Влечение - Рози Томас

Джесс вспомнила данное себе обещание: если Бетт задаст прямой вопрос, то она ответит.

Она медленно и четко выговорила:

— Тонио — отец Дэнни.

Бетт вздохнула — вроде бы даже с облегчением, почти торжеством. Подозрение давно пустило в ней корни. Возможно, подсознательно она всегда знала правду.

— Так я и думала. Дэнни знал?

— Нет.

— А папа?

— Нет.

— Кто же?

— Никто.

— А Роб Эллис? Ему ты сказала? Вы над этим смеялись, когда перебирали вещи Дэнни?

— Нет. Роб не знает. Он много рассказывал о себе, но не требовал взамен, чтобы я раскрывала ему мои секреты.

Бетт заворочалась; Джесс поняла, что дочь повернулась к ней спиной. Она представила себе линию спины, выступающие лопатки, обтянутые белой кожей с крошечными, до боли знакомыми родинками. Обнять бы ее как тогда, когда она была крошкой!

— Бетт, я не знаю, что еще сказать. Мне очень жаль.

— По крайней мере, теперь я в курсе.

— Рассказать, как это произошло?

Раненое самолюбие заставило Бетт произнести с хорошо рассчитанной жестокостью:

— Пожалуй, для этого слишком поздно. Хочу наконец поспать.

— Хорошо, дочка. Спокойной ночи.

Джесс долго лежала на спине, уставив взгляд в темноту. Через проход от нее Бетт дышала все медленнее, все ровнее и наконец уснула.

— В чем дело? — изумленно спросила Лиззи. Даже сквозь туман похмелья она заметила: что-то неладно. И дело явно нешуточное. Бетт мотнула головой и допила свой кофе. От завтрака она отказалась, сказав, что ей нужно успеть на полуденный поезд.

Джесс встала рано, подмела полы и с угрюмой сосредоточенностью вымыла посуду и пепельницы. Теперь она сидела на другом конце стола, глядя в окно, за которым на дереве суетились дрозды. Самец и самка по очереди сторожили гнездо и улетали на промысел.

— Давай, Бетт, подброшу тебя на вокзал, — предложил Джеймс. — На обратном пути заеду за Соком.

Малыш провел ночь у няни, которая ухаживала за ним, когда Лиззи снималась в полицейском сериале.

Бетт устало согласилась. Сходила наверх и вернулась уже в пальто. Джесс и Лиззи проводили ее и Джеймса до машины.

— Может, все-таки останешься? — взмолилась Джесс. — Хотя бы до вечера.

И вдруг резко повернулась к Лиззи и ее мужу.

— Вы не могли бы оставить нас одних? Всего на минуту?

Они поспешно ретировались — должно быть, решили, что она спятила. Но ей более чем когда-либо хотелось доказать дочери свою любовь. Не может быть, чтобы она не откликнулась.

Бетт холодно взглянула на мать глазами Йена. Сухими и жесткими. Ее непреклонность помешала Джесс броситься к ней с объятиями.

— Мне нужно подумать. Просто побыть одной и подумать. У меня такое ощущение, словно я во второй раз потеряла Дэнни.

Джесс отступила. Ей пришло в голову: она всю жизнь чувствовала себя виноватой, а по-настоящему раскаиваться пришлось только сейчас. От вчерашнего оптимизма не осталось и следа.

— Ну ладно, — сказала она сквозь слезы. — Ладно. Только помни…

Хотелось сказать что-нибудь ободряющее, но нужные слова никак не шли на язык. Она помахала Джеймсу: все, мол, разговор окончен. Глаза застилали слезы.

В опустевшей кухне (куда только делись вчерашние ароматы, теперь здесь пахло хлоркой) Джесс трясущимися руками налила себе кофе. Лиззи взгромоздилась на край стола и жадно затянулась первой в этот день сигаретой.

— Выкладывай.

— Ну что ж. Ты хорошо сидишь?

— Не груби, тебе не идет.

Джесс отошла к окну и повернулась к ней спиной. Теперь в гнезде суетились оба дрозда — самец и самка.

За все время рассказа Лиззи ни разу не перебила. А когда Джесс отважилась обернуться, она увидела, что Лиззи сидит с широко открытым ртом, а глаза только чудом не вылезли из орбит.

— Я тебя не понимаю.

— Почему? Неужели так трудно представить себя на моем месте? Я страстно влюбилась в Тонио. У меня было такое чувство, словно я впервые дышу полной грудью. Впервые вижу невероятно голубое небо. Банально, не правда ли? Об этом поется в пошлых шлягерах и снимаются фильмы для воскресных показов. Но со мной это случилось. Я почувствовала себя живой, а до этого была чем-то вроде робота. Мне очень хотелось остаться с ним. Но он не попросил меня об этом. И потом, я была замужем, у меня была Бетт.

Лиззи наконец-то собралась с мыслями. На ее лице было написано сочувствие.

— Ошибаешься, я знаю, что такое страсть.

— Конечно, знаешь. И со мной это случилось. Я вернулась к Йену беременной. У меня была маленькая задержка, всего несколько дней, но я знала, что это ребенок Тонио. Я хотела этого ребенка больше всего на свете — и он родился. Он был мой. Мое оправдание, моя память.

— Вы переписывались?

Джесс немного замялась.

— Нет.

— Почему ты не поделилась со мной?

— Хотела, чтобы об этом никто не знал… пока Дэнни жив.

— И Йен тоже?

— Да.

— Я всегда считала, что он плохо с тобой обращается. Вечно где-то мотался, а когда возвращался домой, бывал не в духе. Я догадывалась, что у него и до Мишель были связи с женщинами.

— Не в том дело. Мы оба вступали в брак с лучшими намерениями: искренне обещали друг другу верность, и ответственность, и заботу. И мы старались все эти годы. Но у нас не получилось. Все с самого начала пошло не так. Нам вообще не следовало жениться. Правда, тогда не появилась бы Бетт…

— Это я виновата, — сокрушалась Лиззи. — Ляпнула насчет фотографии. Я думала, это какой-нибудь твой ухажер еще до замужества, и собиралась подразнить тебя — нечего разводить секреты. Если бы не я, правда не выплыла бы наружу.

Джесс окинула задумчивым взглядом кухонный шкаф с рядами чашек, кувшинов и бело-голубых тарелок, с цветными фотографиями Сока за стеклом — свидетельство счастливой семейной жизни. И произнесла медленно, словно для того, чтобы самой понять:

— Для Бетт так даже лучше. Нет больше источника беспричинной обиды.

— А как же Йен?

— Теперь, когда вы с Бетт знаете, придется открыть ему глаза. Не знаю, в какой форме. Но это мой долг, правда?

Лиззи покинула свой шесток и, подойдя к окну, обняла сестру. На Джесс пахнуло знакомым запахом духов и сигаретного дыма.

Глава 12

Джесс мучилась над письмом к Йену. Она начинала добрый десяток раз, но вновь и вновь рвала или комкала бумагу.

«Помнишь ли ты Тонио Форнази?

Скорее всего нет. С какой стати? Он был всего лишь полуирландцем-полуитальянцем, с которым мы давным-давно, в молодости, познакомились на отдыхе. Потом ты вернулся в Англию, тебя ждала работа, а мы с Бетт остались на море еще на три недели, до конца курортного сезона.