Болиголов (СИ) - Леус Сергей

Роджер вспоминал слова Балды о том, может ли он обучить кого-нибудь заколдовывать противоядие от багряницы. После этого вопроса он всерьез задумался. Матерый и старый, как вечность, маг, давным-давно преподававший в высшей школе магии, некогда возомнивший себя великим и непобедимым, некогда поплатившийся за свою гордыню лишением магии, уже и забыл, что такое кого-либо чему-либо обучать. Роджер слишком долго жил, дольше, чем полагалось жить волшебникам. Если бы он решил написать книгу о своей жизни, даже только о знаковых событиях, то не смог бы найти столько чернил и бумаги.

Никакие события в мире не могли бы вызвать в нем волнения так же, как никакой ураган не мог бы вызвать рябь на покрытом льдом озере. Но слова, простые слова всегда могли менять мир сильнее, чем любые ураганы. И вот Роджер решил, что его усилий, его порывов и бесполезной беготни по городу недостаточно. Все это лишь попытка отыскать суррогатную помощь, когда он может дать реальную: передать свои знания и открыться тем, кому доверяет. Если он обучит Кристофа пользоваться магией на более высоком уровне, обучит его противостоять таким примитивным вещам, как эта багряница, то ситуации, подобные той, в которую попал Джоф, больше никогда не будут им угрожать.

Да, везде есть риски, и у всего есть цена, но нельзя же вечно прятаться. Уже давно Роджер скрывал свою сущность не потому, что боялся, а потому, что не хотел, чтобы его боялись. Ему хотелось жизни обычного человека, хотелось общаться с людьми, не лебезящими перед несокрушимой силой, не склоняющими головы в трусливых поклонах, не выдающими свой страх за чувства привязанности и уважения.

Лишение магии — самое ужасное наказание, самое худшее, что может случится с практикующим магом. Так наивно думали сильнейшие волшебники древности. Если бы они только могли знать, как с этим наказанием справится Роджер, они бы быстро изменили свое мнение.

Эти самовлюбленные, погрязшие в собственном эгоистичном псевдовеличии волшебники даже на мгновение не могли себе представить, что из самой безвыходной ситуации отыщется такой выход, который перевернет все их представления о мире магии, если бы им суждено было встретиться вновь.

«Почему ты улыбаешься? — спросил Кристоф. — Потому что я задаю глупые вопросы и туго соображаю? Не забывай, что твой внезапный ученик уже не такой юный».

Кристоф иронизировал, а значит, был в хорошем расположении духа. И улыбка Роджера тоже была на удивление добродушной. Он вернулся в воспоминаниях не только к ужасным и неприятным событиям своей жизни, но и к тем первым столетиям, когда он обучал юных магов, когда видел их горящие, как сейчас у Кристофа, глаза. Радость можно найти в самых разных вещах: можно пить вино, можно петь песни, можно упиваться своим эгоизмом, а можно радовать других своими знаниями, своей легкостью, своим юмором и улыбкой. Часто знание, что ты причастен к чужому счастью, тебя самого делает счастливым.

«Мудрость рождается из глупых вопросов. И ты не старый, ты просто представляешь себя стариком, и твоя врожденная магия просто потворствует твоим мыслям и твоему представлению о себе. Твоя жизнь была не простой и часто лишенной радости и достижимых целей — так всегда происходит с талантливыми людьми в разлагающемся мире. Но начни мыслить в обратную сторону, представляй, что ты молодеешь и набираешься сил, и твоя магия станет помогать тебе в этом!» — опять ошарашил его Роджер.

«Ты хочешь сказать, что я старый, потому что сам вижу себя стариком?» — переспросил Кристоф.

«Нет, не хочу — я уже это сказал. Старики не ходят по борделям и не удивляют там девушек, — Роджер привел его в чувство. — А что до «туго соображаю», то я не знаю ни одного мага, который смог бы за час воссоздать отделенную от своего разума площадку для ментальных бесед. Ну, если не считать меня».

«Значит, ты тоже когда-то владел магией?» — наконец-то осенило Кристофа.

«Полностью блокировать свой разум и защищать свои мысли от постороннего вмешательства, создавая блокировку для тех, кто норовит прочесть чужие мысли, можно и без магии. Забыл, что ты своей магией временно пользоваться не можешь? Сейчас ей пользуюсь я. В собственном разуме человек волен делать все, что ему вздумается, если, конечно, у него хватит воли, фантазии и некоторых способностей. Но, вообще, без магии нельзя общаться друг с другом — кто-то из собеседников обязательно должен обладать магией и управлять ей».

И снова Роджер не стал подтверждать его догадки. Но Кристоф уже понял, что ни один обычный человек никогда бы не стал тратить время, чтобы научится стрелять из лука без лука, скакать на лошади без лошади или бегать, не имея ног.

Кристоф ехал, словно в прострации, потому что больше находился внутри себя, играя с новым навыком. Еще не умея контролировать все сразу, он расслабил правую руку, и лошадь, приняв это за знак поворота, начала сдавать влево и чуть не сошла с дороги. Роджер перехватил ремень и вернул ее в строй.

«Просыпайся, мой друг! А то сейчас незаметно ускачешь в лес, будем потом бегать наперегонки с волками, кто тебя раньше найдет».

Кристоф отпустил внутренние поводья и схватил поводья лошади.

«Твои прошлые ученики тоже обучались, сидя на лошади?» — оправдывался он.

«Нет, и это большой минус для них. Легко научиться плавать в пруду, а ты попробуй в речке, несущей тебя к водопаду или в море в шторм! Если сможешь научиться в таких условиях, то равных тебе не будет, — Роджер в чем-то был прав. Обучение в легких условиях и без проверки полученных знаний часто оказывалось малоэффективным. — Правда, у них вместо водопада впереди были экзамены. Даже не знаю, что лучше».

В голове Кристофа прозвучал отчетливый смех: его собственный и Роджера.

«Видишь, как удачно совпало. Обучаясь владеть своим разумом во время управления лошадью, ты разовьешь в себе способность решать сразу несколько задач или научишься быстро переключаться между ними, как умеет делать наша Хлоя».

Их глаза снова встретились в безмолвном пространстве. Хорошо, что Роджер тоже замечал все, что происходило с его спутниками. Значит, они ему действительно не безразличны.

Впереди показалась перевалочная станция — одинокий гостиный двор, где была и харчевня, и небольшая кузня с конюшней, и какие-то домики для обслуги. Они, как и договаривались, не стали останавливаться на обед, но, чтобы не вызывать лишних подозрений, зашли перекинуться парой слов с хозяевами и купить вина. Роджер с проводником зашли в харчевню, и проводник еще раз блеснул своим красноречием. Хозяйке он пожаловался на то, какой опасный этот город — Разбойничий стан: затянул их в свою азартную трясину так, что сейчас либо успевай добраться назад, либо уволят со службы, либо лишат жалования, и неизвестно что хуже. Фразы его были такими общими и пространными, и так гладко дополнялись нотками магии, что если кто и будет расспрашивать о них, то суть его истории в пересказе хозяйки будет дополнена только ее личной фантазией. А это уже будет полная брехня. Проводник уже много лет не ездил этой дорогой, и его не могли узнать, а если бы и узнали, то мало ли что с ним стало за эти годы, мало ли на кого он сейчас работает.

Роджер не строил иллюзий насчет того, что магия красноречия может им сильно помочь, но хотя бы хозяйка и ее местные разбойники не будут к ним приставать. Из рассказа проводника и по их виду, а также по их низкой повозке было ясно, что ничего ценного у них с собой нет. Да и кто вообще догадается грабить людей, выезжающих из Разбойничьего стана? Оттуда выезжают либо те, кто уже все просадил до последних портков, либо те, с кем лучше не связываться. То ли дело попытаться с риском для жизни почистить кармашки приезжающих, поэтому сюда и едут длинными кортежами с охраной.

Все понимали, что разбойникам не было никакой выгоды торчать в этих лесах, если только они не потеряли свой второй шанс в Разбойничьем Стане и не знали куда податься. Знакомые разбойники хозяйки были, скорее, ее работниками и не пытались прыгнуть выше головы, если в этом не было выгоды. Но Роджер опасался вовсе не глупых разбойников — даже превосходящая их числом шайка была им не страшна. От шайки можно было и откупиться, не сильно рискуя жизнью — ведь убийство приезжего могло вызвать целенаправленную зачистку со стороны города, а вот грабеж, прикрытый просьбой о подаянии, мог пройти незамеченным.