Грешный - Шарлотта Физерстоун

— Его руки, возможно, могли бы исцелить вас, Джейн. Но мои руки способны пробудить в вас желание.

Мэтью снова прильнул к устам Джейн, он продвигался все глубже, словно заявляя на нее свои права. Неистово, будто пытаясь выпить возлюбленную до дна, Уоллингфорд занимался любовью с губами Джейн, а его руки бесстыдно блуждали по ее телу, одаривая ласками в таких местах, к которым никогда и никто прежде не прикасался.

Как это случилось? — оставалось гадать скромной серой мышке, которая, запустив руки в волосы желанного мужчины, притягивала его к себе все ближе.

— Джейн, впустите же меня, позвольте мне проникнуть в вас! — умолял Мэтью, дотрагиваясь до изгибов самого сокровенного участка ее тела и наслаждаясь влагой, которая скрывалась между ними. — Я хочу быть частью вас…

Услышав, как пуговицы с брюк Уоллингфорда посыпались на пол, Джейн вдруг пришла в себя и прервала поцелуй, с силой отпихнув его. Граф замер перед любимой, его лицо было не менее смущенным, чем ее. Очевидно, он был точно так же потрясен всем, что происходило между ними.

— Кто вы? — с мукой в голосе спросила Джейн. Ее глаза блестели от слез, в них читались боль, сожаление, страдание… Несчастная так страстно желала того, кто был Мэтью, но так же сильно боялась, что ее возлюбленного поглотит Уоллингфорд.

Граф по–прежнему стоял перед ней, он в отчаянии взъерошил волосы и зажмурился, пытаясь собраться: — Я не знаю, Джейн! Не знаю, кто я…

Глава 14

Мэтью чиркнул спичкой и зажег сигару, задумчиво наблюдая, как ее кончик становится красным. Прикрыв глаза, он настойчиво гнал от себя воспоминания об опустошенном, сломленном выражении лица Джейн. Мэтью старался не думать об этом, но не мог. Выходит, он уже причинил Джейн боль.

Любимая убежала от Уоллингфорда, и он даже не пытался остановить ее, не понесся следом. Их взаимное влечение, вся эта странная связь казались делом безнадежным, и все же граф никак не мог выкинуть из головы эту робкую медсестру.

Поднеся сигару ко рту, Уоллингфорд откинул голову на спинку кровати и выдохнул длинную ровную струйку серого дыма. Облик Джейн, ее бледного тела и соблазнительных форм снова и снова возникал в сознании графа, и он смаковал эти восхитительные воспоминания, продолжая выдыхать табачный дым.

И как это вышло, что всего за один день их отношения приняли новый оборот? Джейн скрывалась от графа на протяжении нескольких недель, а потом возникла совсем рядом и сейчас спит, отделенная от него всего тремя дверями.

Джейн оказалась совсем не той женщиной, о которой грезил Мэтью. Утром, обнаружив, кто скрывается под унылой маской мисс Рэнкин, он был разочарован, но отныне это уже не имело значения. Мэтью хотел узнать Джейн, бросить тот самый едва уловимый взгляд в ее душу, что — он был убежден в этом — возлюбленная не позволяла доселе никому. Определенно, ни одному мужчине на свете.

— Кого вы хотите? — спрашивала Джейн.

Тогда Мэтью еще не знал, что ей ответить, но сейчас он наконец–то определился. И обязательно бы объяснил:

— Вас, Джейн. Только вас.

Джейн… Такая скромная, такая восхитительная, такая красивая… Уоллингфорд потянулся за очками, которые остались лежать перед ним на столе. Он провел большим пальцем по тонкой серебристой оправе, все еще хранившей ее присутствие.

Мэтью с тоской вспоминал, как он снял с Джейн эти очки, увидев ее прекрасные глаза, — это была исключительная, необыкновенная, самая эротическая вещь, которую он когда–либо делал в своей жизни. Этим невинным жестом он будто обнажал ее тело, раскрывал ее душу… Глаза любимой… В их глубине он отчетливо видел страсть и муку.

Джейн не была заурядной и некрасивой, о нет! Сегодня Мэтью наконец–то хорошенько разглядел ее — и увидел восхитительное, очаровательное создание. Мало того: он почувствовал, что эта редкостная драгоценность должна принадлежать ему. Как же Уоллингфорд желал, чтобы Джейн была только его! Но одновременно граф не мог допустить, чтобы любимая подумала, что владеет им целиком и полностью, что между ними возможно что–то длительное. Но стоило представить Джейн с другим… Мэтью вспомнил о руке Инглбрайта, лежащей на колене медсестры, жадном взгляде доктора, который то и дело задерживался на ее груди…

Член в брюках графа моментально стал твердым, стоило ему вспомнить о соблазнительной Джейн. Как бы Уоллингфорд хотел, чтобы его рука, а не рука Инглбрайта касалась ее колена! Сейчас, думая о Джейн, Мэтью не мог устоять перед желанием касаться себя, потакать своим похотливым желаниям, представляя возлюбленную рядом. В этот момент граф хотел скользнуть рукой вниз, между своих бедер, и бесстыдно дотрагиваться до своей плоти, думая, что к ней прикасается Джейн.

Разумеется, Уоллингфорд не мог этого допустить. Подобные игры разрушали, уничтожали его — и повинна в этом была его таинственная партнерша из далекого прошлого. Мэтью просто не мог выносить этих прикосновений, поглаживаний, ласк. Они заставляли Уоллингфорда чувствовать себя грязным, грешным, опозоренным. Но с абсентом…

С абсентом граф мог позволить себе все. Возможно мог. Тогда, в больнице, действие эфира помогло ему забыть об отвращении, которое доставляли ему подобные прикосновения. К тому же это были руки Джейн. Они умели доставлять истинное блаженство!

Пальцы Мэтью невольно опустились на пояс его брюк. Быстро справившись с пуговицами, он скользнул в ширинку, нащупал пульсирующую головку своего члена и принялся поглаживать его. Достоинство Мэтью было твердым. Он хотел, чтобы его трогали там, чтобы чей–то рот занимался любовью с его внушительных размеров пенисом. Он мечтал, чтобы это был рот Джейн.

Мэтью стонал, водя рукой по своему огромному стержню — не так грубо и быстро, как это делала соблазнительница из далекого прошлого, а мягко, неторопливо. Выплюнув изо рта сигару, Уоллингфорд прислонился к спинке кровати, наблюдая за своей рукой, сжимавшей член. Он разрешил себе ощутить удовольствие, отбросив чувство вины, которое с давних пор было постоянным спутником физического наслаждения.

Мэтью представлял Джейн, ее рыжие волосы, ярко пылающие в свете камина. Граф грезил о том, как обнаженная красавица мягко скользнет между его бедер, как он протянет ей свое главное достоинство. Она прильнет к этому твердому стволу губами и будет любить его — любить не тело, а самого Мэтью.

Да, это было именно то, чего он так страстно желал: Джейн, прильнувшая к его пенису, расточающая свои неторопливые ласки. Мэтью скользнул бы руками в ее красного оттенка волосы, он бы блаженствовал, наблюдая, как эти восхитительные локоны струятся по его бедрам, слушая звук ее острого язычка…