Бражник - Цагар Враль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вместо того, чтоб и дальше молчать, он решил не давать мне и слова ввернуть. Взял только небольшую передышку, чтоб податься вперед и сурово взглянуть на меня. Для драматического эффекта.
— В данном случае мы должны определить, является оно самостоятельным преступлением или патологическим — то есть преступлением против самого себя и только, — закончил он.
— Нет, — тут же возразил я, — я знаю, почему он это сделал.
Леонид Виссарионович промолчал. Не потому, что сказать ничего не мог, а, как я вскоре понял, снова для драматического эффекта: он промолчал и сказал тихим, твердым голосом:
— Тогда ты знаешь, что он сделал после этого.
И я посмотрел следователю в глаза.
— Конечно знаю.
Я вспомнил, как мы залили соседку. Как она пришла и трезвонила в дверь. Я открыл, выслушал ее и пошел к Лаврентию, а Лаврентий мне не сразу ответил.
Тогда я за него испугался.
Дело в том, что мне это кое-что напомнило.
***
Мы с Радой разошлись в конце сентября. Я хорошо помню тот день. Солнце светило по-осеннему холодно, небо отчаянно голубело за голыми ветками с ошметками листьев на них, а Лаврентий резал вены. Но я об этом еще не знал.
В те времена я был еще не нищим, просто бедным. Я не мог позволить себе отвести Раду в ресторан, но кофе в парке выпить мы могли. Она беспрекословно ходила пить со мной кофе в парке и даже виду не подавала, что что-то не так. Я ее за это обожал.
Она училась на менеджера и всегда одевалась в деловые костюмы с кошачьей шерстью на коленках. Кошачья шерсть, конечно, не шла в комплекте с брюками. Просто Рада очень любила брать на руки уличных кошек, а своих не держала.
Я ждал ее на скамейке у озера. Холодало в тот год стремительно и неотвратимо, так что мои руки покраснели, пока я сидел там, глядя на уток, которые, судя по всему, не мерзли.
Или, может, им было некуда идти.
Ее я увидел издалека: волосы вьются шапкой, походка виляет, на голове все ходит из стороны в сторону. В ее манере вести себя было что-то такое, как будто она говорила: а плевать мне, кто на меня смотрит, я вообще здесь находиться не хочу. Это я обожал.
Поэтому я увидел ее издалека и смотрел, как она на меня движется, размахивая волосами и бедрами. Прекрасное зрелище.
Я смотрел на нее и не мог нарадоваться тому, что она идет ко мне. А она подошла и сказала, что у нее есть другой.
Этого следовало ожидать. В конце концов, я появился у нее на месте Лаврентия, который об этом даже не подозревал. И все же я надулся. Она, надо отдать ей должное, не ушла сразу — села рядом, дала мне время.
Мы сидели молча. Ее волосы и бедра причиняли мне невыносимую боль, потому что после этой встречи понесли себя к кому-то другому. Я спросил:
— И как он тебя ко мне отпустил?
А она ответила:
— Мне не нужно спрашивать у него разрешения.
— То есть, он не знает?
На горизонте замаячила тень интрижки.
— Знает.
— Значит, он волнуется.
— Не волнуется!
— Тогда не любит! — подвел я итог жирной чертой, крайне довольный собой.
Она вздохнула.
— Вот в этом твоя проблема. И не только твоя — все мужики такие.
— А все бабы говорят, что все мужики такие.
— Но ведь так и есть! Все, кроме него.
— Ага, вот значит, как. Ага. Понятно. Ясно все. Спасибо, что разъяснила.
— Я не собираюсь перед тобой оправдываться!
— Этого я и не ждал, что ты. Такая милость — куда мне! Перед ним потом будешь оправдываться.
— Слушай, я пришла сюда, чтобы ты знал: я не имею к тебе претензий.
— О.
— И я не хочу причинять тебе боль.
— Значит, ты делаешь это против воли. Теперь я об этом знаю, хоть легче и не становится. Но все в порядке — по сравнению с той болью, которую ты мне причинила, когда ушла от меня, эта ничего не значит.
Она возмущенно разинула рот.
— Это ты меня бросил!
— Ничего подобного!
— Ты сделал все для того, чтобы я тебя возненавидела!
— Я просто слишком сильно тебя любил.
И она поняла. За это я её обожал: она всегда понимала. Понимала, молча делала выводы и находила тебе замену.
Она посмотрела мне в глаза. А потом тихо заговорила:
— Любовь, любовь, любовь — ты постоянно говоришь только о ней! То, что произошло между нами, не имеет никакого отношения к любви.
— А что же тогда между нами произошло?
— Секс.
И я засмеялся.
Потом я пошел домой и совсем о ней не думал. Я думал о чем угодно, но не о ней. О всякой чуши. О том, что скоро мне писать диплом, о том, что денег, которые присылают родители, мне критически не хватает и надо бы устроиться на работу. Думал о том, что вечером можно выпить пива, а на меня в это время дул холодный и чистый ветер.
Я зашел в квартиру и сходу наступил в лужу. Ботинки у меня тогда были хорошие, не промокали. Сейчас расклеились совсем. Но несмотря на то, что я не промочил ноги, выругаться в таком случае все равно надо обязательно. Потому что это чертовски неправильно, когда у тебя в квартире на полу вода.
Лужа выдалась добротная, на весь коридор. Ее исток находился где-то за дверью ванной, и чтоб понять, почему, не требовалось сильно напрягать мозг.
Конечно, я направился в ванную. Еще на подходе заметил, что вода мутноватая. С кирпичным оттенком, как после креветок.
Лаврентий лежал в воде одетый, в рубашке и брюках. Его распоротая рука сжимала сигарету. Он курил.
Я оглядел его, оглядел переполненную ванну с опущенным в нее душем, из которого, судя по всему, продолжала пребывать вода. Лаврентий смотрел на меня. Вода в ванной вся покраснела, только со стороны открытого душа вились светлые водовороты.
Я сказал:
— Вода, Лавр. Она заблудилась и ищет путь домой.
Лаврентию потребовалась пара минут, чтобы вернуться в реальность. Он похлопал на меня глазами, а я спокойно его подождал, стоя в своих отличных непромокаемых ботинках в луже воды и крови.
— А, так мне нужно, чтобы уровень не понижался, а сама вода сохраняла температуру и циркулировала. Другого способа помимо того, чтобы не выключать душ, я
