Мишень для левши (сборник) - Игорь Джавадов

Эгль прыгнул вперед и нанес хлесткий удар справа. Пленник пригнулся, уклоняясь от летящего в голову огромного кулака, и ответил встречным левым, целясь в печень. Исландец подставил открытую ладонь. Поймав кулак юноши, он резко сжал пальцы. Хрустнули кости. Взвыв от боли, пленник пнул Эгля в колено. От неожиданности исландец ослабил хватку. Юноша отскочил назад и затряс кистью. Сверкнув глазами, Эгль перешел в атаку. Его руки рассекали воздух, как мечи, а хлесткие удары ног сотрясали защитные блоки юноши. Заметив, что противник ушел в глухую оборону, Эгль сделал ложный замах. Юноша прикрыл голову локтем. Эгль быстро присел на левой ноге и волчком повернулся на пятке. Его отставленная правая нога описала полукруг и ударила противника по щиколоткам. Юноша рухнул как подкошенный. Перекатившись через плечо, Эгль оказался верхом на противнике. Шумно вдыхая воздух, он сжимал кулак, пока не понял, что юноша оглушен падением.

Скоротечный рукопашный бой закончился так быстро, что Кари, вылезавший из фургона с картонным ящиком в руках, застыл, не успев поставить ящик на землю. Эгль поднялся и отряхнул песок с коленей. Заметив, что пленник пришел в себя, он схватил его за шиворот и рывком поставил его на ноги. Глядя прямо в черные с поволокой глаза юноши, исландец размеренно сказал:

– Меня зовут Эгль Гримс. Если ты не назовешь свое имя, то сейчас же умрешь.

– Меня зовут Гарун, – прохрипел юноша. – Гарун Алмазов. Я…

Потеряв к пленнику интерес, Эгль повернулся и направился к фургону, обойдя мужчину в очках, который пытался ему что-то сказать. Гарун вздохнул и поплелся вслед за исландцем. Эгль подошел к машине. Пнув ногой картонный ящик, отозвавшийся волнующим стеклянным звоном, он сердито спросил у замерших диверов:

– Ну, что, братья-славяне, опять дров наломали? Где академик? Кого мы будем заряжать в Баг Мэка? Вашего Распутина, который из Германии? Вам бы только водку жрать! Почему Лемеха не привезли, я спрашиваю?

– Легче, Эгль, чего ты так расшумелся, – проворчал Кари, поднимая опрокинувшийся ящик «Распутина из Германии». – Вон он твой Лемех. За тобой стоит, никуда не девается.

Исландец быстро обернулся. Мужчина, что стоял рядом, снял очки и виновато моргнул.

– Вы – Алексей Лемех? – смягчившись, спросил Эгль.

– Так точно, – ответил тот.

– Физик?

– Да.

– Академик?

– Нет.

– Почему?

– Потому что не избрали пока еще, – улыбнувшись, ответил Лемех.

– Так, интересно… А из какого вы года?

– Простите, не понял?

– Ну, какой сейчас год в вашей Вселенной?

– В моей Вселенной?

– Ну, на вашей Земле, какая разница! – рассердился Эгль.

– Год одна тысяча девятьсот семьдесят первый. Новой эры, разумеется. Простите великодушно, не могу понять, за что я задержан. Я, как говорится, не состоял, не участвовал…

– Зато я, кажется, начинаю понимать, – нахмурился Эгль. – Ну-ка, други, признавайтесь, за каким чертом вас занесло в семьдесят первый?

– Мы, это… – проблеял Белов. – Поспорили с Кариком немножко. Сначала все было по программе. Двинули в Москву восемьдесят шестого, вышли через Буду. На посту все свои были. Взяли уазик, по дороге встретили кое-кого. Кого-то приструнили, кому-то помогли, так, ничего особенного. Прибыли нормально, установили наблюдение. Решили брать академика возле дома. Сидим, ждем в засаде, а объект до дому не торопится.

– Ну и что? – спросил Эгль.

– Так ведь холодно ждать! – объяснил Белов.

– И голодно, – осторожно добавил Кари. – Позвонили на работу. Там сказали, что Лемех убыл в Питер на три дня. Что прикажешь делать? Ехать за объектом на колесах – надо машину менять, новую путевку оформлять. Посовещались, решили перепрыгнуть на четыре дня. Только не через Буду, а через Лосятник. А пока было время, зашли в ресторан, согреться немного, шашлычку поесть. После нашего пекла – да в российский мороз. Это вам не в Австралию съездить.

– Точно! – подтвердил Белов. – Вот мы взяли по шашлыку, посидели. Хорошо так сидим. А после третьей, э… порции, гарсон возьми и скажи, что в прошлой декаде продукт был лучше.

– Что был лучше? – недоверчиво спросил Эгль. – Шашлык?

– Конечно, – округлил глаза Белов. – Что же еще? Времени было навалом, Лосятник свободен. Вот мы и решили все сравнить, так сказать, в натуре. Двинули в семьдесят шестой на том же месте, показали красные корочки местному гарсону. Очень мило побеседовали. Гарсон, как на допросе, выложил, что лучший коньяк был у них до повышения. В году примерно семьдесят втором. Вот мы и махнули к истокам.

– Какого повышения? – рассердился Эгль. – Что ты несешь?

– Известно какого, – пожал плечами Кари. – Сразу видно, что ты, шеф, в Москве сто лет не был. Второго великого повышения цен на водку, коньяк и прочие услуги. Случилось оно как раз в начале семьдесят шестого. Двинули мы в семьдесят второй, и тут нас как громом осенило. Семьдесят шестой у них какой год был? Високосный, не так ли? А семьдесят второй, когда Лемех академиком сделался? Тоже високосный! Ну, Гримыч, догадался, в чем дело?

– Модальная развилка! – сверкнул глазами Эгль.

– Она самая, – радостно заорал Белов. – Мы сразу замерили дивергенцию и получили, что в семьдесят втором она только два процента, а в восемьдесят шестом – аж девяносто восемь! Теперь ты понимаешь, что Лемеха нельзя было брать в восемьдесят шестом году?

– Разумеется, – кивнул Эгль. – При такой дивергенции могло произойти все что угодно. Вплоть до падения кометы Хэлли… – Он вдруг замолчал, оглянувшись на обливающегося потом Лемеха.

– Теперь понятно, – Эгль понизил голос. – В его линии обрыв, потому что прототип не вернулся.

– Вот именно, – кивнул Кари. – Поэтому мы решили отпрыгнуть назад еще на год.

– Хорошо! – подвел черту Эгль. – Результат утверждаю. Ставьте машину в гараж, отдыхайте. Времени у нас мало. Лемеха я поведу к Баг Мэку. Профессор! Вас я попрошу следовать за мной.

– Простите, я ровным счетом ничего не понял, – развел руками Лемех. – Час назад после заседания кафедры я спокойно ехал к себе домой. На проспекте ко мне подошли эти двое, показали удостоверения сотрудников госбезопасности и предложили следовать за ними. Меня посадили в какой-то автофургон сталинских времен, вежливо пожали руку, после чего я заснул, куда-то привезли. И вот уже битых полчаса я поджариваюсь под вашим африканским солнцем и слушаю этот бред о «нырянии в дивергенцию». Надеюсь, мне объяснят, что здесь происходит?

– Разумеется, профессор, мы дадим вам исчерпывающие объяснения, – терпеливо сказал Эгль. – В любом случае, не стоит оставаться в этом пекле. Климат у нас жаркий, как вы верно заметили, хотя мы не в Африке. Мы вообще не на Земле.