Мечты, присыпанные пеплом - Наталья Вячеславовна Андреева

– Она больше не плачет. Со вчерашнего дня Мерьем не сказала ни слова. Боюсь, как бы не случилось дурного.

– Могу я поговорить с ней?

– Как вам будет угодно, Валиде-султан.

– Я больше не Валиде. Но власти у меня хватит, чтобы заступиться за твою Мерьем.

– Насильник наказан, – сурово сказал муфтий. – Разве что вы не согласитесь, чтобы ему оставили жизнь. Тогда я буду отомщен. Он должен умереть, лишь тогда я успокоюсь. Но вы мать, так же как и я – отец. Вам нелегко отобрать жизнь у сына, каким бы негодяем он не был, он ваш сын. Мерьем не станет с вами говорить, но вы хотя бы увидите, что он сделал с моей дочкой. Идемте.

– Мама, зачем мы здесь? – недоумевала Фатьма.

– Скоро ты все узнаешь.

Мерьем сидела в маленьком садике и безучастно смотрела на воду в фонтане.

– Это Кёсем-султан и Фатьма-султан, дочка, – мягко сказал отец. – Тебе надо встать и поклониться.

Мерьем не шевельнулась.

– Ступайте, эфенди, не беспокойте ее, – кивнула Кёсем-султан.

Когда муфтий ушел, Кёсем-султан спросила у Мерьем:

– Как ты себя чувствуешь? Хотя вижу: ты решила умереть. Что ж, такой позор ни одна девушка пережить не сможет. Но прежде чем ты расстанешься с жизнью, ты должна кое-что узнать. Это моя дочь Фатьма. Она невеста Исмаила.

Услышав его имя, Мерьем очнулась и подняла на них глаза:

– Невеста?! Его невеста?!

– Сегодня должны огласить помолвку.

– Но его жена я! Он был со мной! Исмаил мой, я никому его не отдам!

– Мама, о чем она говорит?! – ахнула Фатьма.

– Ее обесчестил вовсе не твой брат. Не он ее украл. Он даже не отдавал такого приказа. Исмаил это сделал. Он хотел, чтобы в Стамбуле начался бунт. Бедная девочка стала жертвой. О! Я много могла бы рассказать тебе про твоего жениха, Фатьма! Хотя бы о том, как торговалась за его жизнь Анна. Ты хочешь знать, почем она ее купила?

– Нет! Молчи!

– Исмаил никогда не будет верен одной женщине, они для него всего лишь средство. Когда он женится на тебе, он также будет ходить в бордели или заведет постоянную любовницу. Ту же Мерьем… Она ведь красива, посмотри. И совсем юна. Исмаил – ветер. Он моложе тебя почти на десять лет. Пока он остепенится, ты состаришься. И все это время ты будешь страдать. Отпусти его, Фатьма. Прими свою участь: ты станешь женой Софу Мехмеда-паши, нового великого визиря. Или другого паши, верность которого мне сейчас потребуется. Мне необходимо удержать власть, Фатьма. Мехмед еще слишком мал, а Турхан амбициозна, слишком уж молода и может наделать ошибок. Девочка, ты готова сказать кадию правду? – Кёсем-султан ласково посмотрела на Мерьем. – И тогда я отдам тебе Исмаила. Велю, чтобы он женился на тебе.

– Мама! – вскрикнула Фатьма. – Ты же прекрасно знаешь, каким будет приговор кадия! Зачем ты ее обманываешь?!

– Потому что она хочет быть обманутой. Она все еще его любит. Так как, Мерьем?

Та молча кивнула.

– Ну что, Фатьма? Ты достаточно увидела и услышала? – спросила у нее мать.

– Ты хочешь его убить?!

– У него будет выбор. Я обещала.

… «Сегодня я получу все, о чем мечтал. Наконец-то!» – он ждал в саду у палаты визирей Валиде-султан и Фатьму. Сказали, что их нет во дворце, они куда-то уехали. Велено было ждать.

Исмаил прекрасно понимал, у кого сейчас вся власть. Главный визирь смотрит в рот Кёсем-султан, ее теперь объявят регентом, придумав для бабушки падишаха какой-нибудь новый титул. Кёсем-султан может все, она казнит и милует единолично. И если она объявит Исмаила бейлербеем и женихом своей дочери Фатьмы, никто и не посмеет возразить. Ведь это он преподнес Кёсем-султан на блюдечке империю, придумав хитрый ход с похищением дочери муфтия.

«И вот я на вершине власти, – думал он, прохаживаясь по аллее. – Это мой день. Сын крестьянина, неверного, скоро женится на султанше, а там и визирем станет. Я должен быть счастлив: все сбылось. Почему же мне так не по себе? Неужто из-за Мерьем? Но мне не жаль ее, как и ту, первую. Я сделал выбор уже тогда: никакой жалости, а уж к женщине подавно. И он был верным.»

Его взгляд невольно упал на правую башню Бабус-Салям. Смерть всегда была близко, но он победил.

Он увидел, как из прохода между башнями вышли люди. Они были в черном. Все – мужчины высокого роста. Исмаилу не трудно было догадаться, что это палачи. Кого-то велено казнить. Что ж, немало голов слетит, как во время любого дворцового переворота. Возможно, что Кёсем-султан усомнилась в ком-то из визирей и хочет именно его должность отдать Исмаилу.

Палачи шли к нему. Когда он это понял, было уже поздно. Исмаил обернулся: можно ли бежать? И увидел спрятавшуюся среди деревьев охрану. Его заманили в ловушку. Он проиграл.

– По приказу Валиде-султан, – сурово сказал главный палач. – Я ведь говорил тебе, парень, что мы скоро встретимся. Ничью другую жизнь я не хотел забрать так же сильно, как твою. Взять его.

– Я пойду сам, – он постарался быть спокойным. – Вы отрубите мне голову? Тогда можно сделать это в саду, а не в каземате? Я хочу видеть солнце, когда буду умирать.

– Тебя приказано отвести в темницу. Умереть так скоро? Нет, парень, ожидание смерти намного хуже, чем смерть. Я еще не все тебе сказал. А ты мне. Я хочу знать, каково это, быть таким, как ты? Ты мне расскажешь, как любил женщин, а я за это буду отгонять от тебя крыс. И даже принесу вина, если твой рассказ покажется мне интересным.

– Много говоришь.

– Потому что я слишком долго молчал. Идем. Теперь ты моя собственность.

Он спускался вниз по каменным ступеням в преисподнюю, вспоминая, как относил палачам приказ о казни Юсуф-паши. В одну реку, говорят, нельзя войти дважды, а он, Исмаил, вошел. Потому что он снова здесь. И снова липкий страх, дрожащие колени. Здесь живет смерть, она может быть быстрой и легкой, но ему приготовили другую. Он теперь во власти черного человека, живого мертвеца. Который хочет выпить из Исмаила все его чувства, прежде чем убьет.

…Он не знал, сколько времени прошло, день на дворе или ночь. Его держали в темнице под башней.

Когда открылась дверь, Исмаил подумал, что это главный палач по его душу. И усмехнулся: хотя бы прогонит крыс. Мерзкие твари. Невозможно уснуть, когда они снуют по каземату, им наплевать, что человек, которому они хотят отгрызть нос, еще жив.