я скажу дальше, словно от этого зависела судьба всех и вся. Думаю, так оно и было. Я не понимал, почему госпожа Хапсенекьют не отрепетировала со мной этот разговор. Это же было совершенно нелогично. Возможно, она действительно верила, что я был могущественным чародеем, лишь притворявшимся неразумным мальчишкой, несмотря на все свидетельства прямо противоположного. Если я представлял собой нечто большее, нежели обычный человек, от меня следовало ожидать, что мне заранее будет известен ход событий. Что же тогда она имела в виду, когда сказала: «А теперь мы рискуем всем»?

Теперь единственное, что мне оставалось, дабы достойно сыграть свою роль — надеть на себя маску чародея.

— Великий Царь, — сказал я, — я Секенр из Страны Тростников, чародей, сын чародея Ваштэма, о котором ты, несомненно, наслышан.

— Да, — кивнул Венамон. — Твоего отца боялись повсюду. Но он уже мертв.

Я тщательно обдумал свой ответ. Я дрожал и слабел от страха, но все же был уверен, что мои последующие слова обязательно должны были быть такими:

— Его боялись больше всех остальных, мой господин, но теперь он мертв, и мертв только потому, что я убил его. Следовательно, теперь меня стоит бояться больше всех остальных.

Из толпы раздались вздохи, за которыми последовал настоящий шквал удивленных перешептываний.

— Ты убил собственного отца, — сказал король, и это было утверждением, а отнюдь не вопросом.

Тика посмотрела на меня так, словно никогда не видела прежде, и ей явно не понравилось то, что она увидела. В этот момент у меня перехватило дыхание, так что я при всем желании не смог бы произнести ни слова. Я был на грани срыва — я боялся, что расплачусь или потеряю сознание, или просто убегу прочь. Под своей роскошной одеждой я насквозь взмок от пота.

Слов у меня просто не было. Тогда я сложил ладони и развел их в стороны. Там плясали крошечные язычки белого пламени.

Царь ничем не выказал своего удивления.

— Подойди и сядь рядом со мной.

Я поковылял вперед.

— Сюда, — показал он. Евнух положил подушку на верхнюю ступеньку, у ног царя.

На негнущихся ногах я поднялся по ступенькам и сел, положив руки на колени ладонями вверх, и пламя прорывалось у меня между согнутыми пальцами.

— А теперь расскажи мне, Секенр, сын Ваштэма, что ты знаешь о замыслах богов?

Почему бы ему не спросить об этом священника? Ведь ему, без сомнения, известно, что боги сторонятся чародеев. Он играл в свою игру. Мне оставалось только играть вместе с ним, словно я сам затеял эту партию. Это снова был жребий, танал-мадт, бессмыслица, складывающаяся в определенную схему, но лишь в ретроспективе. Мне оставалось лишь ждать и надеяться, что позже я сумею разгадать ее значение.

— Великий Царь, — начал я, — я путешествовал в Страну Смерти. И вернулся оттуда. Из владений Сюрат-Кемада.

— Хемада, мальчик. Здесь, в Дельте, мы говорим Хемад, когда называем имена богов. У нас он зовется Сюрат— Хемад.

Я поднял на него взгляд, на миг изумленный его тоном педантичного учителя. Живая сторона его рта слабо улыбалась.

Я сглотнул, сделал паузу и продолжил:

— Я выполнил там одну миссию в домах наших прародителей… и узнал множество разных вещей.

Король напрягся, как рыбак, почувствовавший первую сильную поклевку.

Значит, вот что его интересует!

— А ты не открыл секрет вечной жизни? Правда ли, что чародеи могут жить вечно?

Я сжал руки в кулаки и выпустил из них пламя.

— Сомневаюсь, чтобы они жили вечно, о великий Царь. Всепожирающий Бог в конце концов поглотит всех нас. Но я могу сообщить тебе, что моему отцу было уже больше трехсот лет, когда я совершил… то, что мне пришлось совершить.

— Чародеи и цари похожи, Секенр. Нам обоим приходится делать то, что было бы достойно порицания, если бы это сделал кто-то другой.

— Мне тоже так кажется, о могучий Царь.

Венамон задрожал, его руки и ноги свело сильнейшей мучительной судорогой, голова затряслась так, что страшно было смотреть. Мне показалось, что он вот-вот свалится с трона и рассыплется, превратившись в кучку костей и праха. Евнухи подхватили его, выпрямили и усадили вновь. Какое-то время он просидел, свесив голову, хрипя и откашливаясь. Но затем заставил себя заговорить:

— Секенр, а меня ты можешь сделать чародеем?

— Нет, повелитель. Я и сам-то не могу стать им. Скорее, магия сама приходит ко мне.

Венамон мешком осел на троне.

— Этого-то я и боялся.

— О Великий Царь, я знаю дорогу в Страну Мрака, свободно владею языком ее обитателей, но не могу вернуть душу с пути, который ей в конце концов суждено пройти.

— Тогда что же ты можешь? Какой вообще прок от твоей магии?

— Временами я и сам не знаю. Она затаилось во мне, подобно буре. Когда она поднимается, я способен на многое.

— Так ли это?

В этот момент я бросил взгляд на присутствовавших. Знать по-прежнему стояла на одном колене. Евнухи остались распростертыми на полу, но подняли головы. Неку и Тика внимательно следили за нашим разговором.

А за толпой, вдалеке, из тьмы, откуда-то из-за колонн, показалась нелепейшая фантастическая фигура. Я вначале даже подумал, что это Луна сошла с неба, чтобы поселиться в Большом царском дворце, так как увидел светящееся лицо, похожее на лунный серп, словно его отражение в воде — лицо было искажено, будто сумасшедший скульптор специально долго искривлял брови, поднимая их на лоб, а подбородок закруглял и до невозможного выдвигал вперед — но все эти уродства меркли перед размерами полукруглой головы, в два раза превышавшими нормальные. Незнакомец действительно светился, словно бумажная фигурка, подсвечиваемая светом лампы. Но в его глазах застыл мрак.