Мятный сон (СИ) - Пишу Яна

— Такси! — Санни, чуть не попав под колёса испуганному таксисту, залетала в салон автомобиля и, умоляя ехать быстрее, назвала адрес матери Николаса.

Как такое могло произойти? Может это всё-таки дебильная шутка или розыгрыш? Канадский розыгрыш! Может Николас захотел ей таким образом отомстить, разыграть за то, что она его избегала и ничего не писала? Если так, она даже не обидеться, она и грубого слова не скажет, просто обнимет и молвит: "Спасибо, что живой! Спасибо, что разыграл!"

Казалось, что время тянулось, как патока, противная приторная патока, а водитель, как глупый орех, увяз в этой патоке и не вез её быстрее к месту, где она узнает (надеяться, что узнает) счастливый ответ. Её тошнило, грудь сдавило от недавнего бега, а сердце неестественно быстро билось, выпрыгивая из горла.

— Можно быстрее, пожалуйста! — нервно произнесла Санни и открыла окно, которое также медленно опускалось, неприятно поскрипывая.

— Господи, да что ж за день, что за машина, что за бестолковый водитель?! — причитала Санни, к своему счастью не услышанная таксистом.

— Пять минут, мадам, и мы будем на месте! — хлоднокровно бросил мужчина, продолжая неспеша ехать согласно ограничениям скорости.

Вот она наконец возле дома, вот она уже у порога, за дверью слышны тихие аккуратные шаги, на мужские не похожи, вот один поворот ключа, второй, скрип, щёлк, стон железных петлей и робкое:

— Здравствуйте, вы к кому?

"Она? Не может быть? Как?!"

Санни, не веря своим глазам, опасливо молчала, но, прервав затянувшуюся паузу, неуверенно бросила шёпотом:

— Ольга?! Это вы?! Вы меня помните?!

Женщина всмотрелась в раскрасневшееся от жары лицо Санни и испугавшись, прикрыла рот.

— Я — Санни! Помните? Санни, — с трудом улыбнувшись, проговорила она.

— Санни?! Боже, неужели это ты?!

— Да, но как вы здесь оказались, я искала… — и тут мимолётная радость от встречи с мамой его первой любви сменилась, нет не сменилась, обрушилась в пропасть, накрылась волной осознания и горькой правды. Миллион ранее чужих друг другу пазлов в мгновение стали единым целым и представили ей не картину Айвазовского, а тот самый чёрный квадрат. Холодный, простой, незамысловатый квадрат, где есть черный цвет и никаких сложных линий, где нет ничего, что было бы не подвластно уму, ничего, что не смог бы воссоздать даже школьник младших классов. Неужели всё это время она была обманута и верила не глазам, не сердцу, а лживым словам? Неужели она так жестоко была лишена самого близкого и любимого ей человека?

— Не-е-ет, не может быть!

— Санни, я всё объясню, — протягивая руки к Санни, умоляюще сказала Ольга.

— Николас всё это время, он был жи-жи… — заикаясь, Санни начала испуганно отходить назад.

Когда она увидела очевидный ответ в глазах этой обманщицы, их разлучницы, Санни замерла и, спустя мгновение, закричала:

— Не-е-ет! — хватаясь руками за воздух, в котором не было опоры, она обессиленно рухнула на землю. — Не-е-ет!

— Санни! Санни, дорогая!

— Не трогайте меня. Где Николас? Где он?! — взревела женщина и, закрыв лицо, разрыдалась.

Ольга больше не могла сдерживать себя и, обняв Санни, заплакала, отчаянно, вместе с ней, в голос, моля её простить.

— Где он? Где похоронен? — она схватила за плечи плачущую Ольгу, затрясла её что есть силы.

— На кладбище "Оушен Вью".

Санни подняла руку в воздух, желая влепить ей пощёчину и не одну, а столько пощёчин, чтобы рука устала и она почувствовала хотя бы мизерную часть боли, с которой Санни жила и будет жить всю оставшуюся жизнь. Но что-то заставило её опустить руку и отпустить Ольгу. Единственное слово в голове было "Беги!". Она вскочила на ноги и побежала.

— К нему! К нему! — причитала она.

Только вот где он, куда бежать, где находится кладбище, она не знала, но Санни была уверена в своём направлении, будто что-то или кто-то вёл её, указывал путь. Сердце! Как же ныло сердце! Оно было где-то рядом с ним, где-то там под толщей земли. Они вместе были мертвы, только она умерла там, возле его дома, в руках Ольги, а он…Боже, если бы она только могла разделить с ним свою жизнь, если бы она только знала!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сколько она бежала минут, а может даже часов? Санни не замечала ни времени, ни пространства вокруг, лица и звуки, пропали, она оглохла, ослепла для жизни, перед её взором стоял лишь его образ с улыбкой и нежностью во взгляде. Неужели он всё это время был жив, он был рядом, он узнал её, но не сказал?! Почему не сказал?! Почему?! Она бежала и повторяла понятную лишь одной ей молитву, в которой ничего не заканчивалось "точкой". Кому она молилась? Богу? А может своему сердцу, которое, казалось живёт уже не для неё? Ей стало нестерпимо больно в груди и сильно затошнило. Она рухнула на колени у обочины трассы и вырвала остатки завтрака. Рвотные спазмы не давали ей встать ещё минут пять, но когда этот тошнотворный кошмар закончился, она поднялась на трясущиеся ноги, протёрла пыльной рукой рот, сплюнула горькую слюну и вновь побежала. Спустя каких-нибудь десять минут она вновь осела на землю, не имея сил даже идти, и принялась махать руками, надеясь, что кто-нибудь из водителей остановиться и отвезёт её к Николасу.

— К нему! К нему! — не прекращала повторять она.

Наконец рядом с ней затормозил огромный трак, она кое-как, не без труда, обессиленная забралась в кабину к водителю и умоляюще попросила его отвезти её к нему и именно к нему на кладбище. Водителем трака оказался пожилой мужчина, с пышными рыжими усами и гладко выбритой головой. Он ничего не сказал, лишь сочувственно кивнул головой, протянул ей салфетки с водой и незамедлительно тронулся с места.

***

Что происходит, когда человек умирает? Можно ли его вновь разбудить от смертного сна? Если да, то в силах ли это сделать любовь? И сколько должно быть той самой любви, чтобы воскресить человека? Ну, хотя бы теоретически? Джерри остановился позади Санни с гримасой боли, исказившей его лицо. Он не спешил подойти к ней и заговорить. Он слушал, испытывая страх в своем бессилии.

— Почему на кладбище так холодно и сыро? Почему? Николас, почему ушел и не сказал? Здесь так холодно, мне так холодно, а тебе холодно, Николас? Я хочу тебя согреть! Потерпи и я согрею.

На этих словах гром и молния осветили летнее сумрачное небо и в очередной раз дали понять, что дождь ещё не скоро кончится. Женщина же продолжала лежать на мокрой могиле Николаса. Её слезы давно смешались с облачными потоками вод, сорвавшихся стремительно и даже нагло с некогда ясного неба, волосы были спутанны, жёлтый комбинезон и лицо испачкано грязью, а под ногтями застрясла трава. Она устало рыла пальцами землю, проговаривая обещания обязательно согреть Николаса, её Николаса.

— Санни! — аккуратно присев рядом на корточки, Джерри опасливо дотронулся до её плеча. — Санни!

Она уставилась на него неморгающим, отстранённым взглядом, бормоча себе что-то под нос.

— Санни, дорогая, мне так жаль! Встань, пожалуйста, ты заболеешь.

Она отрицательно замотала головой и вновь скривилась от нестерпимой боли.

— Пойдем домой, Санни! Тебе нужно домой, дождь на улице, пойдём!

Джерри говорил совсем тихо, боясь её спугнуть, но она лишь сильнее замотала головой и обессиленно упав лбом о землю, принялась бить своими нежными кулачками могилу. Она била, била и била, не слыша своего истошного крика и мольбы вернуться, не бросать её. Она вновь впала в истерику и, когда её удары переместились на её собственную голову, Джерри не без труда схватил её руки, дал отрезвляющую пощёчину и резко притянул в объятия.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Как же ты узнала, Санни?! Мне так жаль!

Джерри прижимал её к себе всё сильнее, пока наконец она не перестала шевелиться. Её всхлипы становились тише, а звуки дыхания и вовсе пропадали. В какой-то момент она затихла и Джерри ослабил хватку. Он отодвинул её от себя и всмотрелся в распухшее и раскрасневшееся лицо.

— Мне так жаль, Санни! Так жаль!