Путь Крови (СИ) - Михаил Павлович Игнатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дать основу для подозрений в том, что я до сих пор способен создавать техники меча? Зачем? К чему?
Я поэтому даже меч не повесил на пояс, хотя уж в чём, в чём, а в деле простого махания сталью я лучше девяносто восьми старших воинов из ста.
Всё равно это ни к чему. Лишние вопросы. А вот кинжал не меч, к нему вопросов будет гораздо меньше.
Сейчас, лицом к лицу с реольцем стало понятно, почему я не заметил его сам — узор Предка на щеке замазан чем-то чёрным, чтобы не выдать хозяина в темноте. Правда, ему это не помогло.
Убедившись, что сердце остановилось, я вытащил кинжал из раны, осторожно и старательно прислонил мертвеца к стволу, заботясь, чтобы он не свалился. Тише нужно, тише. Чем позже меня заметят, тем лучше и тем проще. Не знаю уж что насчёт полутора десятков гаэкудж и двух тысяч солдат, но полторы сотни солдат тени уже насчитали, а это серьёзно. Да, я Денудо, да, я Оскуридо, но я не настолько самоуверенный тип, чтобы надеяться убить всех этих реольцев в лоб.
Соскользнул на землю, кляня про себя Вира. Ладно Закий, он дал самое простое и то, что нужно обычному адепту, которого король требует под своё знамя для защиты простых солдат. Но Вир! Если уж решил делать из меня убийцу, то не нужно ли начать с особых техник?
— Пятнадцать шагов вперёд и чуть вправо, до тех валунов, господин. К ним сейчас подойдёт патруль из двух солдат.
Я кивнул и шагнул к валунам.
Вот взять ту попытку убить меня, которую провернули в подземелье Кузни Крови. Там стража даже не заметила, что мимо них кто-то проскользнул. Причём проскользнул дважды: сначала внутрь, затем наружу. Листен, при всех своих знаниях, даже не слышал о такой технике.
А тот случай, когда адепт из Великого дома Миус воткнул в меня нож с исаром Ребела на клинке?
Он мало того что тоже был временами невидим, так я ещё и не слышал, как он подобрался ко мне.
Вот сейчас, в ночном лесу, пытаясь в одиночку уничтожить лагерь реольцев, как бы пригодились мне эти две техники.
Но нет. Иди, Лиал, и пройди мой экзамен с тем, что у тебя есть. Чтобы его Безымянный по ночам навещал, этого Вира.
— Три шага, два шага…
Ариос замолчал. В словах уже не было нужды. Два реольца появились из-за валуна, скрываясь от глаз, что могли следить за ними от палатки, увидели меня и…
И умерли. Воздушный хлыст обезглавил их.
Я скользнул взглядом по их поясам. Жетона нет. Не то чтобы я рассчитывал, будто гаэкуджа вместо ночного отдыха будут сами обходить посты, но а вдруг? Вдруг даже тени не заметили лишнего жетона, скрытого в складках ханбока?
— Два десятка шагов до… палатки.
Я выглянул из-за валунов и кивнул. Вижу.
— Трое спят, один драит котёл. Спящие левей, господин.
Я шагнул направо, к кромке озера. Спящие позже.
У ноги змеился воздушный хлыст. Отличная, послушная моей воле техника, к тому же — невидимая в темноте.
Берег густо зарос тростником, но реольцы вытоптали его, сделали удобный спуск к воде, кое-где поработав лопатами. Внизу, у кромки воды монотонно шуршал песком реолец.
Десять шагов, девять, восемь, семь, шесть…
Реолец, не прерывая своего занятия, буркнул:
— Чего не спится?
Я даже замер на миг, а затем опомнился, сделал ещё шаг и стегнул хлыстом.
Неясно за кого он меня принял, но какая разница? Явно не за чужого.
Обратно, наверх по берегу, к палатке.
Хотя какая это палатка, Ариос? Это скорее просто тканевый навес с одной стеной, не более. От дождя и ветра.
Пальцы сложились в печати, губы шевельнулись, почти беззвучно выдыхая:
— Исит ватум.
Каждого из реольцев пронзило не меньше, чем десятком шипов, но один из них всё равно вскинулся, рванулся, хрипя и не желая умирать. Я быстро шагнул ему навстречу, пнул в грудь, опрокидывая обратно на шипы и удваивая его раны.
Этого хватило.
Я замер прислушиваясь. Моё колотящееся сердце слышно, шума от соседнего, уже едва тлеющего в темноте костра — нет.
Чтоб этого Вира Ребел не навещал, а к себе прибрал. Шипы забрали впятеро больше сил, чем хлыст, а даже троих не сумели убить. Мне что, ещё больше сил в них вливать?
Я ещё раз выругался себе под нос и двинул прочь. К следующему навесу. Реольцы слишком беспечны. Сюда бы в леса пару сотен умелых воинов или вполовину трудно убиваемых Кровавых и они бы живо вспомнили, что ставить лагерь просто в лесу, без стены, разбредаясь кто куда вдоль воды — самоубийственная затея.
Ничего, сегодня я вместо Кровавых пришёл к ним в гости.
Так я и двигался от одного навеса к другому, от одной кучки спящих, к другой. Всё же Ограк был прав, когда советовал мне не трогать внешнее кольцо охраны, а как можно незаметней пробраться сразу к берегу озера. Охрана ещё даже не знает, что полсотни тех, кого они охраняют — уже мертвы.
Но нужно торопиться, скоро это неведение закончится.
Я сорвал с мертвеца жетон, прицепил на свой пояс. Третий жетон здесь. Всего третий.
Даже не хочу спрашивать у Ариоса, сколько ещё они нашли, продвинувшись вместе со мной вглубь лагеря. Не хочу ни радоваться, ни разочаровываться раньше времени.
— Господин, сюда идёт реолец. Один. По виду старший воин.
Внутренний патруль? Проверяющий, не спят ли посты?
Неважно.
Я выскользнул из-под навеса, ухватил с края кострища золы, растёр её по щеке, повторяя то, что видел совсем недавно, выпрямился и неспешно двинулся навстречу гостю. Ночью все ханбоки и волосы на один цвет.
Ограк тут же оказался рядом. С советом.
— Господин. Расслабьтесь, не ставьте так осторожно ногу, словно вы чужак в сердце вражеского лагеря. Шагайте обычно, даже небрежно. Можете даже чуть покачиваться, словно вы набрались вина.
Я выдохнул и постарался последовать мудро выглядящему совету.
Кажется, вышло неплохо, потому как идущий навстречу ускорил шаг, зло прошипел:
— Да ты страх потерял, солдат. В таком виде выйти ко мне⁈ Сгною… Замер, доложил имя!
Я послушно остановился, честно представился:
— Лиал.
— Какой ещё нахрен, Лиал? Из какого десятка? Кто командир? Представился полностью, пьянь!
Слушая дико бьющееся сердце, глядя, как сокращаются между нами шаги, я пожал плечами:
— Нет у меня десятка, а командиром сейчас Вир.
— Какой ещё…
Хлыст свистнул, рассекая воздух и…
Реолец схватился за шею, отшатнулся, но вместо того чтобы рухнуть, заливая дёрн кровью из распоротого горла, заорал:
— Тревога!